Этот форум, включающий в себя, помимо традиционного показа спектаклей, и образовательную программу с любопытными лекциями и семинарами, и читки современных пьес российских и европейских драматургов, в последние годы стал одним из самых авторитетных в России. Более того, российские премьеры многих спектаклей, как отечественных, так и зарубежных, зачастую случаются именно здесь, а уж потом отправляются в гастрольные турне или на другие фестивали.
Так, в этот раз именно на сцене Волковского театра прошла российская премьера спектакля Владимира Панкова «Война» – совместного проекта Международного театрального фестиваля им. Чехова, Эдинбургского международного фестиваля в сотрудничестве с SounDrama Studio (Москва). Его жизнь началась в августе этого года в Эдинбурге, а москвичам предстоит дожидаться столичной премьеры еще почти год. Также именно здесь Городской театр Вильнюса (Литва), возглавляемый Оскарасом Коршуновасом, впервые в России сыграл «Чайку», которая из Ярославля переместится в Петербург на «Балтийский дом». Впервые же в этом году ярославцам подарили оперу, да не что-нибудь мобильное и легко вывозимое, а спектакль «Фауст» из «Новосибирского колизея».Девиз фестиваля «Русская драматургия на языках мира» постепенно расширяется, включая в себя и произведения иностранных авторов. Впрочем, русская классика по-прежнему остается главной, и это на родине первого русского театра вполне знаково. И еще одна особенность Волковского фестиваля – его многожанровость: в одной афише прекрасно уживаются люди и куклы, драма и опера (в прошлые годы ее место занимал балет), взрослые спектакли и представления для детей. Среди гостей самые известные театры: МХТ имени Чехова, Мастерская Петра Фоменко, Театр имени Маяковского, зарубежные гости.
А начинается все ежегодно с вручение Премий Правительства РФ имени Федора Волкова «За вклад в развитие театрального искусства». В этом году лауреатами премии стали художественный руководитель Воронежского Камерного театра Михаил Бычков, Пермский ТЮЗ и Рязанский государственный областной театр кукол. Причем каждый из лауреатов получает право сыграть свой спектакль на знаменитой сцене Волковского театра.
Белая кость героя
Владимир Панков на пресс-конференции в день открытия фестиваля посетовал, что сегодня этот спектакль можно обвинить в конъюнктуре. А затевался он на уровне идеи еще два с половиной года назад и должен был быть приурочен к столетию со времени начала Первой мировой войны. Когда же работа над «Войной» была завершена, оказалось, что спектакль оказался в самом эпицентре нынешних событий.
На самом-то деле судьба человечества сложилась так, что война – эпицентр едва ли не любого времени. И, наверное, трудно найти в мировой истории длительный период, когда разные цивилизации пребывали в гармонии и согласии. Впрочем, это явление парадоксальным образом вызывает разные эмоции – от пароксизмов патриотизма и гордости за воинские победы до ужаса и боли от потери близких. Не зря же этот спектакль Панкова начинается с дискуссии праздных и мирных «интеллигентов» начала века минувшего о том, что же такое феномен войны. Не зря в ткань спектакля вплетены эпизоды из гомеровской «Илиады», «Записок кавалериста» Николая Гумилева, в то время как его основой становится роман «Смерть героя» Ричарда Олдингтона (автор либретто Ирина Лычагина). А в качестве протагониста выступает молодой художник Джордж (Павел Акимкин), этой войной перемолотый и с нее не вернувшийся. Молодой художник, муж, сын – он теряет здесь все, постепенно погружаясь в эту всепоглощающую стихию. Теряет искренность чувства и умение любить – в свою последнюю встречу с женой он просто грубо насилует ее. Теряет талант – кисти уже не держатся в его дрожащих руках, хотя последние картины он, кажется, пытается писать собственными слезами, потом и кровью, проводя этими кистями по глазам и лбу.В этой «Войне» смешались языки – русский, греческий, английский. Странным образом, это не разъединяет ни актеров со зрителями, ни персонажей, но эмоционально и звуково отражает всю ту же страшную и глобальную стихию войны. Дисгармоничность звуков, музыкальных вкраплений (композитор Артем Ким), разнотембрового вокала, смешение времен и одежд очень мощно рушит хрупкую начальную гармонию светлой мирной жизни с роялем и бокалами шампанского.
Слова, которых здесь много, подчас кажутся лишними, несмотря на то, что звучат произведения авторов великих. Их смысл не то чтобы утрачен, но стал привычным, в него мы каждодневно погружаемся, порой уже не замечая всего ужаса происходящего. Но когда привычный стиль SounDrama Владимира Панкова, говоря военным языком, оккупирует сцену, тогда зритель начинает включаться в эту историю на иных уровнях – визуальном, звуковом, музыкальном, эмоциональном. И это смешение времен становится эстетически оправданным и понятным: хароновские весла вдруг обернутся античными копьями, а кисти художника станут спицами от клубка судьбы, нити которого опутают всех без разбора. Актрисы, подобно греческим эриниям, взлетают над сценой, не переставая петь, потом становятся светскими дамами или фронтовыми медсестрами. Над сценой взмывают шинели и фраки, поднимается и падает «старорежимная» хрустальная люстра, рояль постепенно утрачивает свою суть и становится просто мешающим предметом, который отталкивают то в одну, то в другую сторону, дабы не путался под ногами и руками (художник-постановщик Максим Обрезков). А доминантой становится крик человеческого отчаяния, стон боли, переходящие в оглушительный рев военной сирены. Все это понятно без слов, а режиссер с актерами парадоксальным образом являют нам эту громкую притягательную стихию «общего дела», которым порой становится война, и тут же заставляют ужасаться тому, чем она является на самом деле. Этот спектакль, конечно же, надо видеть, причем неважно, какой национальности и каких политических взглядов будут зрители. Всех касается!
Жизнь лопнула, как склянка с эфиром
Оскарас Коршуновас, хорошо знакомый российской публике, в том числе и ярославской (на Волковский фестиваль в свое время привозили его спектакли «Миранда» и «На дне»), на этот раз удивил поразительным минимализмом и бережным отношением к чеховскому тексту – без купюр, перестановок и отсебятины. Согласитесь, сегодня это уже редкость. Не для этого литовского режиссера, а в принципе с точки зрения современного театра. При этом его «Чайка» отнюдь не литературоцентрична, но безмерно театральна, не дидактически серьезна, но наполнена юмором, вперемешку с вселенской «тоской от жизни». Впрочем, вселенская меж тем наполняется не только вечным, но вполне современным смыслом, когда в актерах на сцене ты узнаешь не только известных чеховских персонажей, но хорошо знакомых тебе людей, а то и себя самого.
Этот спектакль словно бы вырос из актерской лаборатории (хотя, говорят, так и было), из читки, которая постепенно наполнялась индивидуальным, «своим» пониманием происходящего, которое уже начинало требовать «физических действий». Их, впрочем, не так уж и много. Актеры большее время просто сидят на стульях, установленных в ряд, периодически включаясь в действие, но и в состоянии покоя не отвлекаясь от происходящего. Актер – главная пружина этого спектакля. Причем актер, внутренне наполненный, склонный не столько к представлению, сколькому к самому настоящему переживанию того, что случилось с его персонажем. Четвертой стены при этом нет. Зрители – часть истории. Зрителя можно припугнуть револьвером, как делает это Треплев – Мартинас Недзинскас, чтобы не опаздывал в зал после антракта. Аркадина – Неле Савиченко дает рубль кому-то из публики, подчеркивая, что «это на троих». А Полина Андреевна – Айрида Гинтаутайте с Дорном – Дайнюсом Гавянонисом в приступе страсти падают прямо в зрительный зал, где для них предусмотрительно оставлена пара кресел.Этот смешной и грустный спектакль Коршуноваса – о лишних людях разного возраста и социального статуса, за которыми угадывается целый ряд «потерянных поколений». Лишних в силу самых разных причин, в силу самой судьбы, которая почему-то вот так решила с ними распорядиться. «Чайка» не про театр и не про талант, она шире. Как жаль нервного до истеричности мальчишку Треплева, которого никто не любит и в этом первопричина всех бед. Он ревнует Тригорина – Дарюса Гумаускаса не столько к Нине – Гяльмине Глямжайте, сколько к матери, хоть эдипов комплекс в этом усмотри. А Нина в маечке с изображением Мэрилин Монро так похожа на тысячи юных провинциалок, рвущихся в столицы на покорение творческих олимпов, которые им совсем не по плечу. Пожалуй, и впрямь стоит уйти в нирвану, как делает это Дорн, демонстрируя нам разнообразные асаны и пытаясь научить этому остальных. Только ведь не поможет.
И не устаешь удивляться тому, что можно, оказывается, сделать такой живой и сегодняшний спектакль, дергающий публику за нервные окончания, без эпатажа и авангарда, без катания на роликах и ныряния в «колдовское озеро» (его тут и вовсе нет), а просто пропуская далекую замыленную пьесу через себя, через свое восприятие жизни, чувствуя при том, как эту «маленькую» жизнь воспринимает большой и по-прежнему жестокий мир. Когда Треплев, в последний раз выглянув из-за занавеса, пытаясь поймать взгляд матери и так и не поймав, стреляется где-то за кулисами, Дорн озвучивает только одну фразу: «Лопнула склянка с эфиром». А то, что лопнула жизнь, имеет так мало значения…
Нужны новые формы
Они и были здесь, на Волковском, причем в довольно разнообразном виде. Уже который год этот фестиваль показывает своим зрителям не только известные сценические истории в исполнении не менее известных коллективов, но попутно и подспудно ведет «образовательную программу», наглядно показывая, каким может быть современный театр которого не стоит пугаться.
Так, на этот раз здесь показали спектакль Виктора Рыжакова и Центра Мейерхольда «Боги пали», который когда-то шел на кухне журнала «Афиша», а в Ярославле был сыгран в зрительском буфете. И смотреть его надо было стоя, и никакого действия в пьесе Сельмы Димитриевич принципиально не было, и актрисы Светлана Иванова-Сергеева и Ольга Сухарева только лишь обменивались очень короткими и почти одними и теми же репликами, а между тем жизненная история должна была родиться именно в зрительском восприятии. Причем у каждого своя. Здесь нужно было вслушиваться не столько в смысл произносимых слов, сколько ловить постоянно меняющийся ритм диалогов, намеренно бесстрастных, ведущихся словно по бесконечному кругу, но в каждом кругу были иные интонации, темп, накал.
А знаменитый Носибирский театр оперы и балета показал свою оперу «Фауст» вообще в уникальном варианте, который только раз был уже опробован в Омске. Поскольку ярославская сцена гораздо меньше и живо спектакль там бы никак не поместился, на большом экране была запущена его запись. Перед зрителем же разместился живой оркестр, хор и солисты, представлявшие эту оперу в концертном исполнении, синхронизируя все это с трансляцией большого спектакля с декорациями и костюмами. Этот прием давал иллюзию какого-то джазового исполнения, если можно отнести этот термин к классической опере. Звучала одна, великая тема Гуно, но в разных, причем одномоментных вариациях. Можно было наблюдать на экране визуальную роскошь постановки Игоря Селина, можно было сосредоточиться на актерах, стоявших перед нами и только обозначавших характеры и эмоции, можно было просто закрыть глаза и слушать чудную музыку, наслаждаясь роскошной игрой оркестра и сильными голосами. В общем, для ярославской публики, к опере не приученной по причине отсутствия в городе музыкального театра, это был весьма любопытный опыт, завершившийся вполне традиционными для оперного театра овациями и криками «Браво!».
