– Валерий, «Последнего коммуниста» вы написали в 1999 году, но смотришь спектакль и удивляешься: с годами произведение не утратило своей актуальности…
– Для меня и самого это стало удивлением. Я ведь когда работал над повестью, больше всего боялся опоздать. Времена были полны надежд и казалось, что вот-вот вынесут Ленина из мавзолея, а над компартией состоится народный суд.
Но жизнь показала другое. Оказывается, торопился я напрасно. Наследие советского прошлого, наше желание жить, как в прежние времена, никуда не исчезло. И сегодня вновь раздаются возгласы: дайте нам идеологию, верните цензуру, поставьте памятник Сталину… Примеров тысячи! Я, например, не понимаю, как можно было в девяностые годы принять советский гимн. Пусть в нем изменились строчки и добавлены слова про бога – суть от этого не меняется. Это тот самый гимн, который звучал во время репрессий.
– Абсурда у нас предостаточно…
– А главное, что разруха в головах приобрела характер катастрофический. Люди не знают, во что им верить. И потому на одной улице открывают памятник советскому вождю, а на соседней строят храм… Нет общих идей и смыслов.
– Вы не задумывались, почему из одной эпохи в другую мы наступаем на одни и те же грабли?
– Думаю об этом постоянно. Причин много, но одна из них в том, что рушится самое главное человеческое чудо – семья. Люди все реже собираются за общим столом, перестали обсуждать насущные проблемы. Каждый словно сам по себе. И потому идеалы порой черпаются в прошлом.
Кстати, когда первую часть моей повести опубликовал журнал «Новый мир», ко мне пришел Кирилл Серебренников, который еще не был известен в Москве. Он хотел снять кино по этому произведению и спросил: «А что будет дальше? Финал какой?» Я говорю: «А вы как думаете?» И он в разговоре стал «сочинять» повесть дальше и абсолютно точно угадал финал. До сих пор поражаюсь его прозорливости: как он понял тогда, что советская власть еще долго будет довлеть над нами?
– В других театрах шел уже «Последний коммунист»?
– Нет. Это дебют. Ни один из моих киносценариев («Мусульманин», «72 метра», «Макаров», «Танк Клим Ворошилов-2») не ставился в театрах. И когда мне позвонили из Казани и сказали, что хотят поставить «Последнего коммуниста», – я воспринял это с иронией. Дело в том, что за минувшие пятнадцать лет кинопродюсеры не раз порывались экранизировать это произведения, но непременно находилась веская причина от своей затеи отказаться.
Думал, что нечто подобное будет и на этот раз. Но я оказался не прав. Александр Славутский поставил спектакль не о политике, а о человеческой трагедии, о гибели одной семьи. И то, как мастерски он это сделал, на мой взгляд, достойно восхищения. А уж о труппе театра и говорить нечего. Блестящие актерские работы! По-моему, таких артистов не найдешь и в Москве.
– Для меня и самого это стало удивлением. Я ведь когда работал над повестью, больше всего боялся опоздать. Времена были полны надежд и казалось, что вот-вот вынесут Ленина из мавзолея, а над компартией состоится народный суд.
Но жизнь показала другое. Оказывается, торопился я напрасно. Наследие советского прошлого, наше желание жить, как в прежние времена, никуда не исчезло. И сегодня вновь раздаются возгласы: дайте нам идеологию, верните цензуру, поставьте памятник Сталину… Примеров тысячи! Я, например, не понимаю, как можно было в девяностые годы принять советский гимн. Пусть в нем изменились строчки и добавлены слова про бога – суть от этого не меняется. Это тот самый гимн, который звучал во время репрессий.
– Абсурда у нас предостаточно…
– А главное, что разруха в головах приобрела характер катастрофический. Люди не знают, во что им верить. И потому на одной улице открывают памятник советскому вождю, а на соседней строят храм… Нет общих идей и смыслов.
– Вы не задумывались, почему из одной эпохи в другую мы наступаем на одни и те же грабли?
– Думаю об этом постоянно. Причин много, но одна из них в том, что рушится самое главное человеческое чудо – семья. Люди все реже собираются за общим столом, перестали обсуждать насущные проблемы. Каждый словно сам по себе. И потому идеалы порой черпаются в прошлом.
Кстати, когда первую часть моей повести опубликовал журнал «Новый мир», ко мне пришел Кирилл Серебренников, который еще не был известен в Москве. Он хотел снять кино по этому произведению и спросил: «А что будет дальше? Финал какой?» Я говорю: «А вы как думаете?» И он в разговоре стал «сочинять» повесть дальше и абсолютно точно угадал финал. До сих пор поражаюсь его прозорливости: как он понял тогда, что советская власть еще долго будет довлеть над нами?
– В других театрах шел уже «Последний коммунист»?
– Нет. Это дебют. Ни один из моих киносценариев («Мусульманин», «72 метра», «Макаров», «Танк Клим Ворошилов-2») не ставился в театрах. И когда мне позвонили из Казани и сказали, что хотят поставить «Последнего коммуниста», – я воспринял это с иронией. Дело в том, что за минувшие пятнадцать лет кинопродюсеры не раз порывались экранизировать это произведения, но непременно находилась веская причина от своей затеи отказаться.
Думал, что нечто подобное будет и на этот раз. Но я оказался не прав. Александр Славутский поставил спектакль не о политике, а о человеческой трагедии, о гибели одной семьи. И то, как мастерски он это сделал, на мой взгляд, достойно восхищения. А уж о труппе театра и говорить нечего. Блестящие актерские работы! По-моему, таких артистов не найдешь и в Москве.
