Первый заместитель художественного руководителя-директора МХТ имени Чехова рассказал «Театралу» о том, как ведущий театр страны будет реагировать на многочисленные запреты, вводимые государством в сфере культуры, почему этот процесс набрал столь стремительную силу, а также о том, как в Год культуры разработать систему полноценных гастролей, которые… могли бы себя окупать.
– Юрий Анатольевич, такого количества нововведений, запретов и рекомендаций, исходящих от власти, как в 2014 году, не было давно. Вы чувствуете, что театру в новых рамках стало жить труднее?
– Я не открою Америки, но так было и будет всегда. Сначала что-то вводится, потом смотрят, как это приживается или не приживается…
Выпустили новый закон? Театр обязан его соблюдать, каким бы абсурдным он ни казался. Я сторонник именно этого подхода: давайте работать, давайте смотреть на результат, набивая себе шишки, пока не сложится четкая картина, что было верно, а что нет.
– А если вдруг что-то «неверно»?
– Не беда. Вспомните, как произошло с 94-м законом о госзакупках. Изначально театры вынуждены были каждую мелочь приобретать через тендер. Доходило до смешного: закон подталкивал директоров заключать договор не со столярным цехом, который делает декорации профессионально, а с мастерской по ремонту заборов, потому что их оплата труда на порядок ниже. Тендеры объявлялись и на пошив одежды, и даже на постановку спектакля. Но жизнь внесла свои коррективы: люди собрались, поработали, накопили опыт и в короткий срок поправки были внесены. На изготовление декораций театр мог тратить уже до 400 тысяч рублей вне тендера, а потом чиновники отменили и эту главу.
Точно так же корректируются и остальные законы – например, 44-й о контрактной системе. Всякий раз, приглашая на постановку режиссера, дирекция оформляет множество документов, доказывая, что именно режиссер N крайне необходим коллективу. Я уверен, что и эта глупость отпадет сама собой.
– Откуда такая уверенность?
– Нужно понимать, что законы принимаются не только для театров, а для всех социальных институтов, из которых состоит государство. И то что с позиции деятеля сцены выглядит нелепо, чиновникам может казаться вполне логичным – они смотрят на процесс с точки зрения закона.
Яркий пример. Едет театр, скажем, на гастроли в Сочи. Приходим на согласование к чиновникам и говорим: «Мы едем в Сочи, аренда стоит 100 рублей». В ответ они задают резонный вопрос: «А сколько стоит аренда театра в Новосибирске?» Мы говорим: «80 рублей» – «В таком случае, поезжайте в Новосибирск». С нашей точки зрения – полный абсурд: нам нужно порадовать сочинцев. Но с точки зрения экономиста – не абсурд. Там дешевле. У нас разные цели и задачи. И чтобы они совпали, нужно время, нужен диалог. А если мы будем ходить с лозунгами «Доколе!», то ничего не получится: мы ни в Сочи не поедем, ни в Новосибирск. Революции надо устраивать не по кабинетам, а на сцене.
– В этой связи я хотел спросить: не пострадал ли театр от своего остросатирического «Идеального мужа»? Ведь те же чиновники и представители РПЦ не раз высказывались против этой постановки…
– В глобальном плане – нет, не пострадал. Да и причин для этого я не вижу – мы ведь никого не оскорбляем. У театра не было ни малейшего желания показать какого-то конкретного человека, как-то его унизить. Шумиха вызвана лишь тем, что легкоузнаваемые человеческие пороки показаны на современных персонажах. Но театр на то и театр, чтобы помогать зрителю со стороны взглянуть на нашу жизнь…
– Шумиха была спровоцирована еще и тем, что, дескать, ничего не осталось от классической пьесы. Недавно, кстати, про эту тенденцию говорил и министр культуры на встрече с президентом: мол, есть театры, которые «искажают классику». А как, на ваш взгляд, должен ли чиновник направлять художественный процесс?
– Интересный вопрос. В регионах есть организации, именуемые управлением культуры – название мне всегда казалось абсурдным, потому что культурой управлять невозможно. Как можно «управлять» художником, который пишет картину? Как можно «управлять» писателем, который сочиняет роман?
– А тем более как можно делать это, внедряя запреты и следуя за буквой закона…
– Лично я против каких-либо ограничений. Потому что они подталкивают художников на более резкие вещи, чем мат. Попытка дать деятелям культуры «правильный вектор» неизбежно натолкнется на сопротивление – у художников возникнет азарт поговорить о злободневном в обход установленных препон. Выиграет ли от этого искусство? Вполне возможно. Наверняка появятся новые формы, прорастут интересные жанры. Но, другое дело, каков результат? Может быть, все поймут, что и не надо было ничего запрещать и что задачи художника при любых условиях остаются одинаковыми…
– Вас не пугает, что запретов в последнее время становится больше?
– Сколько бы их ни было, давления на театры нет. Да и страшного тоже ничего не происходит.
Коль скоро так получилось, значит, на культуру, наконец, обратили внимание. Во-первых, так жить проще (теперь понятно, чего от нас ждут) и, на мой взгляд, интереснее. А, во-вторых, благодаря повышенному вниманию новая публика обязательно придет в зал посмотреть: что же там происходит?
Пускай таких взрывных штук будет как можно больше, и пускай чиновники не забывают о театре и впредь. Меня этот процесс, если честно, только радует: вспомните, сколько лет подряд деятели сцены добивались того, чтобы на них обратили внимание. И вот, наконец, заметна попытка диалога. Пусть этот диалог начинается с запретов – все равно так гораздо лучше, чем существовать в полном забвении. А уж острые углы, поверьте, мы обойдем…
– Помимо санкций нынешний год подарил театрам и большую гастрольную программу – столичные коллективы могут, как раньше, выезжать в регионы на довольно продолжительное время…
– Я бы хотел здесь вот на чем остановиться. Еще будучи директором Саратовского театра драмы, я предлагал своим коллегам собственную схему возрождения гастролей. Но тогда, видимо, другие времена были на дворе – и меня не услышали. А схема достаточна проста и эффективна – велосипед изобретать не нужно.
– Она отличается от той, по которой работает Федеральный центр поддержки гастролей?
– Думаю, она идет немного дальше. Федеральный центр занимается сейчас тем, что вывозит столичные театры на гастроли в глубинку. И это очень хорошо. А я предлагаю схему, которая позволила бы и региональным театрам активно ездить на гастроли и зарабатывать деньги…
Попробую объяснить. Берем, скажем, Приволжский федеральный округ. В его центре создается головное предприятие, которое аккумулирует в себе лучшие спектакли округа. Государство дает головному предприятию, условно говоря, 100 рублей. И эти 100 рублей центр тратит на то, чтобы отвезти спектакли во все четырнадцать республик и областей Приволжского округа.
Далее начинается «прокат программы». Например, две недели подряд Саратовский театр играет в Самаре свои спектакли, Самарский – в Перми, Пермский – в Казане, Казанский – в Ульяновске и так далее. Аренду при таком обмене оплачивать не нужно, технический персонал, монтировщики, осветители есть в каждом местном театре – это позволяет экономить. Так проходит две недели: каждый театр показывает свои лучшие постановки, затем артисты и декорации переезжают в следующий город. Карусель закрутилась…
– А как театру покрывать расходы на проживание, питание и рекламу?
– К примеру, рекламу берет на себя гастролирующий театр, поскольку он продает билеты и получает от продаж деньги. Проживание и питание обеспечивает регион, который направляет театр на гастроли, а транспортировку декораций и проезд актеров оплачивает, как я уже сказал, головной центр. Таким образом в федеральном округе создается общее гастрольное поле. Но могут быть и другие варианты. Для этого Федеральный центр должен собрать директоров театров, обсудить и выработать единую стратегию.
Дальше. Что самое главное на нынешний день? Как говорит Олег Павлович, у нас эпоха капитализма с нечеловеческим лицом. Потому что у нас ничего не бывает «на халяву» – никто ничего не делает бесплатно. Поэтому надо добиться того, чтобы эта карусель могла себя обеспечивать.
Вот приехал театр из Перми в Казань, сыграл свои 10 спектаклей, 5% от заработанной суммы он должен перечислить в фонд, созданный при головном предприятии. Зачем? Чтобы уже на следующий или через год государство выделяло на гастроли не 100 рублей, а 90 (10 рублей головное предприятие добавит из собственного фонда). Когда этот маховик запустится, то, я уверен, что через какое-то время, театры сами смогут обеспечить свою гастрольную деятельность.
– Я правильно понял, что вы эту схему начали разрабатывать еще в Саратове?..
– Да, в 2006 году. А вспомнил о ней сейчас потому, что государство выделило деньги на поездку столичных театров в провинцию. Главное, что бы это не было разовой акцией. Для гастролей требуется долговременный, программный подход. В Год культуры мы должны придумать и создать систему, которая, в том числе, во многом смогла бы себя окупать.
Кроме того, мой замысел позволил бы выявить и систематические проблемы, сопутствующие провинциальному театру – будет понятно, где какой коллектив провисает.
– Сейчас этого не видно, поскольку нет конкурентоспособной среды?
– Совершенно верно! В Министерство культуры стекаются красивые отчеты о заполняемости залов на 90-100%, об участии театра в каком-нибудь фестивале, об аншлагах на премьерах… А то что заполняемость происходит за счет социальной публики, то что театр съездил на фестиваль благодаря какому-нибудь меценату и то что на аншлагах идут только низкопробные кассовые комедии – никто ведь не учитывает. В итоге, качество постановок порой скатывается до местечкового уровня и насколько картина изменится, когда вся эта история обретет хотя бы региональный масштаб. Публика начнет голосовать рублем – в головное предприятие пойдут конкретные отчеты. Вся система максимально прозрачна. Чиновники заинтересуются: почему 5% от сбора у театра города Х составило 100 рублей, у театра города Y – 80 рублей, а у театра города Z и вовсе 30?
Но это еще не все. Чтобы стимулировать худруков на хорошие постановки, надо создать бонусную систему. Давайте-ка мы театру, который больше всех заработал, выделим средства на постановку нового спектакля и отправим на пятидневные гастроли в Москву. В итоге, для театров создаются новые условия работы и появляются стимулы.
– Ваша схема, как я понимаю, заметно отличается от той, которую внедрил в этом году Федеральный центр поддержки гастролей?
– Не готов сказать, я не очень хорошо знаю эту схему. Но, подчеркиваю, я хочу, чтобы региональные театры начали активнее гастролировать и смогли зарабатывать деньги. Федеральный центр занимается гастролями столичных театров. Выезд столичного театра в регион – всегда событие. Публика радуется знаменитым артистам. Наверняка, благодаря этим спектаклям подрастет интерес и к местному театру. Миссия правильная, но, еще раз подчеркиваю, главное, что бы это не была разовая акция. Должна быть система.
– Надо полагать, что свою систему вы не раз предлагали представителям власти?
– Да, и Олег Павлович, несколько лет назад, тоже просил чиновников обратить на нее внимание, но безрезультатно: тогда прямых ответов мы так и не получили. Хотя дело ведь здравое: театры должны, в конце концов, зарабатывать.
– Но ведь многие ваши коллеги (особенно в регионах) говорят о том, что театр по сути зарабатывать не должен, у искусства иные цели…
– Я ведь не призываю к самоокупаемости. Самоокупаемость это действительно другой вопрос, но зарабатывать может любой коллектив и даже обязан. Главное не превращать это в самоцель. Во главе всего должен стоять творческий процесс, а уж его результаты надо представлять публике за деньги. Здесь тонкая грань. Я как артист играю в трех спектаклях Художественного театра (сейчас репетирую четвертый), но если я выйду и увижу, что публике не интересен, то покину постановку раньше, чем мне скажет об этом режиссер. Можно сколько угодно рассуждать о целях и задачах высокого искусства, но если на тебя не хотят смотреть, то и не надо за счет театра тешить свое самолюбие: придумай другой проект.
– Хочу спросить о событии, которое, мне кажется, стало беспрецедентным для Москвы: летом школа Олега Табакова выпустила свой первый курс. Поясним читателям, что вы являетесь директором этой школы. Довольны ли вы первыми результатами?
– О результатах можно будет судить, когда про наших выпускников заговорят, когда разовьют они накопленный опыт и знания в достойных постановках… Но лично мне кажется, что эти оценки не за горами.
Вы правильно заметили, школа – это беспрецедентный проект для отечественного театра. Олег Табаков создал единственный колледж в нашей стране, абитуриентов которого педагоги отбирают по всей России. Принципиальное условие: не к нам ездят «показываться», а мы сами ездим по регионам, смотрим, отбираем и приглашаем ребят на вступительные экзамены в Москву. Причем проезд и проживание им компенсируют из бюджета. Условно говоря, в поселке Светлый Татищевского района Саратовской области может жить безумно талантливый ребенок, но у родителей нет денег доехать с ним до Москвы. Значит, мы должны сами его найти.
И второе важное условие: вне зависимости от того, из какого ты города (даже если и из Москвы), ты должен проводить в колледже 24 часа в сутки. Ребята все время занимаются с педагогами, читают и репетируют. Есть у них, конечно, и часы отдыха, и школьные уроки, но суть одна: кропотливый труд
По первому выпуску видно, что эти ребята смогут нормально жить в любом коллективе, станут лидерами в любом социуме. Им ведь не надо уже процесс адаптации проходить, поскольку они со второго курса попадают в театр, начинают играть, снимаются в кино…
– А все-таки как происходит отбор?
– Мы приезжаем в какой-либо город и объявляем о просмотре. Приходит, как правило, порядка 200-300 человек. Из них нам надо выделить пятерых и пригласить на экзамены в Москву. Часто нам помогают сориентироваться педагоги местных училищ или консерваторий, хотя наша деятельность радует далеко не всех: дескать, вы заберете лучших, а что нам останется!
– Мне кажется, это заблуждение: недавно на конкурсе детских театров один педагог показывал своих ребят, и коллеги изумлялись: «Какие у вас талантливые дети. Где вы их нашли?» Он ответил честно: «Это те ребята, которых вы не приняли на свои курсы»…
– То-то и оно: важно не только взрастить, но и разглядеть талант. Табаков на просмотрах никому не говорит: навеки забудь о театре. Он всем оставляет шанс, даже если дела у ребенка идут совсем слабо. Как знать, вдруг через несколько лет его талант прорастет с новой силой, но рана, полученная на экзамене, остановит его от новых попыток?..
Мы, кстати, часто отсеиваем ребят вовсе не потому, что считаем их недостаточно талантливыми. Просто мы говорим, что этого человека мы сможем научить в нашей системе, мы с ним на одной волне, а вот этот очень талантливый, но он скорее артист ленкомовского плана – он хорошо бы у Марка Захарова раскрылся. Это, конечно, субъективные оценки, но иначе и невозможно…
– Вы сказали «научить в нашей системе». А под системой что подразумевается?
– Свой театральный колледж Олег Павлович, шутя, называет маленьким заводиком при «Табакерке». Но если посмотреть шире, то ведь «Табакеркой» наши возможности не ограничиваются. Есть Школа-студия МХАТ, есть Московский художественный театр и есть производственные мастерские. Получается, что человек, попадая к нам в 15 лет, обитает в этой системе координат и непосредственно во всем этом задействован. По окончании колледжа он может, например, пробовать свои силы в Школе-студии или найти себе дело в производственных мастерских – не исключено ведь, что подросток, поступив в артисты, захочет переквалифицироваться в звукорежиссеры или художники по свету – это его полное право. Но наша задача заразить его бациллой театра.
– К воспитанникам строгие требования?
– Да, достаточно строгие. Мы набираем 24 человека каждый год, но предупреждаем, что никого «тянуть» не будем и при плохой успеваемости последует отчисление. Нынешним летом на 4-й курс перешло только 12 человек.
– Сам момент расставания как проходит?
– Тяжело. Это просто кошмар для всех нас. Но отчислений на пустом месте не бывает. Работаем, выявляем причины… Если причины накапливаются, то беседуем с ребенком и с его родителями – обратите внимание на то-то и то-то. Ни разу не было, чтобы мы беспричинно указали на дверь: дескать, спасибо, до свидания. Всегда даем шанс, позволяем пересдавать предметы, даем время на доработку и так далее. Но если педагоги видят, что ест нерешаемые проблемы, то лучше, конечно, расстаться: человек с детских лет должен понимать, что идет в жесточайшую профессию – профессию, в который ты каждый день должен доказывать свой профессионализм.
– Я не открою Америки, но так было и будет всегда. Сначала что-то вводится, потом смотрят, как это приживается или не приживается…
Выпустили новый закон? Театр обязан его соблюдать, каким бы абсурдным он ни казался. Я сторонник именно этого подхода: давайте работать, давайте смотреть на результат, набивая себе шишки, пока не сложится четкая картина, что было верно, а что нет.
– А если вдруг что-то «неверно»?
– Не беда. Вспомните, как произошло с 94-м законом о госзакупках. Изначально театры вынуждены были каждую мелочь приобретать через тендер. Доходило до смешного: закон подталкивал директоров заключать договор не со столярным цехом, который делает декорации профессионально, а с мастерской по ремонту заборов, потому что их оплата труда на порядок ниже. Тендеры объявлялись и на пошив одежды, и даже на постановку спектакля. Но жизнь внесла свои коррективы: люди собрались, поработали, накопили опыт и в короткий срок поправки были внесены. На изготовление декораций театр мог тратить уже до 400 тысяч рублей вне тендера, а потом чиновники отменили и эту главу.
Точно так же корректируются и остальные законы – например, 44-й о контрактной системе. Всякий раз, приглашая на постановку режиссера, дирекция оформляет множество документов, доказывая, что именно режиссер N крайне необходим коллективу. Я уверен, что и эта глупость отпадет сама собой.
– Откуда такая уверенность?
– Нужно понимать, что законы принимаются не только для театров, а для всех социальных институтов, из которых состоит государство. И то что с позиции деятеля сцены выглядит нелепо, чиновникам может казаться вполне логичным – они смотрят на процесс с точки зрения закона.
Яркий пример. Едет театр, скажем, на гастроли в Сочи. Приходим на согласование к чиновникам и говорим: «Мы едем в Сочи, аренда стоит 100 рублей». В ответ они задают резонный вопрос: «А сколько стоит аренда театра в Новосибирске?» Мы говорим: «80 рублей» – «В таком случае, поезжайте в Новосибирск». С нашей точки зрения – полный абсурд: нам нужно порадовать сочинцев. Но с точки зрения экономиста – не абсурд. Там дешевле. У нас разные цели и задачи. И чтобы они совпали, нужно время, нужен диалог. А если мы будем ходить с лозунгами «Доколе!», то ничего не получится: мы ни в Сочи не поедем, ни в Новосибирск. Революции надо устраивать не по кабинетам, а на сцене.
– В этой связи я хотел спросить: не пострадал ли театр от своего остросатирического «Идеального мужа»? Ведь те же чиновники и представители РПЦ не раз высказывались против этой постановки…
– В глобальном плане – нет, не пострадал. Да и причин для этого я не вижу – мы ведь никого не оскорбляем. У театра не было ни малейшего желания показать какого-то конкретного человека, как-то его унизить. Шумиха вызвана лишь тем, что легкоузнаваемые человеческие пороки показаны на современных персонажах. Но театр на то и театр, чтобы помогать зрителю со стороны взглянуть на нашу жизнь…
– Шумиха была спровоцирована еще и тем, что, дескать, ничего не осталось от классической пьесы. Недавно, кстати, про эту тенденцию говорил и министр культуры на встрече с президентом: мол, есть театры, которые «искажают классику». А как, на ваш взгляд, должен ли чиновник направлять художественный процесс?
– Интересный вопрос. В регионах есть организации, именуемые управлением культуры – название мне всегда казалось абсурдным, потому что культурой управлять невозможно. Как можно «управлять» художником, который пишет картину? Как можно «управлять» писателем, который сочиняет роман?
– А тем более как можно делать это, внедряя запреты и следуя за буквой закона…
– Лично я против каких-либо ограничений. Потому что они подталкивают художников на более резкие вещи, чем мат. Попытка дать деятелям культуры «правильный вектор» неизбежно натолкнется на сопротивление – у художников возникнет азарт поговорить о злободневном в обход установленных препон. Выиграет ли от этого искусство? Вполне возможно. Наверняка появятся новые формы, прорастут интересные жанры. Но, другое дело, каков результат? Может быть, все поймут, что и не надо было ничего запрещать и что задачи художника при любых условиях остаются одинаковыми…
– Вас не пугает, что запретов в последнее время становится больше?
– Сколько бы их ни было, давления на театры нет. Да и страшного тоже ничего не происходит.
Коль скоро так получилось, значит, на культуру, наконец, обратили внимание. Во-первых, так жить проще (теперь понятно, чего от нас ждут) и, на мой взгляд, интереснее. А, во-вторых, благодаря повышенному вниманию новая публика обязательно придет в зал посмотреть: что же там происходит?
Пускай таких взрывных штук будет как можно больше, и пускай чиновники не забывают о театре и впредь. Меня этот процесс, если честно, только радует: вспомните, сколько лет подряд деятели сцены добивались того, чтобы на них обратили внимание. И вот, наконец, заметна попытка диалога. Пусть этот диалог начинается с запретов – все равно так гораздо лучше, чем существовать в полном забвении. А уж острые углы, поверьте, мы обойдем…
– Помимо санкций нынешний год подарил театрам и большую гастрольную программу – столичные коллективы могут, как раньше, выезжать в регионы на довольно продолжительное время…
– Я бы хотел здесь вот на чем остановиться. Еще будучи директором Саратовского театра драмы, я предлагал своим коллегам собственную схему возрождения гастролей. Но тогда, видимо, другие времена были на дворе – и меня не услышали. А схема достаточна проста и эффективна – велосипед изобретать не нужно.
– Она отличается от той, по которой работает Федеральный центр поддержки гастролей?
– Думаю, она идет немного дальше. Федеральный центр занимается сейчас тем, что вывозит столичные театры на гастроли в глубинку. И это очень хорошо. А я предлагаю схему, которая позволила бы и региональным театрам активно ездить на гастроли и зарабатывать деньги…
Попробую объяснить. Берем, скажем, Приволжский федеральный округ. В его центре создается головное предприятие, которое аккумулирует в себе лучшие спектакли округа. Государство дает головному предприятию, условно говоря, 100 рублей. И эти 100 рублей центр тратит на то, чтобы отвезти спектакли во все четырнадцать республик и областей Приволжского округа.
Далее начинается «прокат программы». Например, две недели подряд Саратовский театр играет в Самаре свои спектакли, Самарский – в Перми, Пермский – в Казане, Казанский – в Ульяновске и так далее. Аренду при таком обмене оплачивать не нужно, технический персонал, монтировщики, осветители есть в каждом местном театре – это позволяет экономить. Так проходит две недели: каждый театр показывает свои лучшие постановки, затем артисты и декорации переезжают в следующий город. Карусель закрутилась…
– А как театру покрывать расходы на проживание, питание и рекламу?
– К примеру, рекламу берет на себя гастролирующий театр, поскольку он продает билеты и получает от продаж деньги. Проживание и питание обеспечивает регион, который направляет театр на гастроли, а транспортировку декораций и проезд актеров оплачивает, как я уже сказал, головной центр. Таким образом в федеральном округе создается общее гастрольное поле. Но могут быть и другие варианты. Для этого Федеральный центр должен собрать директоров театров, обсудить и выработать единую стратегию.
Дальше. Что самое главное на нынешний день? Как говорит Олег Павлович, у нас эпоха капитализма с нечеловеческим лицом. Потому что у нас ничего не бывает «на халяву» – никто ничего не делает бесплатно. Поэтому надо добиться того, чтобы эта карусель могла себя обеспечивать.
Вот приехал театр из Перми в Казань, сыграл свои 10 спектаклей, 5% от заработанной суммы он должен перечислить в фонд, созданный при головном предприятии. Зачем? Чтобы уже на следующий или через год государство выделяло на гастроли не 100 рублей, а 90 (10 рублей головное предприятие добавит из собственного фонда). Когда этот маховик запустится, то, я уверен, что через какое-то время, театры сами смогут обеспечить свою гастрольную деятельность.
– Я правильно понял, что вы эту схему начали разрабатывать еще в Саратове?..
– Да, в 2006 году. А вспомнил о ней сейчас потому, что государство выделило деньги на поездку столичных театров в провинцию. Главное, что бы это не было разовой акцией. Для гастролей требуется долговременный, программный подход. В Год культуры мы должны придумать и создать систему, которая, в том числе, во многом смогла бы себя окупать.
Кроме того, мой замысел позволил бы выявить и систематические проблемы, сопутствующие провинциальному театру – будет понятно, где какой коллектив провисает.
– Сейчас этого не видно, поскольку нет конкурентоспособной среды?
– Совершенно верно! В Министерство культуры стекаются красивые отчеты о заполняемости залов на 90-100%, об участии театра в каком-нибудь фестивале, об аншлагах на премьерах… А то что заполняемость происходит за счет социальной публики, то что театр съездил на фестиваль благодаря какому-нибудь меценату и то что на аншлагах идут только низкопробные кассовые комедии – никто ведь не учитывает. В итоге, качество постановок порой скатывается до местечкового уровня и насколько картина изменится, когда вся эта история обретет хотя бы региональный масштаб. Публика начнет голосовать рублем – в головное предприятие пойдут конкретные отчеты. Вся система максимально прозрачна. Чиновники заинтересуются: почему 5% от сбора у театра города Х составило 100 рублей, у театра города Y – 80 рублей, а у театра города Z и вовсе 30?
Но это еще не все. Чтобы стимулировать худруков на хорошие постановки, надо создать бонусную систему. Давайте-ка мы театру, который больше всех заработал, выделим средства на постановку нового спектакля и отправим на пятидневные гастроли в Москву. В итоге, для театров создаются новые условия работы и появляются стимулы.
– Ваша схема, как я понимаю, заметно отличается от той, которую внедрил в этом году Федеральный центр поддержки гастролей?
– Не готов сказать, я не очень хорошо знаю эту схему. Но, подчеркиваю, я хочу, чтобы региональные театры начали активнее гастролировать и смогли зарабатывать деньги. Федеральный центр занимается гастролями столичных театров. Выезд столичного театра в регион – всегда событие. Публика радуется знаменитым артистам. Наверняка, благодаря этим спектаклям подрастет интерес и к местному театру. Миссия правильная, но, еще раз подчеркиваю, главное, что бы это не была разовая акция. Должна быть система.
– Надо полагать, что свою систему вы не раз предлагали представителям власти?
– Да, и Олег Павлович, несколько лет назад, тоже просил чиновников обратить на нее внимание, но безрезультатно: тогда прямых ответов мы так и не получили. Хотя дело ведь здравое: театры должны, в конце концов, зарабатывать.
– Но ведь многие ваши коллеги (особенно в регионах) говорят о том, что театр по сути зарабатывать не должен, у искусства иные цели…
– Я ведь не призываю к самоокупаемости. Самоокупаемость это действительно другой вопрос, но зарабатывать может любой коллектив и даже обязан. Главное не превращать это в самоцель. Во главе всего должен стоять творческий процесс, а уж его результаты надо представлять публике за деньги. Здесь тонкая грань. Я как артист играю в трех спектаклях Художественного театра (сейчас репетирую четвертый), но если я выйду и увижу, что публике не интересен, то покину постановку раньше, чем мне скажет об этом режиссер. Можно сколько угодно рассуждать о целях и задачах высокого искусства, но если на тебя не хотят смотреть, то и не надо за счет театра тешить свое самолюбие: придумай другой проект.
– Хочу спросить о событии, которое, мне кажется, стало беспрецедентным для Москвы: летом школа Олега Табакова выпустила свой первый курс. Поясним читателям, что вы являетесь директором этой школы. Довольны ли вы первыми результатами?
– О результатах можно будет судить, когда про наших выпускников заговорят, когда разовьют они накопленный опыт и знания в достойных постановках… Но лично мне кажется, что эти оценки не за горами.
Вы правильно заметили, школа – это беспрецедентный проект для отечественного театра. Олег Табаков создал единственный колледж в нашей стране, абитуриентов которого педагоги отбирают по всей России. Принципиальное условие: не к нам ездят «показываться», а мы сами ездим по регионам, смотрим, отбираем и приглашаем ребят на вступительные экзамены в Москву. Причем проезд и проживание им компенсируют из бюджета. Условно говоря, в поселке Светлый Татищевского района Саратовской области может жить безумно талантливый ребенок, но у родителей нет денег доехать с ним до Москвы. Значит, мы должны сами его найти.
И второе важное условие: вне зависимости от того, из какого ты города (даже если и из Москвы), ты должен проводить в колледже 24 часа в сутки. Ребята все время занимаются с педагогами, читают и репетируют. Есть у них, конечно, и часы отдыха, и школьные уроки, но суть одна: кропотливый труд
По первому выпуску видно, что эти ребята смогут нормально жить в любом коллективе, станут лидерами в любом социуме. Им ведь не надо уже процесс адаптации проходить, поскольку они со второго курса попадают в театр, начинают играть, снимаются в кино…
– А все-таки как происходит отбор?
– Мы приезжаем в какой-либо город и объявляем о просмотре. Приходит, как правило, порядка 200-300 человек. Из них нам надо выделить пятерых и пригласить на экзамены в Москву. Часто нам помогают сориентироваться педагоги местных училищ или консерваторий, хотя наша деятельность радует далеко не всех: дескать, вы заберете лучших, а что нам останется!
– Мне кажется, это заблуждение: недавно на конкурсе детских театров один педагог показывал своих ребят, и коллеги изумлялись: «Какие у вас талантливые дети. Где вы их нашли?» Он ответил честно: «Это те ребята, которых вы не приняли на свои курсы»…
– То-то и оно: важно не только взрастить, но и разглядеть талант. Табаков на просмотрах никому не говорит: навеки забудь о театре. Он всем оставляет шанс, даже если дела у ребенка идут совсем слабо. Как знать, вдруг через несколько лет его талант прорастет с новой силой, но рана, полученная на экзамене, остановит его от новых попыток?..
Мы, кстати, часто отсеиваем ребят вовсе не потому, что считаем их недостаточно талантливыми. Просто мы говорим, что этого человека мы сможем научить в нашей системе, мы с ним на одной волне, а вот этот очень талантливый, но он скорее артист ленкомовского плана – он хорошо бы у Марка Захарова раскрылся. Это, конечно, субъективные оценки, но иначе и невозможно…
– Вы сказали «научить в нашей системе». А под системой что подразумевается?
– Свой театральный колледж Олег Павлович, шутя, называет маленьким заводиком при «Табакерке». Но если посмотреть шире, то ведь «Табакеркой» наши возможности не ограничиваются. Есть Школа-студия МХАТ, есть Московский художественный театр и есть производственные мастерские. Получается, что человек, попадая к нам в 15 лет, обитает в этой системе координат и непосредственно во всем этом задействован. По окончании колледжа он может, например, пробовать свои силы в Школе-студии или найти себе дело в производственных мастерских – не исключено ведь, что подросток, поступив в артисты, захочет переквалифицироваться в звукорежиссеры или художники по свету – это его полное право. Но наша задача заразить его бациллой театра.
– К воспитанникам строгие требования?
– Да, достаточно строгие. Мы набираем 24 человека каждый год, но предупреждаем, что никого «тянуть» не будем и при плохой успеваемости последует отчисление. Нынешним летом на 4-й курс перешло только 12 человек.
– Сам момент расставания как проходит?
– Тяжело. Это просто кошмар для всех нас. Но отчислений на пустом месте не бывает. Работаем, выявляем причины… Если причины накапливаются, то беседуем с ребенком и с его родителями – обратите внимание на то-то и то-то. Ни разу не было, чтобы мы беспричинно указали на дверь: дескать, спасибо, до свидания. Всегда даем шанс, позволяем пересдавать предметы, даем время на доработку и так далее. Но если педагоги видят, что ест нерешаемые проблемы, то лучше, конечно, расстаться: человек с детских лет должен понимать, что идет в жесточайшую профессию – профессию, в который ты каждый день должен доказывать свой профессионализм.
