О «Балтийском доме» в Петербурге говорят, что это больше, чем театр. И это справедливо – помимо репертуарных спектаклей здесь проводят масштабные фестивали и ставят многочисленные театральные эксперименты. 9 апреля Генеральному директору Театра-фестиваля «Балтийский дом» Сергею Григорьевичу Шубу исполнилось 75 лет. 28 из них он руководит театром. Перед юбилеем «Театрал» поговорил с Сергеем Григорьевичем о том, чем сейчас живет театр, и как все начиналось.
– Сергей Григорьевич, вы помните день, когда впервые пришли в этот театр?
– Впервые я пришел сюда студентом театрального института на спектакль «Три мушкетёра», который поставил Геннадий Михайлович Опорков. Это было в начале семидесятых годов. «Ленком» тогда уже был весьма популярен, и спектакли Опоркова шли с большим успехом. Мое первое знакомство с театром оказалось судьбоносным. Именно Геннадий Михайлович спустя несколько лет пригласит меня на работу.
– Спектакль «Три мушкетёра» вам понравился?
– Да. Он был озорной, яркий, и в то же время такой, как говорится, с провокативными намеками. Как и многие спектакли, созданные большими мастерами в то время, он говорил Эзоповым языком о самом главном, и это было понятно многим.
– Сердце тогда не ёкнуло?
– Нет. У меня была насыщенная жизнь, я работал на Ленинградском телевидении в огромной редакции, делал сюжеты, вел программы «Рампа» и «Театральные знакомые», благодаря которым лично познакомился со всем театральным Петербургом. Но тогда мыслей о театре не возникало. Я целиком был погружен в телевизионный мир.
– Телевизионная журналистика и работа в театре – совершенно разные занятия. Журналист отвечает только за себя, а директор театра – за огромный коллектив. Это ж ментальность другая. В какой момент у вас произошла трансформация из человека, который руководит собой, в человека, который способен принимать решения?
– Постепенно, шаг за шагом. Когда на телевидении и в городе воцарилась мрачная атмосфера: из Ленинграда уехали Сергей Юрский и Аркадий Райкин, стали закрывать спектакли Георгия Александровича Товстоногова, нельзя было появляться в кадре с бородой или в кожаном пиджаке, а я практически всю жизнь с бородой (мне кажется, что я с ней родился), в общем, когда совсем стало невмоготу, и Опорков пригласил меня в театр возглавить литературную часть, я с удовольствием согласился. Здесь я начал постигать законы работы с драматургией и с драматургами. Потом, после смерти Геннадия Михайловича, я совсем немного поработал в театре «На Литейном», а затем в Театре им. Ленсовета, где был заместителем директора по творческим вопросам – там мной уже принимались первые управленческие решения под бдительным оком Игоря Петровича Владимирова. Снова в эти стены (Театр им. Ленинского комсомола. – «Т») я вернулся в 1990 году. Тогда театр возглавлял Вячеслав Гвоздков, здесь служили хорошие артисты – Аня Самохина, Витя Степанов, и шли интересные спектакли – «Мастер-класс» по пьесе Д. Поунелла, «Браво, Венеция!» по пьесе Галина «Группа».
Но в итоге Гвоздков уехал в Самару, руководить драматическим театром. Он был не только хорошим режиссером, но и человеком с коммерческой хваткой. Фестиваль «Балтийский дом» – это его идея. Со временем фестиваль разросся, появился фонд «Балтийский фестивальный центр».
– А тогда был еще театр «Ленком»…
– Я пришел в 1990 году и буквально сразу мы сменили название. Сама идея назвать театр «Балтийским домом» принадлежала Гвоздкову. Какой уж там «Ленком», когда вовсю шла Перестройка? Фестиваль мы начинали делать с нуля. Я помню один из первых фестивалей, когда приезжие участники жили по квартирам наших артистов – денег вообще не было. И так шаг за шагом. Первая моя команда сложилась в фестивальном центре. Это фонд, с которым мы продолжаем сотрудничать и сейчас при проведении фестиваля. Я в нем уже не работаю, но опыт остался. У меня там были очень хорошие учителя и ученики.
Когда в 1996 году мне предложили стать директором театра, где, к сожалению, дела шли неважно, я опрометчиво согласился. Потому что, если бы я не принял предложение, могли закрыть фестиваль. Предыдущий директор постоянно вставлял нам палки в колеса. В тот момент для меня приоритетным был фестиваль – зачем мне этот театр со всеми проблемами, склоками, пустыми залами?...
– Получается, вы в нагрузку театр получили?
– В нагрузку, да. Но первое, что я сделал в театре – отремонтировал туалеты. Таким был мой первый «творческий» вклад в театр. А потом началась длинная жизнь.
В то время Володя Тыкке был главным режиссером театра, и всегда деликатно вел себя по отношению к фестивальной деятельности, нисколько не ревновал, только всячески поддерживал. Он был очень порядочным человеком… К сожалению, рано ушел из жизни.
И вот я уже 28 лет – директор. Главное для меня – это команда, которая сегодня практически универсальная. Мы все работаем здесь уже очень много лет: Марина Беляева, художественный директор; мои заместители Мария Костина и Ирина Якушева, обе тут со студенческих лет – это основной костяк. За эти годы я полюбил театр не только как зритель, но и как директор. Я полюбил артистов – мне нравится, когда у всех работников театра достойные зарплаты, когда наши спектакли собирают аншлаги, когда о театре говорят…
– «Балтийский дом» – уникальный театр. Совмещает две модели: привычную, театр-дом и современную, театр-больше-чем-театр, то есть является местом, где проходит много фестивалей и каждый раз какая-то «движуха». Это тоже складывалось постепенно? Или это всё ваша любовь к фестивалям?
– Не буду скромничать, любое творческое учреждение является отражением его руководителя. Конечно, это моё детище и я его воспитал таким, каким хотел видеть. Когда я сюда пришел, сразу понял, что такое огромное здание не «надышать» одной труппой. Поэтому практически сразу появились Андрей Могучий с «Формальным театром» (с которым мы делали разные фестивали, один из самых ярких – «Колобок» с Сергеем Курёхиным). Потом появился Виктор Крамер с «Фарсами», которого я знал по театру им. Ленсовета. Затем появился Руслан Кудашов и театр «Потудань».
– И Праудин!
– Ну, про Праудина я не буду лукавить, его нам, как говорится, внедрили, когда он ушел из ТЮЗа им. Брянцева. Сказали – это вам обременение. Дали ставки, потому что с ним ушли 12 артистов. Его Экспериментальная сцена – абсолютно другая структура, другой мир этический и эстетический. Я очень рад, что в итоге и у меня, и у него хватило терпения.
Сейчас в «Балтийском доме» есть проект «Экспериментальная сцена ПЛЮС», где ставят молодые режиссеры, в том числе и ученики Праудина. Спектакли «Записки из мертвого дома», «Старик и море», «Шатуны» – это новое поколение режиссеров-экспериментаторов.
Если быть честным, то мне, как зрителю, далеко не всегда нравится то, что происходит в экспериментальном пространстве. Более того, в нашем театре и на Большой сцене есть спектакли, которые не совсем в моем вкусе, но у них есть своя публика, и поэтому пусть будут разные постановки – главное, чтобы это было на хорошем художественном уровне. Одним словом, всё в дом.
– Зрители «Балтийского дома» – очень разные люди. Есть же такое выражение: у этого театра есть свой зритель… и ты уже примерно понимаешь портрет. Например, зритель Молодежного театра на Фонтанке, зритель Мастерской. А в «Балтийском доме» очень разный зритель, единого портрета не рисуется…
– Я сам удивляюсь. У нас одновременно на четырех этажах идут совершенно разные спектакли. Разные театральные эстетики. Наверху могут быть «Шатуны» (режиссер Роман Муромцев) или «Саша, привет!» (постановка Анатолия Праудина), на Малой сцене «Рок-н-ролл на закате» с великой Татьяной Львовной Пилецкой или «Счастье моё» по пьесе Червинского. На Большой сцене в этот же вечер могут идти «Хроники Раздолбая», или «Девчата», или «Покровские ворота». Принято считать, что у театра должен быть один художественный лидер, один главный режиссер, который определяет театральный язык. Единоверие, в общем. Наша труппа может и готова работать с любым режиссером. Такие «политеисты», которые на время обращаются в любую веру. Они органично чувствуют себя и в «Живых картинах блокады» режиссера Игоря Коняева, и в «Палате №6» Анатолия Праудина, и в комедии «НеПлохие парни» Дмитрия Петруня.
В нашем театре замечательная труппа. И главное ее достоинство – это даже не творческий уровень, хотя он очень высокий, а то, что нет актерских интриг и зависти. Они все очень порядочные люди. То же самое я могу сказать о постановочной части, которой горжусь даже больше, чем артистами. Все цеха у нас возглавляет молодежь. В нашем театре все построено на любви...
– Мне очень нравится, как вы часто повторяете, что моя страна – это театр. Здесь очень глубокий смысл. Вам важно, что здесь происходит. Есть такое мудрое высказывание: «если хочешь жить в гармонии, создай эту гармонию внутри себя и тогда окружение тоже станет гармоничным». То есть ты не сидишь и сетуешь на то, что кто-то и что-то мешает жить, а ты занимаешься своим делом.
– Театр – та территория, за которую я отвечаю. Конечно, мы должны понимать, что происходит вокруг, как-то соответствовать, но то, что формируется здесь – психологическая и творческая атмосфера, некие этические критерии – за это я могу отвечать.
– Про нелюбимые спектакли вы сказали. А какие у вас спектакли-любимчики?
– Вот последняя премьера – спектакль-концерт «Сны белых ночей» режиссера Александра Исакова. Очень люблю «Волки и овцы», постановка Анджея Бубеня – это театр, который я еще помню: где есть сверхзадача, сквозное действие, современное прочтение пьесы. Люблю «Лерку» Андрея Прикотенко, «Душечку» Александры Мамкаевой. Я люблю театр, где есть актёры.
– Что вас вдохновляет на работу и жизнь?
– Моя семья, моя жена. Шпиц Шаня (смеется). Дочь Маша говорит, что больше всех из нас он любит Шаню.
– Если бы была возможность обратиться к себе 20-летнему, что бы вы сказали?
– Всё будет хорошо! Идем правильной дорогой.
– Спектакль мечты – любое произведение и любой режиссер.
– Это невозможно, но я бы хотел, чтобы Эймунтас Някрошюс поставил «Котлован» Андрея Платонова.
– Сергей Григорьевич, вы помните день, когда впервые пришли в этот театр?
– Впервые я пришел сюда студентом театрального института на спектакль «Три мушкетёра», который поставил Геннадий Михайлович Опорков. Это было в начале семидесятых годов. «Ленком» тогда уже был весьма популярен, и спектакли Опоркова шли с большим успехом. Мое первое знакомство с театром оказалось судьбоносным. Именно Геннадий Михайлович спустя несколько лет пригласит меня на работу.
– Спектакль «Три мушкетёра» вам понравился?
– Да. Он был озорной, яркий, и в то же время такой, как говорится, с провокативными намеками. Как и многие спектакли, созданные большими мастерами в то время, он говорил Эзоповым языком о самом главном, и это было понятно многим.
– Сердце тогда не ёкнуло?
– Нет. У меня была насыщенная жизнь, я работал на Ленинградском телевидении в огромной редакции, делал сюжеты, вел программы «Рампа» и «Театральные знакомые», благодаря которым лично познакомился со всем театральным Петербургом. Но тогда мыслей о театре не возникало. Я целиком был погружен в телевизионный мир.
– Телевизионная журналистика и работа в театре – совершенно разные занятия. Журналист отвечает только за себя, а директор театра – за огромный коллектив. Это ж ментальность другая. В какой момент у вас произошла трансформация из человека, который руководит собой, в человека, который способен принимать решения?
– Постепенно, шаг за шагом. Когда на телевидении и в городе воцарилась мрачная атмосфера: из Ленинграда уехали Сергей Юрский и Аркадий Райкин, стали закрывать спектакли Георгия Александровича Товстоногова, нельзя было появляться в кадре с бородой или в кожаном пиджаке, а я практически всю жизнь с бородой (мне кажется, что я с ней родился), в общем, когда совсем стало невмоготу, и Опорков пригласил меня в театр возглавить литературную часть, я с удовольствием согласился. Здесь я начал постигать законы работы с драматургией и с драматургами. Потом, после смерти Геннадия Михайловича, я совсем немного поработал в театре «На Литейном», а затем в Театре им. Ленсовета, где был заместителем директора по творческим вопросам – там мной уже принимались первые управленческие решения под бдительным оком Игоря Петровича Владимирова. Снова в эти стены (Театр им. Ленинского комсомола. – «Т») я вернулся в 1990 году. Тогда театр возглавлял Вячеслав Гвоздков, здесь служили хорошие артисты – Аня Самохина, Витя Степанов, и шли интересные спектакли – «Мастер-класс» по пьесе Д. Поунелла, «Браво, Венеция!» по пьесе Галина «Группа».
Но в итоге Гвоздков уехал в Самару, руководить драматическим театром. Он был не только хорошим режиссером, но и человеком с коммерческой хваткой. Фестиваль «Балтийский дом» – это его идея. Со временем фестиваль разросся, появился фонд «Балтийский фестивальный центр».
– А тогда был еще театр «Ленком»…
– Я пришел в 1990 году и буквально сразу мы сменили название. Сама идея назвать театр «Балтийским домом» принадлежала Гвоздкову. Какой уж там «Ленком», когда вовсю шла Перестройка? Фестиваль мы начинали делать с нуля. Я помню один из первых фестивалей, когда приезжие участники жили по квартирам наших артистов – денег вообще не было. И так шаг за шагом. Первая моя команда сложилась в фестивальном центре. Это фонд, с которым мы продолжаем сотрудничать и сейчас при проведении фестиваля. Я в нем уже не работаю, но опыт остался. У меня там были очень хорошие учителя и ученики.
Когда в 1996 году мне предложили стать директором театра, где, к сожалению, дела шли неважно, я опрометчиво согласился. Потому что, если бы я не принял предложение, могли закрыть фестиваль. Предыдущий директор постоянно вставлял нам палки в колеса. В тот момент для меня приоритетным был фестиваль – зачем мне этот театр со всеми проблемами, склоками, пустыми залами?...
– Получается, вы в нагрузку театр получили?
– В нагрузку, да. Но первое, что я сделал в театре – отремонтировал туалеты. Таким был мой первый «творческий» вклад в театр. А потом началась длинная жизнь.
В то время Володя Тыкке был главным режиссером театра, и всегда деликатно вел себя по отношению к фестивальной деятельности, нисколько не ревновал, только всячески поддерживал. Он был очень порядочным человеком… К сожалению, рано ушел из жизни.
И вот я уже 28 лет – директор. Главное для меня – это команда, которая сегодня практически универсальная. Мы все работаем здесь уже очень много лет: Марина Беляева, художественный директор; мои заместители Мария Костина и Ирина Якушева, обе тут со студенческих лет – это основной костяк. За эти годы я полюбил театр не только как зритель, но и как директор. Я полюбил артистов – мне нравится, когда у всех работников театра достойные зарплаты, когда наши спектакли собирают аншлаги, когда о театре говорят…
– «Балтийский дом» – уникальный театр. Совмещает две модели: привычную, театр-дом и современную, театр-больше-чем-театр, то есть является местом, где проходит много фестивалей и каждый раз какая-то «движуха». Это тоже складывалось постепенно? Или это всё ваша любовь к фестивалям?
– Не буду скромничать, любое творческое учреждение является отражением его руководителя. Конечно, это моё детище и я его воспитал таким, каким хотел видеть. Когда я сюда пришел, сразу понял, что такое огромное здание не «надышать» одной труппой. Поэтому практически сразу появились Андрей Могучий с «Формальным театром» (с которым мы делали разные фестивали, один из самых ярких – «Колобок» с Сергеем Курёхиным). Потом появился Виктор Крамер с «Фарсами», которого я знал по театру им. Ленсовета. Затем появился Руслан Кудашов и театр «Потудань».
– И Праудин!
– Ну, про Праудина я не буду лукавить, его нам, как говорится, внедрили, когда он ушел из ТЮЗа им. Брянцева. Сказали – это вам обременение. Дали ставки, потому что с ним ушли 12 артистов. Его Экспериментальная сцена – абсолютно другая структура, другой мир этический и эстетический. Я очень рад, что в итоге и у меня, и у него хватило терпения.
Сейчас в «Балтийском доме» есть проект «Экспериментальная сцена ПЛЮС», где ставят молодые режиссеры, в том числе и ученики Праудина. Спектакли «Записки из мертвого дома», «Старик и море», «Шатуны» – это новое поколение режиссеров-экспериментаторов.
Если быть честным, то мне, как зрителю, далеко не всегда нравится то, что происходит в экспериментальном пространстве. Более того, в нашем театре и на Большой сцене есть спектакли, которые не совсем в моем вкусе, но у них есть своя публика, и поэтому пусть будут разные постановки – главное, чтобы это было на хорошем художественном уровне. Одним словом, всё в дом.
– Зрители «Балтийского дома» – очень разные люди. Есть же такое выражение: у этого театра есть свой зритель… и ты уже примерно понимаешь портрет. Например, зритель Молодежного театра на Фонтанке, зритель Мастерской. А в «Балтийском доме» очень разный зритель, единого портрета не рисуется…
– Я сам удивляюсь. У нас одновременно на четырех этажах идут совершенно разные спектакли. Разные театральные эстетики. Наверху могут быть «Шатуны» (режиссер Роман Муромцев) или «Саша, привет!» (постановка Анатолия Праудина), на Малой сцене «Рок-н-ролл на закате» с великой Татьяной Львовной Пилецкой или «Счастье моё» по пьесе Червинского. На Большой сцене в этот же вечер могут идти «Хроники Раздолбая», или «Девчата», или «Покровские ворота». Принято считать, что у театра должен быть один художественный лидер, один главный режиссер, который определяет театральный язык. Единоверие, в общем. Наша труппа может и готова работать с любым режиссером. Такие «политеисты», которые на время обращаются в любую веру. Они органично чувствуют себя и в «Живых картинах блокады» режиссера Игоря Коняева, и в «Палате №6» Анатолия Праудина, и в комедии «НеПлохие парни» Дмитрия Петруня.
В нашем театре замечательная труппа. И главное ее достоинство – это даже не творческий уровень, хотя он очень высокий, а то, что нет актерских интриг и зависти. Они все очень порядочные люди. То же самое я могу сказать о постановочной части, которой горжусь даже больше, чем артистами. Все цеха у нас возглавляет молодежь. В нашем театре все построено на любви...
– Мне очень нравится, как вы часто повторяете, что моя страна – это театр. Здесь очень глубокий смысл. Вам важно, что здесь происходит. Есть такое мудрое высказывание: «если хочешь жить в гармонии, создай эту гармонию внутри себя и тогда окружение тоже станет гармоничным». То есть ты не сидишь и сетуешь на то, что кто-то и что-то мешает жить, а ты занимаешься своим делом.
– Театр – та территория, за которую я отвечаю. Конечно, мы должны понимать, что происходит вокруг, как-то соответствовать, но то, что формируется здесь – психологическая и творческая атмосфера, некие этические критерии – за это я могу отвечать.
– Про нелюбимые спектакли вы сказали. А какие у вас спектакли-любимчики?
– Вот последняя премьера – спектакль-концерт «Сны белых ночей» режиссера Александра Исакова. Очень люблю «Волки и овцы», постановка Анджея Бубеня – это театр, который я еще помню: где есть сверхзадача, сквозное действие, современное прочтение пьесы. Люблю «Лерку» Андрея Прикотенко, «Душечку» Александры Мамкаевой. Я люблю театр, где есть актёры.
– Что вас вдохновляет на работу и жизнь?
– Моя семья, моя жена. Шпиц Шаня (смеется). Дочь Маша говорит, что больше всех из нас он любит Шаню.
– Если бы была возможность обратиться к себе 20-летнему, что бы вы сказали?
– Всё будет хорошо! Идем правильной дорогой.
– Спектакль мечты – любое произведение и любой режиссер.
– Это невозможно, но я бы хотел, чтобы Эймунтас Някрошюс поставил «Котлован» Андрея Платонова.
