Когда Галине Коноваловой исполнилось 95 лет, она произнесла фразу, которую в Театре Вахтангова цитируют по сей день: «Молодые артистки жалуются: “Ах, какой кошмар! 28 лет, нет главных ролей. Жизнь не задалась. Пора уходить из профессии”. Господи, какая ерунда. Я до девяноста трех ничего не играла. У вас еще полно времени».
В возрасте «чуть-чуть за девяносто» Галина Коновалова прогремела на всю Москву ролью няньки в спектакле Римаса Туминаса «Дядя Ваня». В дальнейшем она сыграет и в его «Пристани», и в «Евгении Онегине». А о начале своей дружбы с режиссером будет рассказывать, не скрывая иронии:
–Знаете, должна признаться, что не вполне объективна к нему. Потому что я Римаса сразу очень хорошо приняла. Ему надо было на кого-нибудь опереться, и я подставила свое плечо, а также руку, ногу, пышную грудь – все что угодно. Я сказала: «Пользуйтесь мной, как считаете нужным». Он с удивлением на меня посмотрел. И, как мне кажется, неправильно понял…
Год спустя, когда «Дядя Ваня» стал хитом театральной Москвы, у Галины Львовны был вечер в Доме актера.
– Когда мы встретились с вами в работе, вы напомнили мне мою маму, – эти слова Туминаса зачитали из поздравительной телеграммы (сам режиссер присутствовать не смог).
Галина Львовна, сидевшая в первом ряду, отреагировала мгновенно:
– Хорошо, что не бабушку!
В зале раздался смех.
В тот вечер она еще не раз сбивала выступающих своими едкими, саркастическими репликами, поданными как бы от лица недовольной виновницы торжества.
Когда на сцену вышли вахтанговцы с музыкальным номером, Галина Львовна бросила:
– Только этого еще не хватало.
А едва театровед Вера Максимова принялась расхваливать актрису: дескать, «смотрю на Галочку, как она выглядит в свои годы, как одевается. Какое платье», Галина Львовна не удержалась и здесь:
– У подруги одолжила на вечер.
И лицо грозного театроведа заискрилось улыбкой.
* * *
Без этих реплик, брошенных как бы вскользь, невозможно представить Галину Львовну. И не было в них пресловутой шутки ради шутки. В них звучал отголосок той старой театральной эпохи, когда вахтанговцев спасала самоирония. На дворе были тяжелые времена – разруха, репрессии, война, голод, эвакуация, но коллектив играл свои жизнерадостные спектакли, словно стремясь доказать непререкаемость вахтанговской формулы: «Театр = праздник». Держались единой семьей. И в школу при театре (училища еще не было) тоже принимали, как в семью.
Однажды в 1934 году во время урока дикции распахнулась дверь и студентам представили начинающего артиста Владимира Осенева, принятого в качестве вольнослушателя. Осенев был на восемь лет старше, заметно выделялся на фоне первокурсников, и потому фраза Коноваловой:
– Зачем таких стариков принимают? – вонзилась в память всех присутствующих.
По иронии судьбы именно Осенев, ставший вскоре блистательным острохарактерным артистом, предложил Галине Коноваловой руку и сердце, стал ее преданным (и единственным) мужем.
Но фразу про старика вспоминалась в доме не раз. Разумеется, в шутку…
Легко дыхание было в семье. Оно диктовало и отношение к жизни.
Когда в 1952 году в театр после училища был принят Юрий Яковлев, Галину Коновалову кто-то спросил:
– А что это за артист?
Галина Львовна взглянула на его высокую, худую фигуру с длинной шеей, как у вылупившегося птенца, и сказала:
– Ну, разве не видите: это очень тонкий артист, – имелось в виду, разумеется, его телосложение, поглощенное «теловычитанием».
Но все же любая ирония не бывает беспочвенной: шутливая характеристика оказалась вполне «в точку». Спустя годы о Юрии Васильевиче действительно узнали, как о тонком артисте, который способен раскрывать самые потаенные глубины человеческой души.
* * *
Она была острословом, подмечателем любых несуразностей и нелепостей.
Но главное недоумение вызывал собственный возраст.
Когда-то в молодости она нянчила Михаила Державина – ныне маститого артиста Театра сатиры, корифея труппы, а тогда – сына вахтанговцев Ираиды и Михаила Державиных. Несколько лет назад она так говорила об этом:
– Мишка всю жизнь называет меня тетей Галей. Но недавно он гаркнул на всё фойе: «Тетя Галя, здравствуйте!» Я прошипела: «Какая я тебе тетя? Говори просто «Галя», все ведь решат, что мне уже лет триста!
Впрочем, за шуткой скрывалась драма. И в 96, и в 97 лет Галина Львовна не утаивала своего возраста, не молодилась и не старалась «симулировать молодость» (показушничество, равно как и актерскую манерность, терпеть не могла).
Однажды она сказала:
– Самое страшное дожить до преклонных лет и остаться в трезвом уме и при хорошей памяти. Я, конечно, понимаю, что совсем скоро меня вынесут из театра вперед ногами… И жить с этим ощущением невозможно... Не думать? Было бы странно. Делать вид, что готова сыграть Джульетту – глупо. В мои годы каждый день может стать последним. И когда всякий раз театр присылает за мной машину, я еду на Арбат, а в висках стучит именно эта мысль: неужели в последний раз?
На своем 95-летии в Театре Вахтангова Галина Коновалова сказала:
– Этот юбилей – такой кошмар, что вы и представить себе не можете. Я все время боюсь, что стану похожа на ту актрису в телевизоре (она всегда почему-то снимается в шляпке), которой без конца задают один и тот же вопрос: «Как же вы так хорошо сохранились?» И чем она старше, чем глубже у нее морщины, тем чаще ей говорят, что она отлично выглядит. А отвечает она всегда одинаково: «Я сохранилась потому, что никогда никому не завидовала». Но лично я хочу вам сказать: это вранье, и так не бывает. Лично я завидую абсолютно всем. И удачно сыгранной роли, и молодому возрасту, и одаренности той или иной актрисы, и тому, что моя соседка сделала ремонт на кухне, а я еще нет… Секрет долголетия прост: у меня есть возлюбленный, который поддерживает меня все эти годы. Он помогает справляться с недугами, он заставляет меня отвлечься, если дома что-то не ладится, а главное, он ни на шаг не отпускает меня от себя.
И вдруг из первого ряда раздается голос Владимира Этуша:
– Да кто же это, в конце-то концов?
– Это Театр имени Вахтангова.
* * *
Журнал «Театрал» несколько раз предлагал актрисе взяться за перо и опубликовать очерки из жизни Вахтанговской сцены.
Сомневалась, отказывалась:
– Кому это интересно! Я обо всем написала в книге.
Но книга обрывалась 1943 годом (возвращением вахтанговцев из эвакуации в Москву), а хотелось продолжения.
– Не знаю, не уверена…
Наконец, сдалась под предлогом написать о великой Цецилии Мансуровой. Номер вышел. И, к счастью, Галина Львовна вспомнила, что давно обещала Юрию Яковлеву рассказать о нем в телепрограмме, но поскольку со своей задачей, как считала, не справилась, согласилась в порядке исключения написать очерк и о нем.
Призывы, просьбы и уговоры: мол, читатели ждут продолжения, не действовали. Но приближался чей-нибудь юбилей и Галина Львовна сдавалась:
– В последний раз.
Наверное, здесь была все-таки капля кокетства. Каждый номер ждала с нетерпением:
– Ну что там слышно? Сообщите мне, пожалуйста, когда журнал выйдет.
Выходил журнал, создавался прекрасный повод, чтобы позвонить Галине Львовне и в трубке неизменно слышалось нетерпеливое:
– Алё, да! Алё!
К телефону не подходила – подскакивала. Кто бы ни звонил… А звонил телефон не умолкая: «Надо устроить артиста в больницу», «Помогите решить жилищный вопрос», «Дайте совет»... И редко когда Галина Львовна отказывала. Однажды, после очередного звонка, на комплимент, дескать, вы нарасхват, она ответила:
– Я должна помочь тем, кто младше. Старших просто не осталось.
И в этих словах вновь слышалась грустная ирония.
Ритм ее жизни до последних дней был молниеносный. Если нет дома – значит, в театре. Если нет в театре – значит, в училище. А еще съемки, интервью, театральные премии…
В «Пристани» есть слова: «В молодости мне было подвластно всё: вино, карты, любовь. Попробуй меня останови! Но жизнь остановила».
Галину Коновалову жизнь пыталась остановить не раз.
Однако всякий раз прямиком из больницы она ехала в театр, чтобы выйти на сцену и никого не подвести (мало кто знает, какими нечеловеческими усилиями это давалось).
В больнице одолевала апатия:
– Мне уже пора.
И чтобы взбодрить актрису, «Театрал» вместе с дирекцией Театра Вахтангова предложил Галине Львовне опубликовать очерки отдельной книгой, а для этого предстояло написать еще несколько глав.
Актриса ожила. И лежа под капельницами, преодолевая мучительную боль, продолжала диктовать свои воспоминания о тех небожителях столичной сцены, которые всю жизнь были с ней рядом.
Позже на презентации своей книги Галина Львовна, как всегда, с иронией подытожила:
– Я не хотела ничего писать. Но отказать ни редактору, ни директору уже не могла, поскольку… когда лежишь, в таком положении очень трудно отказывать.
* * *
21 сентября 2014 года Москву облетела новость о том, что Галины Львовны не стало.
Панихида проходила два дня спустя на сцене Театра Вахтангова. Когда церемония была закончена, темный задник вспыхнул ярким, почти солнечным светом, надрывно заиграла труба из «Дяди Вани» и под аплодисменты зрителей медленно-медленно поплыл бархатный занавес – последний занавес в жизни человека, отдавшему Вахтанговской сцене… 80 лет своей жизни.
–Знаете, должна признаться, что не вполне объективна к нему. Потому что я Римаса сразу очень хорошо приняла. Ему надо было на кого-нибудь опереться, и я подставила свое плечо, а также руку, ногу, пышную грудь – все что угодно. Я сказала: «Пользуйтесь мной, как считаете нужным». Он с удивлением на меня посмотрел. И, как мне кажется, неправильно понял…
Год спустя, когда «Дядя Ваня» стал хитом театральной Москвы, у Галины Львовны был вечер в Доме актера.
– Когда мы встретились с вами в работе, вы напомнили мне мою маму, – эти слова Туминаса зачитали из поздравительной телеграммы (сам режиссер присутствовать не смог).
Галина Львовна, сидевшая в первом ряду, отреагировала мгновенно:
– Хорошо, что не бабушку!
В зале раздался смех.
В тот вечер она еще не раз сбивала выступающих своими едкими, саркастическими репликами, поданными как бы от лица недовольной виновницы торжества.
Когда на сцену вышли вахтанговцы с музыкальным номером, Галина Львовна бросила:
– Только этого еще не хватало.
А едва театровед Вера Максимова принялась расхваливать актрису: дескать, «смотрю на Галочку, как она выглядит в свои годы, как одевается. Какое платье», Галина Львовна не удержалась и здесь:
– У подруги одолжила на вечер.
И лицо грозного театроведа заискрилось улыбкой.
* * *
Без этих реплик, брошенных как бы вскользь, невозможно представить Галину Львовну. И не было в них пресловутой шутки ради шутки. В них звучал отголосок той старой театральной эпохи, когда вахтанговцев спасала самоирония. На дворе были тяжелые времена – разруха, репрессии, война, голод, эвакуация, но коллектив играл свои жизнерадостные спектакли, словно стремясь доказать непререкаемость вахтанговской формулы: «Театр = праздник». Держались единой семьей. И в школу при театре (училища еще не было) тоже принимали, как в семью.Однажды в 1934 году во время урока дикции распахнулась дверь и студентам представили начинающего артиста Владимира Осенева, принятого в качестве вольнослушателя. Осенев был на восемь лет старше, заметно выделялся на фоне первокурсников, и потому фраза Коноваловой:
– Зачем таких стариков принимают? – вонзилась в память всех присутствующих.
По иронии судьбы именно Осенев, ставший вскоре блистательным острохарактерным артистом, предложил Галине Коноваловой руку и сердце, стал ее преданным (и единственным) мужем.
Но фразу про старика вспоминалась в доме не раз. Разумеется, в шутку…
Легко дыхание было в семье. Оно диктовало и отношение к жизни.
Когда в 1952 году в театр после училища был принят Юрий Яковлев, Галину Коновалову кто-то спросил:
– А что это за артист?
Галина Львовна взглянула на его высокую, худую фигуру с длинной шеей, как у вылупившегося птенца, и сказала:
– Ну, разве не видите: это очень тонкий артист, – имелось в виду, разумеется, его телосложение, поглощенное «теловычитанием».
Но все же любая ирония не бывает беспочвенной: шутливая характеристика оказалась вполне «в точку». Спустя годы о Юрии Васильевиче действительно узнали, как о тонком артисте, который способен раскрывать самые потаенные глубины человеческой души.
* * *Она была острословом, подмечателем любых несуразностей и нелепостей.
Но главное недоумение вызывал собственный возраст.
Когда-то в молодости она нянчила Михаила Державина – ныне маститого артиста Театра сатиры, корифея труппы, а тогда – сына вахтанговцев Ираиды и Михаила Державиных. Несколько лет назад она так говорила об этом:
– Мишка всю жизнь называет меня тетей Галей. Но недавно он гаркнул на всё фойе: «Тетя Галя, здравствуйте!» Я прошипела: «Какая я тебе тетя? Говори просто «Галя», все ведь решат, что мне уже лет триста!
Впрочем, за шуткой скрывалась драма. И в 96, и в 97 лет Галина Львовна не утаивала своего возраста, не молодилась и не старалась «симулировать молодость» (показушничество, равно как и актерскую манерность, терпеть не могла).
Однажды она сказала:
– Самое страшное дожить до преклонных лет и остаться в трезвом уме и при хорошей памяти. Я, конечно, понимаю, что совсем скоро меня вынесут из театра вперед ногами… И жить с этим ощущением невозможно... Не думать? Было бы странно. Делать вид, что готова сыграть Джульетту – глупо. В мои годы каждый день может стать последним. И когда всякий раз театр присылает за мной машину, я еду на Арбат, а в висках стучит именно эта мысль: неужели в последний раз?
На своем 95-летии в Театре Вахтангова Галина Коновалова сказала:
– Этот юбилей – такой кошмар, что вы и представить себе не можете. Я все время боюсь, что стану похожа на ту актрису в телевизоре (она всегда почему-то снимается в шляпке), которой без конца задают один и тот же вопрос: «Как же вы так хорошо сохранились?» И чем она старше, чем глубже у нее морщины, тем чаще ей говорят, что она отлично выглядит. А отвечает она всегда одинаково: «Я сохранилась потому, что никогда никому не завидовала». Но лично я хочу вам сказать: это вранье, и так не бывает. Лично я завидую абсолютно всем. И удачно сыгранной роли, и молодому возрасту, и одаренности той или иной актрисы, и тому, что моя соседка сделала ремонт на кухне, а я еще нет… Секрет долголетия прост: у меня есть возлюбленный, который поддерживает меня все эти годы. Он помогает справляться с недугами, он заставляет меня отвлечься, если дома что-то не ладится, а главное, он ни на шаг не отпускает меня от себя.
И вдруг из первого ряда раздается голос Владимира Этуша:
– Да кто же это, в конце-то концов?
– Это Театр имени Вахтангова.
* * *Журнал «Театрал» несколько раз предлагал актрисе взяться за перо и опубликовать очерки из жизни Вахтанговской сцены.
Сомневалась, отказывалась:
– Кому это интересно! Я обо всем написала в книге.
Но книга обрывалась 1943 годом (возвращением вахтанговцев из эвакуации в Москву), а хотелось продолжения.
– Не знаю, не уверена…
Наконец, сдалась под предлогом написать о великой Цецилии Мансуровой. Номер вышел. И, к счастью, Галина Львовна вспомнила, что давно обещала Юрию Яковлеву рассказать о нем в телепрограмме, но поскольку со своей задачей, как считала, не справилась, согласилась в порядке исключения написать очерк и о нем.
Призывы, просьбы и уговоры: мол, читатели ждут продолжения, не действовали. Но приближался чей-нибудь юбилей и Галина Львовна сдавалась:
– В последний раз.
Наверное, здесь была все-таки капля кокетства. Каждый номер ждала с нетерпением:
– Ну что там слышно? Сообщите мне, пожалуйста, когда журнал выйдет.
Выходил журнал, создавался прекрасный повод, чтобы позвонить Галине Львовне и в трубке неизменно слышалось нетерпеливое:
– Алё, да! Алё!
К телефону не подходила – подскакивала. Кто бы ни звонил… А звонил телефон не умолкая: «Надо устроить артиста в больницу», «Помогите решить жилищный вопрос», «Дайте совет»... И редко когда Галина Львовна отказывала. Однажды, после очередного звонка, на комплимент, дескать, вы нарасхват, она ответила:
– Я должна помочь тем, кто младше. Старших просто не осталось.
И в этих словах вновь слышалась грустная ирония.
Ритм ее жизни до последних дней был молниеносный. Если нет дома – значит, в театре. Если нет в театре – значит, в училище. А еще съемки, интервью, театральные премии…
В «Пристани» есть слова: «В молодости мне было подвластно всё: вино, карты, любовь. Попробуй меня останови! Но жизнь остановила».
Галину Коновалову жизнь пыталась остановить не раз.
Однако всякий раз прямиком из больницы она ехала в театр, чтобы выйти на сцену и никого не подвести (мало кто знает, какими нечеловеческими усилиями это давалось).
В больнице одолевала апатия:
– Мне уже пора.
И чтобы взбодрить актрису, «Театрал» вместе с дирекцией Театра Вахтангова предложил Галине Львовне опубликовать очерки отдельной книгой, а для этого предстояло написать еще несколько глав.
Актриса ожила. И лежа под капельницами, преодолевая мучительную боль, продолжала диктовать свои воспоминания о тех небожителях столичной сцены, которые всю жизнь были с ней рядом.
Позже на презентации своей книги Галина Львовна, как всегда, с иронией подытожила:
– Я не хотела ничего писать. Но отказать ни редактору, ни директору уже не могла, поскольку… когда лежишь, в таком положении очень трудно отказывать.
* * *21 сентября 2014 года Москву облетела новость о том, что Галины Львовны не стало.
Панихида проходила два дня спустя на сцене Театра Вахтангова. Когда церемония была закончена, темный задник вспыхнул ярким, почти солнечным светом, надрывно заиграла труба из «Дяди Вани» и под аплодисменты зрителей медленно-медленно поплыл бархатный занавес – последний занавес в жизни человека, отдавшему Вахтанговской сцене… 80 лет своей жизни.
И ЭТО ВСЁ О НЕЙ
Римас Туминас, художественный руководитель Театра им. Вахтангова:
– Она была экстравагантная, немножко дерзкая, немножко смелая. Когда меня только назначили худруком, отворилась дверь, вошла женщина и сказала: «Я Галина Львовна Коновалова, заведующая труппой. Пожалуйста, пользуйтесь мною во всех отношениях». Я ужаснулся, потому что ей к тому моменту было уже за девяносто. Что это такое, куда я попал? Это было первое впечатления о ней.
Но началась работа, и я понял, что человека такой остроты ума, такого безграничного юмора найти просто невозможно. Почувствовал, что не зря она столько работает завтруппой. Мы быстро подружились.
Она стала моим компасом и всегда старалась подсказать, направить. Я ее останавливал: «Не приезжайте, не надо». Она отвечала: «Мне буквально на пять минут. У меня есть несколько вопросов, которые меня тревожат». Приезжала, и мы часами трещали о каждом актере – настолько точно она характеризовала жизнь театра и коллектива.
Меня упрекали: мол, почему у вас нет худсовета? Но я отвечал: «Зачем мне худсовет, когда есть Галина Львовна?» Худсовет я так и не набрал. Да и как его наберешь, когда один человек сочетал в себе память, ум, культуру, знания, чувства, предчувствие.
Теперь мне без нее не на что опереться. То же самое в жизни я уже испытывал, когда умерла моя мама. Я не знал, как жить, что хорошо, что плохо. Не потому что я ей звонил каждый час или приезжал – нет, она безмолвно существовала, но я знал, что она жива. Есть какие-то моральные, этические устои, которые она держала. А когда она умерла, я растерялся. С момента смерти Галины Львовны прошел уже целый год, но у меня и дня не проходит, чтобы я о ней не вспоминал…
Кирилл Крок, директор Театра им. Вахтангова:
– Был момент, когда Галина Львовна тяжело заболела, попала в больницу. Вернувшись после этого в театр, должна была выйти в «Пристани». Все очень волновались. В спектакле у нее длинный монолог. Полчаса одна на сцене, а возраст все-таки не маленький, да, к тому же, два месяца не играла...
Предложили ей воспользоваться радиосуфлером. Отказалась. Решили, что после болезни ей тяжело будет ходить на высоких каблуках и потому предложили поменять обувь. На репетиции она походила немного в новой обуви, а потом отказалась: «Нет, я надену свои туфли на каблуках!»
В тот вечер мы все столпились, кто за кулисами, кто в дверях в партере. Выходит Галина Львовна. Мы знали, что после болезни она еще очень слаба. И, не забыв ни единого слова и ни единой мизансцены, с блеском играет свою роль под оглушительные овации зрительного зала.
Мы поняли, что она вернулась, что будет и впредь радовать нас своей игрой. Действительно, она еще целый год играла в спектаклях и ездила с нами на гастроли. Чувство юмора ее спасало. Она мне говорила: «Кирилл Игоревич, у меня уже все органы не работают, единственное, что еще работает – это язык!» Потом добавляла: «Да, про мозги я забыла. Они у меня тоже работают!» Она была душой театра. Счастье, что я застал ее…
Елена Сотникова, заслуженная артистка РФ:
– Когда я пришла в театр, Галина Львовна была завтруппой. По роду деятельности ей приходилось, как мне казалось, лавировать, интриговать. Мне, юной максималистке, это не нравилось. Отношения у нас сложились не сразу, но сложная ситуация в моей жизни открыла ее с совершенно неожиданной стороны. Я получила главную роль в хорошей пьесе, но в это время моя мама попала в реанимацию, и я от роли отказалась.
Галина Львовна была возмущена: «Как ты могла отказаться! Многие актрисы мечтают это сыграть!»
Я объяснила, в чем дело. Она, узнав мамина больница находится рядом с ее домом, тут же предложила: «Приходи ко мне отдыхать, когда там будет тихий час».
Предложением я так и не воспользовалась, но эти слова стали началом большой дружбы. Очень ее полюбила. Хотя не скрою, были у меня с ней и ссоры, но мы быстро мирились. Мы не могли друг без друга. Она была для меня близким человеком, чей юмор я ценила. Иногда мы с полуслова, глядя друг на друга, понимали ситуацию, и вместе смеялись. С ее уходом из театра ушел юмор.
Она мне помогала много раз в жизни. Когда у меня было сотрясение мозга, Галина Львовна нашла врача, который меня практически спас. Дружила с Виталием Вульфом, и специально для меня он принес в театр пьесу «Глубокое синее море».
Она многим артистам помогала. Была им как мать. Очень отзывчивая. Жила для людей. Несмотря на сарказм, которым прикрывалась, дарила людям добро. Я думаю, в сердце каждого актера она оставила свой след.
В Доме актера был вечер ветеранов. Актеры поднимались медленно. Галина Львовна, как девчонка, вспорхнула на сцену на высоких каблуках, подкрашенная. Когда все выстроились в ряд, она старательно делала вид, что не с ними, хотя по паспорту они все были лет на 10-15 младше ее. Мне не раз говорила: «Как я не люблю стариков. Они все такие неопрятные и постоянно брюзжат». Ее дико раздражало, когда ее называли старейшиной: «Если мне 150 лет, это не значит, что я хочу помереть. У меня в жизни еще ничего не было!»
Шутила: «Все нормальные люди мечтают о пенсии. Только актеры мечтают играть до ста лет. Вот как я, например!»
При жизни я посвятила ей стихотворение. Сейчас немножко его переделала.
Для завтруппой нет плохой погоды
И актерам всем она как мать.
Худсоветы, вводы и невзгоды
Смела благодарно принимать.
Смену пьес и режиссеров «сдвиги»,
Телефонных распрей тяжких кладь,
Каждую страницу новой книги
Смела благодарно принимать.
Элегантность, увлеченье модой,
Юмор, что не каждому под стать,
Всем была отмечена природой,
Да ещё способностью писать.
Женщину особенной породы
Мы сегодня будем вспоминать.
Ту, что победила свои годы,
Ту, что всех учила отдавать.
Алексей Кузнецов, заслуженный артист РФ:
– Нам предстояли гастроли в Америку со спектаклем «Евгений Онегин». Галине Львовне ехать ей не советовали. Твердили, что в ее возрасте это опасно. Я же, наоборот, говорил: «Галина Львовна, голубушка, вам надо лететь, потому что движение – это жизнь. С вашим оптимистическим характером это будет замечательная поездка».
Она полетела и очень правильно, я считаю, поступила. У нас был бизнес-класс. Там кресла раскладываются. Можно было лежать. Галина Львовна потом шутила: «Я пролетела через океан в горизонтальном положении». Мы прилетели, поселились в отеле. Однажды она мне звонит: «Леша зайди, пожалуйста, ко мне в номер. Мне нужна грубая физическая сила!» Я поднялся. Оказалось, что в ее номере дверца шкафа не открывается. Она настойчиво так: «Леша, долбани, пожалуйста, по ней. Можешь даже сломать, потому что мне нужно проникнуть внутрь, а я не могу». Ну, я и применил грубую физическую. Дверца поддалась. Галина Львовна была довольна.
Замечательно она проехалась с нами по Америке. В двух городах мы там были. Отработала она и один, и второй. Мне даже казалось, что ее присутствие влияет на весь коллектив. Раз уж такой корифей преодолевает трудности, то и нам нечего унывать.
Она вся была наполнена оптимизмом. В этом была ее сила и долголетие. Ее жизнь нельзя было назвать сладкой, но она с юмором и иронией бодро шагала по ней. Юмор – величайшая сила. Она это понимала. Не знаю, сознательно или нет, скорей всего это было у нее в крови. Ироничность ее проявлялась ко всему, что происходило вокруг, и к себе в том числе. В этом ее гениальность.
Инна Алабина, заслуженная артистка РФ:
– У нас был спектакль «Пух! Пух! Пух!» Галина Львовна играла Тигру, я – поросенка Пятачка. Когда в театре поставили другой спектакль, а этот сняли, мы всем составом стали ездить по городам и весям с выступлениями. Такая концертная бригада. Она ездила с нами. После выступления мы пока соберемся, пока выйдем из гостиницы, смотрим, а Галина Львовна уже впереди. Мы ее догоняем: «Галина Львовна, только что отыграли, устали, а вы как ни в чем не бывало!»
В этих поездках, мы очень подружились. Она всегда была энергичная. Не унывала сама и другим этого не позволяла. Рядом с ней было неловко раскисать.
Я посвятила ей стихотворение.
Галина Коновалова! Какой там возраст? Хоть куда!
Всегда причесана, подкрашена, душою вечно молода.
Связала нас судьба «Пух-Пухом!» Мы были дружною семьей,
И познавали все друг друга в поездках по стране родной.
Вы были нашим талисманом, примером были вы для нас.
Мы, помоложе, уставали, вы шли вперед быстрее нас.
По жизни вы необычайны, вы остроумны, уникальны, вы покоряете нас всех.
Своей игрою в «Дяде Ване» вы обрели большой успех.
Туминас Римас – в том подмога, заставил вас ту роль сыграть.
Ну, уж, а в «Пристани», ей богу, причалил к вам успех опять.
В театре вы неугомонны, за всех болеете всегда.
Ведь вы у нас, Галина Львовна, не просто яркая звезда.
Звезда Вахтанговского дома – театра нашего родного, есть чем гордиться нам опять.
Ведь вам исполнилось недавно всего лишь девяносто пять.
Хочу дождаться вашего столетья. Мне много есть, чего сказать,
Ну а пока скажу: живите вечно – таких как вы, еще ведь надо поискать.
Опрос: Виктор Борзенко, Татьяна Петренко
Римас Туминас, художественный руководитель Театра им. Вахтангова: – Она была экстравагантная, немножко дерзкая, немножко смелая. Когда меня только назначили худруком, отворилась дверь, вошла женщина и сказала: «Я Галина Львовна Коновалова, заведующая труппой. Пожалуйста, пользуйтесь мною во всех отношениях». Я ужаснулся, потому что ей к тому моменту было уже за девяносто. Что это такое, куда я попал? Это было первое впечатления о ней.
Но началась работа, и я понял, что человека такой остроты ума, такого безграничного юмора найти просто невозможно. Почувствовал, что не зря она столько работает завтруппой. Мы быстро подружились.
Она стала моим компасом и всегда старалась подсказать, направить. Я ее останавливал: «Не приезжайте, не надо». Она отвечала: «Мне буквально на пять минут. У меня есть несколько вопросов, которые меня тревожат». Приезжала, и мы часами трещали о каждом актере – настолько точно она характеризовала жизнь театра и коллектива.
Меня упрекали: мол, почему у вас нет худсовета? Но я отвечал: «Зачем мне худсовет, когда есть Галина Львовна?» Худсовет я так и не набрал. Да и как его наберешь, когда один человек сочетал в себе память, ум, культуру, знания, чувства, предчувствие.
Теперь мне без нее не на что опереться. То же самое в жизни я уже испытывал, когда умерла моя мама. Я не знал, как жить, что хорошо, что плохо. Не потому что я ей звонил каждый час или приезжал – нет, она безмолвно существовала, но я знал, что она жива. Есть какие-то моральные, этические устои, которые она держала. А когда она умерла, я растерялся. С момента смерти Галины Львовны прошел уже целый год, но у меня и дня не проходит, чтобы я о ней не вспоминал…
Кирилл Крок, директор Театра им. Вахтангова:– Был момент, когда Галина Львовна тяжело заболела, попала в больницу. Вернувшись после этого в театр, должна была выйти в «Пристани». Все очень волновались. В спектакле у нее длинный монолог. Полчаса одна на сцене, а возраст все-таки не маленький, да, к тому же, два месяца не играла...
Предложили ей воспользоваться радиосуфлером. Отказалась. Решили, что после болезни ей тяжело будет ходить на высоких каблуках и потому предложили поменять обувь. На репетиции она походила немного в новой обуви, а потом отказалась: «Нет, я надену свои туфли на каблуках!»
В тот вечер мы все столпились, кто за кулисами, кто в дверях в партере. Выходит Галина Львовна. Мы знали, что после болезни она еще очень слаба. И, не забыв ни единого слова и ни единой мизансцены, с блеском играет свою роль под оглушительные овации зрительного зала.
Мы поняли, что она вернулась, что будет и впредь радовать нас своей игрой. Действительно, она еще целый год играла в спектаклях и ездила с нами на гастроли. Чувство юмора ее спасало. Она мне говорила: «Кирилл Игоревич, у меня уже все органы не работают, единственное, что еще работает – это язык!» Потом добавляла: «Да, про мозги я забыла. Они у меня тоже работают!» Она была душой театра. Счастье, что я застал ее…
Елена Сотникова, заслуженная артистка РФ:– Когда я пришла в театр, Галина Львовна была завтруппой. По роду деятельности ей приходилось, как мне казалось, лавировать, интриговать. Мне, юной максималистке, это не нравилось. Отношения у нас сложились не сразу, но сложная ситуация в моей жизни открыла ее с совершенно неожиданной стороны. Я получила главную роль в хорошей пьесе, но в это время моя мама попала в реанимацию, и я от роли отказалась.
Галина Львовна была возмущена: «Как ты могла отказаться! Многие актрисы мечтают это сыграть!»
Я объяснила, в чем дело. Она, узнав мамина больница находится рядом с ее домом, тут же предложила: «Приходи ко мне отдыхать, когда там будет тихий час».
Предложением я так и не воспользовалась, но эти слова стали началом большой дружбы. Очень ее полюбила. Хотя не скрою, были у меня с ней и ссоры, но мы быстро мирились. Мы не могли друг без друга. Она была для меня близким человеком, чей юмор я ценила. Иногда мы с полуслова, глядя друг на друга, понимали ситуацию, и вместе смеялись. С ее уходом из театра ушел юмор.
Она мне помогала много раз в жизни. Когда у меня было сотрясение мозга, Галина Львовна нашла врача, который меня практически спас. Дружила с Виталием Вульфом, и специально для меня он принес в театр пьесу «Глубокое синее море».
Она многим артистам помогала. Была им как мать. Очень отзывчивая. Жила для людей. Несмотря на сарказм, которым прикрывалась, дарила людям добро. Я думаю, в сердце каждого актера она оставила свой след.В Доме актера был вечер ветеранов. Актеры поднимались медленно. Галина Львовна, как девчонка, вспорхнула на сцену на высоких каблуках, подкрашенная. Когда все выстроились в ряд, она старательно делала вид, что не с ними, хотя по паспорту они все были лет на 10-15 младше ее. Мне не раз говорила: «Как я не люблю стариков. Они все такие неопрятные и постоянно брюзжат». Ее дико раздражало, когда ее называли старейшиной: «Если мне 150 лет, это не значит, что я хочу помереть. У меня в жизни еще ничего не было!»
Шутила: «Все нормальные люди мечтают о пенсии. Только актеры мечтают играть до ста лет. Вот как я, например!»
При жизни я посвятила ей стихотворение. Сейчас немножко его переделала.
Для завтруппой нет плохой погоды
И актерам всем она как мать.
Худсоветы, вводы и невзгоды
Смела благодарно принимать.
Смену пьес и режиссеров «сдвиги»,
Телефонных распрей тяжких кладь,
Каждую страницу новой книги
Смела благодарно принимать.
Элегантность, увлеченье модой,
Юмор, что не каждому под стать,
Всем была отмечена природой,
Да ещё способностью писать.
Женщину особенной породы
Мы сегодня будем вспоминать.
Ту, что победила свои годы,
Ту, что всех учила отдавать.
Алексей Кузнецов, заслуженный артист РФ:– Нам предстояли гастроли в Америку со спектаклем «Евгений Онегин». Галине Львовне ехать ей не советовали. Твердили, что в ее возрасте это опасно. Я же, наоборот, говорил: «Галина Львовна, голубушка, вам надо лететь, потому что движение – это жизнь. С вашим оптимистическим характером это будет замечательная поездка».
Она полетела и очень правильно, я считаю, поступила. У нас был бизнес-класс. Там кресла раскладываются. Можно было лежать. Галина Львовна потом шутила: «Я пролетела через океан в горизонтальном положении». Мы прилетели, поселились в отеле. Однажды она мне звонит: «Леша зайди, пожалуйста, ко мне в номер. Мне нужна грубая физическая сила!» Я поднялся. Оказалось, что в ее номере дверца шкафа не открывается. Она настойчиво так: «Леша, долбани, пожалуйста, по ней. Можешь даже сломать, потому что мне нужно проникнуть внутрь, а я не могу». Ну, я и применил грубую физическую. Дверца поддалась. Галина Львовна была довольна.
Замечательно она проехалась с нами по Америке. В двух городах мы там были. Отработала она и один, и второй. Мне даже казалось, что ее присутствие влияет на весь коллектив. Раз уж такой корифей преодолевает трудности, то и нам нечего унывать.
Она вся была наполнена оптимизмом. В этом была ее сила и долголетие. Ее жизнь нельзя было назвать сладкой, но она с юмором и иронией бодро шагала по ней. Юмор – величайшая сила. Она это понимала. Не знаю, сознательно или нет, скорей всего это было у нее в крови. Ироничность ее проявлялась ко всему, что происходило вокруг, и к себе в том числе. В этом ее гениальность.
Инна Алабина, заслуженная артистка РФ:– У нас был спектакль «Пух! Пух! Пух!» Галина Львовна играла Тигру, я – поросенка Пятачка. Когда в театре поставили другой спектакль, а этот сняли, мы всем составом стали ездить по городам и весям с выступлениями. Такая концертная бригада. Она ездила с нами. После выступления мы пока соберемся, пока выйдем из гостиницы, смотрим, а Галина Львовна уже впереди. Мы ее догоняем: «Галина Львовна, только что отыграли, устали, а вы как ни в чем не бывало!»
В этих поездках, мы очень подружились. Она всегда была энергичная. Не унывала сама и другим этого не позволяла. Рядом с ней было неловко раскисать.
Я посвятила ей стихотворение.
Галина Коновалова! Какой там возраст? Хоть куда!
Всегда причесана, подкрашена, душою вечно молода.
Связала нас судьба «Пух-Пухом!» Мы были дружною семьей,
И познавали все друг друга в поездках по стране родной.
Вы были нашим талисманом, примером были вы для нас.
Мы, помоложе, уставали, вы шли вперед быстрее нас.
По жизни вы необычайны, вы остроумны, уникальны, вы покоряете нас всех.
Своей игрою в «Дяде Ване» вы обрели большой успех.
Туминас Римас – в том подмога, заставил вас ту роль сыграть.
Ну, уж, а в «Пристани», ей богу, причалил к вам успех опять.
В театре вы неугомонны, за всех болеете всегда.
Ведь вы у нас, Галина Львовна, не просто яркая звезда.
Звезда Вахтанговского дома – театра нашего родного, есть чем гордиться нам опять.
Ведь вам исполнилось недавно всего лишь девяносто пять.
Хочу дождаться вашего столетья. Мне много есть, чего сказать,
Ну а пока скажу: живите вечно – таких как вы, еще ведь надо поискать.
Опрос: Виктор Борзенко, Татьяна Петренко
