По традиции под занавес очередного театрального сезона мы задаем ведущим критикам Москвы и Санкт-Петербурга ряд вопросов о состоянии сценического процесса. В этом году обозреватели известных СМИ и свободные критики ответили на три вопроса: 1. Событие сезона. 2. Проблема сезона. 3. Тенденция сезона. Сегодня мы предлагаем первый блок итогов и размышлений театральных обозревателей.
Наталия Каминская, редактор-составитель журнала «Сцена», эксперт фестиваля «Золотая Маска»
1. Спектаклями-событиями для меня стали «Гамлет. Коллаж» в Театре наций и «Алиса» в петербургском БДТ им. Товстоногова. Сравнивать эти спектакли можно только по одному параметру – в центре каждого есть выдающийся актер. Спектакль Робера Лепажа в Театре наций не идеален и не потрясает философской глубиной или трагическим накалом. Он трогает историей о человеческом одиночестве, рассказанной достаточно просто. Он восхищает лицедейской отвагой и мастерством Евгения Миронова, который здесь один исполняет все роли. Он интригует чудесами, которые создает на сцене художник Карл Фийон. Сценография этого спектакля – его полноправное действующее лицо, один из его смысловых стержней. История как плод больного воображения Гамлета помещена в куб, волшебным образом меняющий положение в пространстве и внутренние интерьеры. Это как бы частица мироздания, и всеобъемлющая и уязвимо малая одновременно.
«Алиса» же в БДТ – еще одна пространственная фантазия (действие происходит не на подмостках, а в зале). И этот спектакль также не идеален с точки зрения композиции, качества заново написанных текстов и т.д. Однако это произведение редкостной силы, где само актерское участие старожилов БДТ, в особенности Алисы Фрейндлих, есть обстоятельство, имеющее и этическую, и эстетическую ценность. Новый худрук БДТ Андрей Могучий мужественно и нежно всматривается в миф театра, свидетелем реальной творческой мощи которого он успел побывать когда-то и сам. Тема памяти в спектакле становится всеобъемлющей. Это память и о культовом сюжете Кэррола. И о судьбах самих артистов БДТ, чьи личные, человеческие истории тоже вплетены в спектакль. И о биографии великого театра. И о товстоноговской школе, которая в игре старожилов отчетливо и вполне сознательно проявлена.
2. Проблема, как мне кажется, лежит за пределами театральных сцен, она – в оценочном поле, в кипении амбиций, в общей взвинченности и агрессии, которую театральное сообщество как губка впитывает из окружающей действительности. Потрепанный лозунг «Кто не с нами, тот против нас» вновь развевается над нашими головами. Поскольку политическая ситуация скверна, а государственные культурные инициативы (в особенности, касающиеся радения за нравственность) носят все более идиотический характер, появилась тенденция защитить вопреки или, напротив, замочить в поддержку. Критерии художественного качества уступают место политическим соображениям. Этот скос можно понять и объяснить, но вряд ли такая ситуация способствует объективности оценок и свободному состоянию умов. Впрочем, повторяю, на сценах все гораздо сложнее, чем в рецензиях. Здесь все же гораздо разнообразнее и не так предсказуемо.
3. См. пункт 2
Марина Шимадина
1. Для меня героем этого сезона стал Константин Богомолов. Если отбросить шелуху скандалов вокруг его имени, в сухом остатке будут четыре первоклассных спектакля, поставленных в разных театрах и даже странах. Что интересно, это спектакли очень непохожие, сделанные в разных техниках (в отличие, скажем, от четырех работ прекрасного Юрия Бутусова в Театре Ленсовета и «Сатириконе», существующих в поле все тех же, уже знакомых нам режиссерских приемов). Это стильные, разящие наповал и очень четкие, определенные в своем высказывании «Карамазовы» в МХТ им. Чехова. Минималистский «Мой папа Агамемнон» из Вильнюсского Малого театра, предлагающий и актерам, и зрителям совершенно непривычные, нетеатральные правила игры. Варшавский «Лед» по Сорокину, отстраненно прочитанный-пропетый польскими актерами. И неожиданно печальная, антираблезианская трактовка «Гаргантюа и Пантагрюэля» в Театре Наций. В общем, Богомолов достиг статуса режиссера первой лиги, закрепленного в этом году премией критики на «Золотой маске».
У Театра Наций, кстати, сезон тоже сложился удачно. Помимо высокотехнологичного «Гамлета» Робера Лепажа здесь на Малой сцене выпустили много любопытных постановок от экспериментальных «Трех дней в аду» Дмитрия Волкострелова до умного, социального и в то же время безукоризненного по форме «Камня» Филиппа Григоряна. А в МХТ имени Чехова, помимо Богомолова, интересно работали Марат Гацалов («Сказка о том, чего мы можем, а чего нет») и Виктор Рыжаков («Пьяные» Ивана Вырыпаева).
Из петербургских спектаклей хочется отметить первую постановку Андрея Могучего в БДТ. В «Алисе» режиссеру-авангардисту и актерам старой ленинградской школы, как мне кажется, удалось нащупать общий язык и найти некую болевую точку, из которой можно строить дальнейшее сотрудничество.
2. Самой проблемной и горячей точкой сезона был, конечно, Театр на Таганке. Бесконечные скандалы вокруг деятельности Группы юбилейного года наводили на мысль о системном кризисе авторского театра, оставшегося без своего создателя, и об острой необходимости театральных реформ, без которых самый великий театр обречен на превращение даже не в памятник, не в музей, а в пародию на самого себя.
3. К сожалению, поворот на реставрацию, который сейчас переживает вся наша страна и культура в частности, не мог не коснуться и театра. Речь идет не только о законах, запрещающих использование мата или, скажем, пропаганду гомосексуализма. И не только о выходках казаков и православных активистов, срывающих спектакли и подбрасывающих свиные головы к театру Додина.
Внутри самого театрального сообщества спрос на консервативные ценности оказался очень высок. Одним из самых больших потрясений сезона для меня стала реакция зрителей на спектакль Владимира Панкова «Двор»: молодые, продвинутые зрители «Гоголь-центра» плакали от умиления под дискотечные песни 80-х – мол, тогда мы были бедными, но счастливыми. А на «Золотой маске» таким же огромным успехом пользовался «Тихий Дон» Мастерской Григория Козлова, поставленный по рецептам 40-летней давности. Такая зрительская любовь к простому и понятному театру, апеллирующему к тем самым традиционным ценностям, что пропагандирует министерство культуры, в общем-то понятна. Но будет обидно, если эта консервативная волна заглушит новый поисковый театр, который сейчас так интересно развивается.
Григорий Заславский, «Независимая газета», Вести ФМ
1. Возьму на себя смелость сказать, что событиями сезона не стало то, что на это очевидно и откровенно претендовало. Событиями не раз называли то, что, на мой взгляд, событием театральным может быть названо лишь с большой натяжкой. «Карамазовы» Богомолова – затянутый, а верней – затянувшийся театральный капустник. Кто-то скажет, предполагаю: а как же быть с хорошими театральными работами? Ну, а кто же сказал, что в капустнике нельзя сыграть хорошо, талантливо, с самоотдачей? Мне не кажутся удачными большинство из проектов «Группы юбилейного года», да и сама группа распадалась на элементы, одни трудились изо дня в день, получая все шишки и тычки, другие, как свадебные генералы, нарисовались под занавес... Но сама идея целый сезон «по крупицам» собирать и анализировать и переживать опыт любимовского полувека, по-моему, стоит отдельного упоминания. А ещё – уход Аллы Юрьевны Шполянской, человека, который понимал, вернее – не сомневался, что в театре всё строится на личных и человеческих отношениях, кто обижался на несправедливые слова и статьи, ругался навсегда, а потом – мирилась. Мне её не хватает, особенно на фоне ничего не знающих девочек из пиар-агентств, которым театры так необдуманно отдают на откуп все свои связи с внешним миром.
2. Вообще одна из главных проблем нашей сегодняшней российской жизни связана с экспертизой, отсутствием экспертов. Кто-то, может быть, помнит, как много было разных концепций развития российской экономики в начале и середине 90-х. Сегодня нет ничего подобного. В театре, на мой взгляд, существуют те же самые проблемы. Одна из тревожных тенденций: появление тех, кто готов присвоить себе «роль» нравственного закона. «Профильный» еженедельник то вырывает из контекста реплики из пьес, поддержанных Минкультом за последние пять или восемь лет, чтобы вывести на чистую воду неправильных, вредных экспертов, то защищает налогоплательщиков от «вредного» искусства «Гоголь-центра»... Правда, почти одновременно с этими поисками врагов, на сайте президента публикуют проект «Основ государственной культурной политики», где есть слова о том, что «наряду с традиционными институтами культурной деятельности сегодня постоянно возникают совершенно новые формы как самой культурной деятельности, так и ее организации. Культура по своей природе развивается путем создания новых художественных форм, нового содержания. В момент создания их общественная оценка, как правило, противоречива, но сам факт художественного новаторства, поиска и эксперимента должен быть доступен вниманию общества». А кто-то в любом новаторстве, поиске и эксперименте всегда и везде будет искать врагов. Смириться что ли? Поскольку на родине им проблемы теперь обеспечены, спасибо Римасу Туминасу и Миндаугасу Карбаускису, что продолжают работать в России.
3. Все три вопроса, как ни крути, об одном. Вот еще одно – и событие, и проблема, и тенденция: в Тюмени три театра, два тюменский и один тобольский слили с филармонией и ДК «Нефтяник» в одну мощную концертно-театральную организацию. Я был там, начальник областного управления культуры, красивая молодая женщина, убеждала меня, что все будет хорошо. Проблемы же не заставили себя ждать – естественно, новый начальник начал с того, что занял в театре самый большой кабинет. А с чего же еще начинаются (а часто и заканчиваются) у нас все реформы?! Чего еще было ждать?! Знаю, в другой области в этом году решили начать с объединения всех библиотек. Оптимизация шагает по стране, для театра – убийственная, поскольку театр силен разностью, непохожестью, отдельностью каждого.
1. Спектаклями-событиями для меня стали «Гамлет. Коллаж» в Театре наций и «Алиса» в петербургском БДТ им. Товстоногова. Сравнивать эти спектакли можно только по одному параметру – в центре каждого есть выдающийся актер. Спектакль Робера Лепажа в Театре наций не идеален и не потрясает философской глубиной или трагическим накалом. Он трогает историей о человеческом одиночестве, рассказанной достаточно просто. Он восхищает лицедейской отвагой и мастерством Евгения Миронова, который здесь один исполняет все роли. Он интригует чудесами, которые создает на сцене художник Карл Фийон. Сценография этого спектакля – его полноправное действующее лицо, один из его смысловых стержней. История как плод больного воображения Гамлета помещена в куб, волшебным образом меняющий положение в пространстве и внутренние интерьеры. Это как бы частица мироздания, и всеобъемлющая и уязвимо малая одновременно.
«Алиса» же в БДТ – еще одна пространственная фантазия (действие происходит не на подмостках, а в зале). И этот спектакль также не идеален с точки зрения композиции, качества заново написанных текстов и т.д. Однако это произведение редкостной силы, где само актерское участие старожилов БДТ, в особенности Алисы Фрейндлих, есть обстоятельство, имеющее и этическую, и эстетическую ценность. Новый худрук БДТ Андрей Могучий мужественно и нежно всматривается в миф театра, свидетелем реальной творческой мощи которого он успел побывать когда-то и сам. Тема памяти в спектакле становится всеобъемлющей. Это память и о культовом сюжете Кэррола. И о судьбах самих артистов БДТ, чьи личные, человеческие истории тоже вплетены в спектакль. И о биографии великого театра. И о товстоноговской школе, которая в игре старожилов отчетливо и вполне сознательно проявлена.2. Проблема, как мне кажется, лежит за пределами театральных сцен, она – в оценочном поле, в кипении амбиций, в общей взвинченности и агрессии, которую театральное сообщество как губка впитывает из окружающей действительности. Потрепанный лозунг «Кто не с нами, тот против нас» вновь развевается над нашими головами. Поскольку политическая ситуация скверна, а государственные культурные инициативы (в особенности, касающиеся радения за нравственность) носят все более идиотический характер, появилась тенденция защитить вопреки или, напротив, замочить в поддержку. Критерии художественного качества уступают место политическим соображениям. Этот скос можно понять и объяснить, но вряд ли такая ситуация способствует объективности оценок и свободному состоянию умов. Впрочем, повторяю, на сценах все гораздо сложнее, чем в рецензиях. Здесь все же гораздо разнообразнее и не так предсказуемо.
3. См. пункт 2
Марина Шимадина
1. Для меня героем этого сезона стал Константин Богомолов. Если отбросить шелуху скандалов вокруг его имени, в сухом остатке будут четыре первоклассных спектакля, поставленных в разных театрах и даже странах. Что интересно, это спектакли очень непохожие, сделанные в разных техниках (в отличие, скажем, от четырех работ прекрасного Юрия Бутусова в Театре Ленсовета и «Сатириконе», существующих в поле все тех же, уже знакомых нам режиссерских приемов). Это стильные, разящие наповал и очень четкие, определенные в своем высказывании «Карамазовы» в МХТ им. Чехова. Минималистский «Мой папа Агамемнон» из Вильнюсского Малого театра, предлагающий и актерам, и зрителям совершенно непривычные, нетеатральные правила игры. Варшавский «Лед» по Сорокину, отстраненно прочитанный-пропетый польскими актерами. И неожиданно печальная, антираблезианская трактовка «Гаргантюа и Пантагрюэля» в Театре Наций. В общем, Богомолов достиг статуса режиссера первой лиги, закрепленного в этом году премией критики на «Золотой маске».
У Театра Наций, кстати, сезон тоже сложился удачно. Помимо высокотехнологичного «Гамлета» Робера Лепажа здесь на Малой сцене выпустили много любопытных постановок от экспериментальных «Трех дней в аду» Дмитрия Волкострелова до умного, социального и в то же время безукоризненного по форме «Камня» Филиппа Григоряна. А в МХТ имени Чехова, помимо Богомолова, интересно работали Марат Гацалов («Сказка о том, чего мы можем, а чего нет») и Виктор Рыжаков («Пьяные» Ивана Вырыпаева).Из петербургских спектаклей хочется отметить первую постановку Андрея Могучего в БДТ. В «Алисе» режиссеру-авангардисту и актерам старой ленинградской школы, как мне кажется, удалось нащупать общий язык и найти некую болевую точку, из которой можно строить дальнейшее сотрудничество.
2. Самой проблемной и горячей точкой сезона был, конечно, Театр на Таганке. Бесконечные скандалы вокруг деятельности Группы юбилейного года наводили на мысль о системном кризисе авторского театра, оставшегося без своего создателя, и об острой необходимости театральных реформ, без которых самый великий театр обречен на превращение даже не в памятник, не в музей, а в пародию на самого себя.
3. К сожалению, поворот на реставрацию, который сейчас переживает вся наша страна и культура в частности, не мог не коснуться и театра. Речь идет не только о законах, запрещающих использование мата или, скажем, пропаганду гомосексуализма. И не только о выходках казаков и православных активистов, срывающих спектакли и подбрасывающих свиные головы к театру Додина.
Внутри самого театрального сообщества спрос на консервативные ценности оказался очень высок. Одним из самых больших потрясений сезона для меня стала реакция зрителей на спектакль Владимира Панкова «Двор»: молодые, продвинутые зрители «Гоголь-центра» плакали от умиления под дискотечные песни 80-х – мол, тогда мы были бедными, но счастливыми. А на «Золотой маске» таким же огромным успехом пользовался «Тихий Дон» Мастерской Григория Козлова, поставленный по рецептам 40-летней давности. Такая зрительская любовь к простому и понятному театру, апеллирующему к тем самым традиционным ценностям, что пропагандирует министерство культуры, в общем-то понятна. Но будет обидно, если эта консервативная волна заглушит новый поисковый театр, который сейчас так интересно развивается.
Григорий Заславский, «Независимая газета», Вести ФМ
1. Возьму на себя смелость сказать, что событиями сезона не стало то, что на это очевидно и откровенно претендовало. Событиями не раз называли то, что, на мой взгляд, событием театральным может быть названо лишь с большой натяжкой. «Карамазовы» Богомолова – затянутый, а верней – затянувшийся театральный капустник. Кто-то скажет, предполагаю: а как же быть с хорошими театральными работами? Ну, а кто же сказал, что в капустнике нельзя сыграть хорошо, талантливо, с самоотдачей? Мне не кажутся удачными большинство из проектов «Группы юбилейного года», да и сама группа распадалась на элементы, одни трудились изо дня в день, получая все шишки и тычки, другие, как свадебные генералы, нарисовались под занавес... Но сама идея целый сезон «по крупицам» собирать и анализировать и переживать опыт любимовского полувека, по-моему, стоит отдельного упоминания. А ещё – уход Аллы Юрьевны Шполянской, человека, который понимал, вернее – не сомневался, что в театре всё строится на личных и человеческих отношениях, кто обижался на несправедливые слова и статьи, ругался навсегда, а потом – мирилась. Мне её не хватает, особенно на фоне ничего не знающих девочек из пиар-агентств, которым театры так необдуманно отдают на откуп все свои связи с внешним миром.
2. Вообще одна из главных проблем нашей сегодняшней российской жизни связана с экспертизой, отсутствием экспертов. Кто-то, может быть, помнит, как много было разных концепций развития российской экономики в начале и середине 90-х. Сегодня нет ничего подобного. В театре, на мой взгляд, существуют те же самые проблемы. Одна из тревожных тенденций: появление тех, кто готов присвоить себе «роль» нравственного закона. «Профильный» еженедельник то вырывает из контекста реплики из пьес, поддержанных Минкультом за последние пять или восемь лет, чтобы вывести на чистую воду неправильных, вредных экспертов, то защищает налогоплательщиков от «вредного» искусства «Гоголь-центра»... Правда, почти одновременно с этими поисками врагов, на сайте президента публикуют проект «Основ государственной культурной политики», где есть слова о том, что «наряду с традиционными институтами культурной деятельности сегодня постоянно возникают совершенно новые формы как самой культурной деятельности, так и ее организации. Культура по своей природе развивается путем создания новых художественных форм, нового содержания. В момент создания их общественная оценка, как правило, противоречива, но сам факт художественного новаторства, поиска и эксперимента должен быть доступен вниманию общества». А кто-то в любом новаторстве, поиске и эксперименте всегда и везде будет искать врагов. Смириться что ли? Поскольку на родине им проблемы теперь обеспечены, спасибо Римасу Туминасу и Миндаугасу Карбаускису, что продолжают работать в России.
3. Все три вопроса, как ни крути, об одном. Вот еще одно – и событие, и проблема, и тенденция: в Тюмени три театра, два тюменский и один тобольский слили с филармонией и ДК «Нефтяник» в одну мощную концертно-театральную организацию. Я был там, начальник областного управления культуры, красивая молодая женщина, убеждала меня, что все будет хорошо. Проблемы же не заставили себя ждать – естественно, новый начальник начал с того, что занял в театре самый большой кабинет. А с чего же еще начинаются (а часто и заканчиваются) у нас все реформы?! Чего еще было ждать?! Знаю, в другой области в этом году решили начать с объединения всех библиотек. Оптимизация шагает по стране, для театра – убийственная, поскольку театр силен разностью, непохожестью, отдельностью каждого.
