В рамках фестиваля «Черешневый лес» в Детском музыкальном театре имени Натальи Сац состоялась необычная премьера – «Репетиция оркестра» по мотивам одноименного фильма Федерико Феллини. О новых форматах детского театра «Театралу» рассказал режиссер спектакля и художественный руководитель театра Георгий Исаакян.
- «Репетиция оркестра» Феллини – неожиданный сюжет для детского театра. Как к Вам пришла идея этого спектакля?
– Наталья Ильинична Сац задумывала этот театр как театр просветительский, открывающий для своего зрителя новые пространства. Мне повезло, я родился в семье музыкантов, «Арабески» Шумана и инвенции Баха вошли в мою жизнь, когда я еще лежал в люльке. Потом был скрипачом, учился в школе при консерватории и в ГИТИСе на факультете музыкального театра, занимался оперной режиссурой, то есть всегда был внутри этого музыкального мира. Но огромное количество людей находится снаружи, что, я считаю, несправедливо. И этот театр создан, чтобы эту несправедливость исправлять, чтобы между залом и сценой не было непреодолимого барьера – «ах, как это сложно и непонятно». Размышляя на эту тему, я и решил перенести на сцену знаменитый фильм Феллини. Там есть две истории: одна жесткая социальная, для меня в данном случае она не так важна, а вторая – это исповеди музыкантов о своей профессии, о своих личных, очень интимных отношениях с музыкой, об этой любви-ненависти к музыке и к дирижеру – о всем том, о чем люди, придя в театр с улицы, не догадываются.
- Но у Феллини мир музыкантов показан довольно иронично, даже саркастично. Вы адаптировали текст для спектакля?
- Конечно, я очень сильно переделал текст, адаптировал его для нашей публики и наших задач. Фильм Феллини говорит о том, как любая демократия вырождается в диктатуру. Мы говорим о музыке. О том, что репетиция – это безумно сложный процесс, полный конфликтов, соперничества, ревности и так далее, но во главе всего стоит музыка... Нам важно за руку привести зрителя в непонятный, загадочный, но такой притягательный музыкальный мир.
- В чем заключается мультимедийность вашего спектакля?
- Как и в фильме Феллини, у нас во время репетиции оркестра появляется телевизионная съемочная группа. Так что зрители видят и то, что происходит на сцене, и то, что попадает в кадр. И тут возникает эффект камеры, люди начинают наигрывать, теряют естественность. Это мы с актерами тоже тщательно отрабатывали. В какой-то момент камера спускается и в зал, вовлекает в игру зрителей.
- Так кто будет на сцене — актеры или музыканты со своими инструментами?
- Там сложная структура. Конечно, музыканты не смогут произносить длинные монологи и удерживать внимание публики. Поэтому у каждой оркестровой группы будет свой представитель — то есть актер-певец, который импровизирует речитативы прямо на ходу. Я хотел добиться от исполнителей естественности живой речи, поэтому на каждой репетиции эта музыка звучит немного по-другому. А для иллюстрации тембров музыкальных инструментов мы выбрали несколько фрагментов из опер: там есть интродукции, увертюры и несколько полноценных арий, которые тоже исполняют наши певцы.
- А кто будет играть дирижера?
- Это был один из ключевых вопросов – кто же должен стоять за пультом? И я подумал, что идеальный дирижер – это дирижер итальянский, и потому что это Феллини, и потому что музыка у нас будет звучать в основном итальянская, XIX века. И тогда появилась кандидатура Симоне Фермане, который в прошлом сезоне выпустил в «Геликоне» замечательный «Бал-маскарад». И по репетициям я понимаю, что это была правильная мысль. Потому что его природа дает совершенно новый взгляд на то, что такое репетиции, что такое отношения дирижера и музыкантов. Он сам читает два монолога – на английском и итальянском. Пересечение культур придает многослойность этой истории. И, конечно, для наших музыкантов было очень полезно получить такой урок, перенять профессиональный опыт от итальянского дирижера. Он, кстати, тоже в восторге от наших солистов – мол, где вы таких берете?
- В вашем описании спектакль выглядит сложносочиненной конструкцией.
- Я отдаю себе отсчет, что это вещь сложная и сложносочиненная. Театр, который я строю всю свою жизнь, находится в противоходе с мейнстримом и трендами, он не притворяется современным, он не коммерческий и довольно сложный. В «Репетиции оркестра» мы тоже берем серьезную музыку, Нино Рота будет звучать только фоном, пока зрители заходят в зал, такой привет от Феллини. Но основная музыка – классическая. Это попытка за полтора часа дать зрителю хотя бы прикоснуться к тому, чему мы посвящаем всю свою жизнь. Понятно, что за один спектакль нельзя стать выпускником консерватории. Но обнаружить, что за этой профессией скрывается целый космос, я надеюсь, можно.
- В общем, это новый вариант «Пети и волка», который был задуман Натальей Сац как путеводитель по оркестру.
- Да, я в некотором смысле продолжаю традицию. Потому что Наталья Ильинична создавала нечто, чего раньше просто не существовало. До нее не было детского театра как явления. То есть она сделала настоящую революцию, переворот. А потом взяла и гению русской музыки Прокофьеву заказала симфоническую сказку про пионера Петю – это же безумие просто! Но это то, что и называется визионерство! Но тогда и образовательная среда была более насыщенной. Я помню, как раньше каждую неделю по второму всесоюзному каналу передавали симфонии Прокофьева и Чайковского. Где вы это сейчас найдете? Только в «резервации», на канале Культура.
- Но с другой стороны, в эпоху интернета у нас гораздо больше возможностей для саморазвития – смотри любые оперы и концерты.
- На днях мы как раз говорили с одним из вице-президентов компании Google о том, что эта доступность знания на самом деле ложная. Чтобы получить какую-то информацию, надо знать, что ты хочешь получить. Ты не можешь запросить Штокхаузена, если никогда не слышал этой фамилии, или музыку Генделя, если у тебя нет на нее внутреннего запроса. С чего вдруг? Гигантский информационный шум без проводников, без маркеров – это трясина безвкусицы. А мы выполняем роль сталкеров.
- Наш зритель вообще очень консервативный, а зритель-родитель консервативнее вдвойне. Ваши эксперименты не сталкиваются с непониманием и возмущением?
- Я всегда говорю, что главная проблема детских театров – это не дети, а родители. Вот на столе у меня лежат буклеты наших последних экстраординарных проектов – оперы Генделя «Альцина» (театр позиционирует ее как оперу для беременных) и «Арлекин» на музыку Штокхаузена. Дети на Штокхаузене сидели, открыв рты и не шелохнувшись. Австрийцы были в шоке: мы не видели, говорят, такой реакции нигде и никогда. А взрослые ерзали в креслах с большой задумчивостью на лицах. Ведь сегодняшние родители – это дети девяностых. Что дети видели в то время? Сплошные вещевые рынки, ларьки и измученных родителей, которые думают, как дожить до следующей зарплаты через полгода. Поэтому нам нужно все это восполнять и работать и с ними тоже. Театр Сац – это уникальный организм, и он может себе позволить сложные проекты.
- Но в то же время вы скоро выпускаете мюзикл по «Оливеру Твисту».
- Конечно, театр должен быть разным, не только серьезным и академическим, но иногда и веселым, дерзким. Он все время должен ставить себе новые задачи.
- А почему тогда не классический бродвейский мюзикл «Оливер!»
- С него все и начиналось. Мы долго вели переговоры с правообладателями, но что-то у них не сложилось. А поскольку я все-таки не только менеджер, но и «немножко шью», мне как режиссеру не хотелось отказываться от этого названия. И я предложил Александру Чайковскому, который раньше по моему заказу написал замечательного «Ивана Денисовича», подумать над «Оливером Твистом». И мне кажется, он написал отличную музыку очень высокого качества.
- Но мюзикл требует совсем иного, не оперного вокала...
- С нами будут работать специалисты в области мюзиклового пения, в частности мой большой друг и – говорю с гордостью! – однокурсник Игорь Портной. Он много работал на Бродвее и хорошо понимает этот жанр.
- В мюзикле участвуют и дети?
- Да, в нем будут участвовать юные актеры – воспитанники нашей детской студии. Но мы провели дополнительный кастинг, потому что спектакль будет идти довольно часто, а дети не могут жить здесь круглые сутки, как мы.
- Да, я видела, как вы уговаривали Роксану Николаевну Сац пойти домой после утренней репетиции, но она непременно хотела остаться и на вечернюю.
- Роксана Николаевна – это отдельная история. Степень ее преданности этому театру невероятная. Она в свои 87 лет каждый день ездит в театр из Подмосковья, она тут живет. А в «Репетиции оркестра» Роксана Николаевна играет роль Переписчика нот, хранителя и доброго ангела оркестра и театра. И в ее устах слова «театр для меня все» – это не текст реплики, это признание от первого лица.
- Раз уж мы беседуем сегодня о просветительской миссии театра, расскажите о вашей образовательной программе.
- Одна из важнейших частей нашего театра – это педагогический отдел, который работает с юными зрителями, с педагогами, школами, родителями. Мы не зрелищное, не развлекательное, а образовательное учреждение. И программ у нас много: это экскурсии, театральные уроки, знакомящие с разными жанрами музыкального театра, специальные проекты со школами, целая сеть фестивалей, филармонические циклы на Малой и Большой сценах. В общем, это очень разветвленная структура, и мы стараемся задействовать в этих программах все наши возможности.
– Наталья Ильинична Сац задумывала этот театр как театр просветительский, открывающий для своего зрителя новые пространства. Мне повезло, я родился в семье музыкантов, «Арабески» Шумана и инвенции Баха вошли в мою жизнь, когда я еще лежал в люльке. Потом был скрипачом, учился в школе при консерватории и в ГИТИСе на факультете музыкального театра, занимался оперной режиссурой, то есть всегда был внутри этого музыкального мира. Но огромное количество людей находится снаружи, что, я считаю, несправедливо. И этот театр создан, чтобы эту несправедливость исправлять, чтобы между залом и сценой не было непреодолимого барьера – «ах, как это сложно и непонятно». Размышляя на эту тему, я и решил перенести на сцену знаменитый фильм Феллини. Там есть две истории: одна жесткая социальная, для меня в данном случае она не так важна, а вторая – это исповеди музыкантов о своей профессии, о своих личных, очень интимных отношениях с музыкой, об этой любви-ненависти к музыке и к дирижеру – о всем том, о чем люди, придя в театр с улицы, не догадываются.
- Но у Феллини мир музыкантов показан довольно иронично, даже саркастично. Вы адаптировали текст для спектакля?
- Конечно, я очень сильно переделал текст, адаптировал его для нашей публики и наших задач. Фильм Феллини говорит о том, как любая демократия вырождается в диктатуру. Мы говорим о музыке. О том, что репетиция – это безумно сложный процесс, полный конфликтов, соперничества, ревности и так далее, но во главе всего стоит музыка... Нам важно за руку привести зрителя в непонятный, загадочный, но такой притягательный музыкальный мир.
- В чем заключается мультимедийность вашего спектакля?
- Как и в фильме Феллини, у нас во время репетиции оркестра появляется телевизионная съемочная группа. Так что зрители видят и то, что происходит на сцене, и то, что попадает в кадр. И тут возникает эффект камеры, люди начинают наигрывать, теряют естественность. Это мы с актерами тоже тщательно отрабатывали. В какой-то момент камера спускается и в зал, вовлекает в игру зрителей.
- Так кто будет на сцене — актеры или музыканты со своими инструментами?
- Там сложная структура. Конечно, музыканты не смогут произносить длинные монологи и удерживать внимание публики. Поэтому у каждой оркестровой группы будет свой представитель — то есть актер-певец, который импровизирует речитативы прямо на ходу. Я хотел добиться от исполнителей естественности живой речи, поэтому на каждой репетиции эта музыка звучит немного по-другому. А для иллюстрации тембров музыкальных инструментов мы выбрали несколько фрагментов из опер: там есть интродукции, увертюры и несколько полноценных арий, которые тоже исполняют наши певцы.
- А кто будет играть дирижера?
- Это был один из ключевых вопросов – кто же должен стоять за пультом? И я подумал, что идеальный дирижер – это дирижер итальянский, и потому что это Феллини, и потому что музыка у нас будет звучать в основном итальянская, XIX века. И тогда появилась кандидатура Симоне Фермане, который в прошлом сезоне выпустил в «Геликоне» замечательный «Бал-маскарад». И по репетициям я понимаю, что это была правильная мысль. Потому что его природа дает совершенно новый взгляд на то, что такое репетиции, что такое отношения дирижера и музыкантов. Он сам читает два монолога – на английском и итальянском. Пересечение культур придает многослойность этой истории. И, конечно, для наших музыкантов было очень полезно получить такой урок, перенять профессиональный опыт от итальянского дирижера. Он, кстати, тоже в восторге от наших солистов – мол, где вы таких берете?
- В вашем описании спектакль выглядит сложносочиненной конструкцией.
- Я отдаю себе отсчет, что это вещь сложная и сложносочиненная. Театр, который я строю всю свою жизнь, находится в противоходе с мейнстримом и трендами, он не притворяется современным, он не коммерческий и довольно сложный. В «Репетиции оркестра» мы тоже берем серьезную музыку, Нино Рота будет звучать только фоном, пока зрители заходят в зал, такой привет от Феллини. Но основная музыка – классическая. Это попытка за полтора часа дать зрителю хотя бы прикоснуться к тому, чему мы посвящаем всю свою жизнь. Понятно, что за один спектакль нельзя стать выпускником консерватории. Но обнаружить, что за этой профессией скрывается целый космос, я надеюсь, можно.
- В общем, это новый вариант «Пети и волка», который был задуман Натальей Сац как путеводитель по оркестру.
- Да, я в некотором смысле продолжаю традицию. Потому что Наталья Ильинична создавала нечто, чего раньше просто не существовало. До нее не было детского театра как явления. То есть она сделала настоящую революцию, переворот. А потом взяла и гению русской музыки Прокофьеву заказала симфоническую сказку про пионера Петю – это же безумие просто! Но это то, что и называется визионерство! Но тогда и образовательная среда была более насыщенной. Я помню, как раньше каждую неделю по второму всесоюзному каналу передавали симфонии Прокофьева и Чайковского. Где вы это сейчас найдете? Только в «резервации», на канале Культура.
- Но с другой стороны, в эпоху интернета у нас гораздо больше возможностей для саморазвития – смотри любые оперы и концерты.
- На днях мы как раз говорили с одним из вице-президентов компании Google о том, что эта доступность знания на самом деле ложная. Чтобы получить какую-то информацию, надо знать, что ты хочешь получить. Ты не можешь запросить Штокхаузена, если никогда не слышал этой фамилии, или музыку Генделя, если у тебя нет на нее внутреннего запроса. С чего вдруг? Гигантский информационный шум без проводников, без маркеров – это трясина безвкусицы. А мы выполняем роль сталкеров.
- Наш зритель вообще очень консервативный, а зритель-родитель консервативнее вдвойне. Ваши эксперименты не сталкиваются с непониманием и возмущением?
- Я всегда говорю, что главная проблема детских театров – это не дети, а родители. Вот на столе у меня лежат буклеты наших последних экстраординарных проектов – оперы Генделя «Альцина» (театр позиционирует ее как оперу для беременных) и «Арлекин» на музыку Штокхаузена. Дети на Штокхаузене сидели, открыв рты и не шелохнувшись. Австрийцы были в шоке: мы не видели, говорят, такой реакции нигде и никогда. А взрослые ерзали в креслах с большой задумчивостью на лицах. Ведь сегодняшние родители – это дети девяностых. Что дети видели в то время? Сплошные вещевые рынки, ларьки и измученных родителей, которые думают, как дожить до следующей зарплаты через полгода. Поэтому нам нужно все это восполнять и работать и с ними тоже. Театр Сац – это уникальный организм, и он может себе позволить сложные проекты.
- Но в то же время вы скоро выпускаете мюзикл по «Оливеру Твисту».
- Конечно, театр должен быть разным, не только серьезным и академическим, но иногда и веселым, дерзким. Он все время должен ставить себе новые задачи.
- А почему тогда не классический бродвейский мюзикл «Оливер!»
- С него все и начиналось. Мы долго вели переговоры с правообладателями, но что-то у них не сложилось. А поскольку я все-таки не только менеджер, но и «немножко шью», мне как режиссеру не хотелось отказываться от этого названия. И я предложил Александру Чайковскому, который раньше по моему заказу написал замечательного «Ивана Денисовича», подумать над «Оливером Твистом». И мне кажется, он написал отличную музыку очень высокого качества.
- Но мюзикл требует совсем иного, не оперного вокала...
- С нами будут работать специалисты в области мюзиклового пения, в частности мой большой друг и – говорю с гордостью! – однокурсник Игорь Портной. Он много работал на Бродвее и хорошо понимает этот жанр.
- В мюзикле участвуют и дети?
- Да, в нем будут участвовать юные актеры – воспитанники нашей детской студии. Но мы провели дополнительный кастинг, потому что спектакль будет идти довольно часто, а дети не могут жить здесь круглые сутки, как мы.
- Да, я видела, как вы уговаривали Роксану Николаевну Сац пойти домой после утренней репетиции, но она непременно хотела остаться и на вечернюю.
- Роксана Николаевна – это отдельная история. Степень ее преданности этому театру невероятная. Она в свои 87 лет каждый день ездит в театр из Подмосковья, она тут живет. А в «Репетиции оркестра» Роксана Николаевна играет роль Переписчика нот, хранителя и доброго ангела оркестра и театра. И в ее устах слова «театр для меня все» – это не текст реплики, это признание от первого лица.
- Раз уж мы беседуем сегодня о просветительской миссии театра, расскажите о вашей образовательной программе.
- Одна из важнейших частей нашего театра – это педагогический отдел, который работает с юными зрителями, с педагогами, школами, родителями. Мы не зрелищное, не развлекательное, а образовательное учреждение. И программ у нас много: это экскурсии, театральные уроки, знакомящие с разными жанрами музыкального театра, специальные проекты со школами, целая сеть фестивалей, филармонические циклы на Малой и Большой сценах. В общем, это очень разветвленная структура, и мы стараемся задействовать в этих программах все наши возможности.
