Прочитав при поступлении в Театральное училище им. Щукина отрывок «Бой с барсом» из поэмы «Мцыри», она сразила преподавателя наповал, да так, что он прикрыл лицо руками, но не от страха, а от смеха. Поступила на курс Владимира Этуша, а на четвертом случилось чудо. Её в театр пригласил сам Рубен Николаевич Симонов. Предложил роль Маши в «Живом трупе». Ей предстояло не только играть, но и петь цыганские романсы, и она пошла за помощью к Алисе Коонен, которая играла эту роль. Судя по тому, что Рубен Николаевич сказал после спектакля: «Поздравляю. Честно говоря, я сам сомневался», – Максакова с ролью справилась. И уже 55 лет служит в Театре Вахтангова. С приходом Римаса Туминаса играет почти во всех его спектаклях, причем в «Евгении Онегине» роль придумывалась специально для нее. Людмила Максакова считает, что театр держится на трех китах – такт, вкус, чувство меры.
Римас Туминас, художественный руководитель Театра Вахтангова
Отказавшись от попытки поставить Брехта, я взял паузу, и вдруг Максакова мне говорит: «Почему бы вам не поставить «Ревизора»? Вы в Литве сделали удачную постановку». Она меня поддержала, чтобы я не разочаровался, не уехал. Это было первое наше знакомство, первая помощь. Потом без нее я уже не мог.
Приступаем к работе над спектаклем «Дядя Ваня». У нее роль матери Войницкого. Она приготовила костюм. Надела шляпу, платье со шлейфом. Такая шикарная, светская дама. Я был в ужасе: «Что это такое?» В ответ слышу: «Я хочу сыграть тень профессора Серебрякова». Я возмущен: «В этом наряде тенью станет он, а не вы». Попросил художника – костюм по его эскизам Максакова не хотела надевать, – чтобы он повлиял на нее. Он вернулся и говорит: «Людмила Васильевна сказала, что легче актрису заменить, чем костюм». Через несколько минут на репетиции стоит, проводит рукой по платью, поправляет парик: «А мне нравится». Но я все же смог ее переубедить. Теперь она не настаивает на своих костюмах. Всё, что не скажешь, всё сделает. Она мне доверяет.
Я решил ставить «Евгения Онегина». Она ворвалась ко мне в кабинет с книгами. Наизусть Пушкина читала. Я понял, что она в спектакле нужна, и начал сочинять для нее роль. На другой день на репетицию она принесла детали костюма, соответствующие той эпохе, предметы реквизита. Глядя на неё, я говорю молодым: «Почему вы такие голенькие приходите? Почему не думаете о внешнем виде, о тех предметах, которые должны окружать вашего героя, которые помогут вам разобраться в образе. Посмотрите на Людмилу Васильевну, как она понимает свою актёрскую профессию». Она всегда готова. Раньше всех приходит на репетиции. В спектакле у неё небольшая роль, но её фигура, умение молчать, реагировать вызывает восхищение. Максакова ценит партнёра, ненавидит бездарность. Знает жизнь и трансформирует понятие красоты. Выглядит прекрасно. Я поражаюсь её эрудированности. Она интересуется премьерами в других театрах. Ничего не пропускает. Мне даже неудобно иногда перед ней за то, что я чего-то не видел, чего-то не знаю. Иногда наступает усталость, иногда сомневаешься в выборе материала. Но Максакова не дает остановиться: «Вы должны ставить!» Мы понимаем друг друга, придерживаемся одних и тех же принципов, потому и стали друзьями.
Анна Дубровская, актриса Театра Вахтангова
Первый раз я увидела Людмилу Васильевну, что называется вживую, когда была студенткой первого курса, на уроке мастерства, она так изумительно выглядела, что казалась сошедшей с небес. Потом, когда было принято решение перенести постановку «Принцесса Турандот» в старый рисунок и Максакову попросили подготовить меня к роли Адельмы, которую она когда-то играла, я столкнулась с ней в работе. Тут-то её резкий, жесткий характер, о котором говорили, и проявился. Порой бывало обидно до слёз, но не секрет, что через преодоление иногда достигается результат, который тебе нужен, и с которого в дальнейшем ты имеешь дивиденды. Людмила Васильевна мне подсказала очень важные вещи. Не сюсюкала, не хвалила. Была недовольна, что героиня у меня получается слишком мягкая: «Надо делать её жёстче». Думаю, что роль у меня получилась во многом благодаря её вмешательству. На спектакле Людмилы Васильевны не было, но потом при встрече я услышала: «Говорят, ты хорошо сыграла!» Она честный без всяких сантиментов и лирических отступлений человек. Если ей что-то не нравится, говорит об этом прямо в лицо, но всегда по делу. Ты можешь обидеться, но обычно к её словам прислушиваются. Бывает резка, но всё равно она прекрасна. Просто её нужно принимать такой, какая она есть. Она может быть экстравагантна в поступках, но всегда остаётся личностью, притягивающей к себе внимание и вызывающей восторг. Людмила Васильевна до мозга костей предана театру.
Николай Цискаридзе, ректор Академии русского балета им. Вагановой
Самое привлекательное в Людмиле Васильевне для меня – это обаяние знания. Талантливых людей много, образованных мало, а у неё фантастическое сочетание мастерства и образования. Ей присуще тонкое понимание автора, особенно, если он зарубежный, потому что она не только говорит, но и читает на многих европейских языках.
Первый раз я её увидел в зале на спектакле Виктюка. Он намеривался осуществить постановку на основе сценария голливудского фильма «Сансет Бульвар». Она пришла поговорить с ним о роли. И то, как она появилась, как шла, как была одета, говорило о том, что она уже в образе голливудской дивы. Она поразила меня не только своим внешним видом, но и юмором. Несколько раз так пошутила, что это не могло остаться незамеченным. Благодаря дружбе с её дочерью Машей, я часто бывал у них в доме. Меня всегда привлекала её начитанность, ироничность. Она часто даёт характеристики, делает замечания. Может в адрес коллег колкость отпустить, но не просто съязвить, а использовать какую-нибудь цитату. Мы с ней беседовали, касаясь разных вещей, в том числе, личных. И она тут же начинала приводить примеры, исторические факты, читать стихи. Мне всегда казалось, что дух этой женщины так никто и не понял. Ей посвящено много стихов, но и поэты не разгадали её. Думаю, что режиссёры её недолюбливали за то количество вопросов, которое она им задавала, а с Петром Наумовичем Фоменко отношения сложились сразу. Она его обожала. При всей мягкости характера в его спектаклях была жёсткая конструкция. Он, как балетмейстер, ставил всё, вплоть до движения пальца.
При всей серьёзности характера и склонности к размышлениям, Люда любит подурачиться. Встречи Нового года у них дома всегда проходили весело. Мы и пели, и танцевали, и смеялись от души. Она принимала участие в капустниках в Доме Актёра. Была заводилой. Блистательно выполняла специально подготовленные номера. Однажды её весёлый нрав чуть не закончился трагически. На первой встрече с Някрошюсом, который собирался ставить «Вишнёвый сад» с ней в роли Раневской, ей показалось, что режиссёр очень уж скованный. Она стала шутить, чтобы его расшевелить, а он, обладая нордическим характером, закрывался ещё больше. Спектакля могло бы и не быть, если бы я не стал гасить её дурачества.
Уже много лет она преподаёт. Мне нравится один рассказ её ученика. Он задавал ей много вопросов, как играть. Она попросила подойти его к двери и прочитать, что там написано. Он прочитал: «От себя». Она сказала: «Вот так и играй, от себя». Вроде просто, но как образно. Таких замечаний у неё много. Меня привлекает в ней, прежде всего, неординарность мышления и ироническая мудрость.
Отказавшись от попытки поставить Брехта, я взял паузу, и вдруг Максакова мне говорит: «Почему бы вам не поставить «Ревизора»? Вы в Литве сделали удачную постановку». Она меня поддержала, чтобы я не разочаровался, не уехал. Это было первое наше знакомство, первая помощь. Потом без нее я уже не мог.
Приступаем к работе над спектаклем «Дядя Ваня». У нее роль матери Войницкого. Она приготовила костюм. Надела шляпу, платье со шлейфом. Такая шикарная, светская дама. Я был в ужасе: «Что это такое?» В ответ слышу: «Я хочу сыграть тень профессора Серебрякова». Я возмущен: «В этом наряде тенью станет он, а не вы». Попросил художника – костюм по его эскизам Максакова не хотела надевать, – чтобы он повлиял на нее. Он вернулся и говорит: «Людмила Васильевна сказала, что легче актрису заменить, чем костюм». Через несколько минут на репетиции стоит, проводит рукой по платью, поправляет парик: «А мне нравится». Но я все же смог ее переубедить. Теперь она не настаивает на своих костюмах. Всё, что не скажешь, всё сделает. Она мне доверяет.
Я решил ставить «Евгения Онегина». Она ворвалась ко мне в кабинет с книгами. Наизусть Пушкина читала. Я понял, что она в спектакле нужна, и начал сочинять для нее роль. На другой день на репетицию она принесла детали костюма, соответствующие той эпохе, предметы реквизита. Глядя на неё, я говорю молодым: «Почему вы такие голенькие приходите? Почему не думаете о внешнем виде, о тех предметах, которые должны окружать вашего героя, которые помогут вам разобраться в образе. Посмотрите на Людмилу Васильевну, как она понимает свою актёрскую профессию». Она всегда готова. Раньше всех приходит на репетиции. В спектакле у неё небольшая роль, но её фигура, умение молчать, реагировать вызывает восхищение. Максакова ценит партнёра, ненавидит бездарность. Знает жизнь и трансформирует понятие красоты. Выглядит прекрасно. Я поражаюсь её эрудированности. Она интересуется премьерами в других театрах. Ничего не пропускает. Мне даже неудобно иногда перед ней за то, что я чего-то не видел, чего-то не знаю. Иногда наступает усталость, иногда сомневаешься в выборе материала. Но Максакова не дает остановиться: «Вы должны ставить!» Мы понимаем друг друга, придерживаемся одних и тех же принципов, потому и стали друзьями.
Анна Дубровская, актриса Театра Вахтангова
Первый раз я увидела Людмилу Васильевну, что называется вживую, когда была студенткой первого курса, на уроке мастерства, она так изумительно выглядела, что казалась сошедшей с небес. Потом, когда было принято решение перенести постановку «Принцесса Турандот» в старый рисунок и Максакову попросили подготовить меня к роли Адельмы, которую она когда-то играла, я столкнулась с ней в работе. Тут-то её резкий, жесткий характер, о котором говорили, и проявился. Порой бывало обидно до слёз, но не секрет, что через преодоление иногда достигается результат, который тебе нужен, и с которого в дальнейшем ты имеешь дивиденды. Людмила Васильевна мне подсказала очень важные вещи. Не сюсюкала, не хвалила. Была недовольна, что героиня у меня получается слишком мягкая: «Надо делать её жёстче». Думаю, что роль у меня получилась во многом благодаря её вмешательству. На спектакле Людмилы Васильевны не было, но потом при встрече я услышала: «Говорят, ты хорошо сыграла!» Она честный без всяких сантиментов и лирических отступлений человек. Если ей что-то не нравится, говорит об этом прямо в лицо, но всегда по делу. Ты можешь обидеться, но обычно к её словам прислушиваются. Бывает резка, но всё равно она прекрасна. Просто её нужно принимать такой, какая она есть. Она может быть экстравагантна в поступках, но всегда остаётся личностью, притягивающей к себе внимание и вызывающей восторг. Людмила Васильевна до мозга костей предана театру.
Николай Цискаридзе, ректор Академии русского балета им. Вагановой
Самое привлекательное в Людмиле Васильевне для меня – это обаяние знания. Талантливых людей много, образованных мало, а у неё фантастическое сочетание мастерства и образования. Ей присуще тонкое понимание автора, особенно, если он зарубежный, потому что она не только говорит, но и читает на многих европейских языках.
Первый раз я её увидел в зале на спектакле Виктюка. Он намеривался осуществить постановку на основе сценария голливудского фильма «Сансет Бульвар». Она пришла поговорить с ним о роли. И то, как она появилась, как шла, как была одета, говорило о том, что она уже в образе голливудской дивы. Она поразила меня не только своим внешним видом, но и юмором. Несколько раз так пошутила, что это не могло остаться незамеченным. Благодаря дружбе с её дочерью Машей, я часто бывал у них в доме. Меня всегда привлекала её начитанность, ироничность. Она часто даёт характеристики, делает замечания. Может в адрес коллег колкость отпустить, но не просто съязвить, а использовать какую-нибудь цитату. Мы с ней беседовали, касаясь разных вещей, в том числе, личных. И она тут же начинала приводить примеры, исторические факты, читать стихи. Мне всегда казалось, что дух этой женщины так никто и не понял. Ей посвящено много стихов, но и поэты не разгадали её. Думаю, что режиссёры её недолюбливали за то количество вопросов, которое она им задавала, а с Петром Наумовичем Фоменко отношения сложились сразу. Она его обожала. При всей мягкости характера в его спектаклях была жёсткая конструкция. Он, как балетмейстер, ставил всё, вплоть до движения пальца.
При всей серьёзности характера и склонности к размышлениям, Люда любит подурачиться. Встречи Нового года у них дома всегда проходили весело. Мы и пели, и танцевали, и смеялись от души. Она принимала участие в капустниках в Доме Актёра. Была заводилой. Блистательно выполняла специально подготовленные номера. Однажды её весёлый нрав чуть не закончился трагически. На первой встрече с Някрошюсом, который собирался ставить «Вишнёвый сад» с ней в роли Раневской, ей показалось, что режиссёр очень уж скованный. Она стала шутить, чтобы его расшевелить, а он, обладая нордическим характером, закрывался ещё больше. Спектакля могло бы и не быть, если бы я не стал гасить её дурачества.
Уже много лет она преподаёт. Мне нравится один рассказ её ученика. Он задавал ей много вопросов, как играть. Она попросила подойти его к двери и прочитать, что там написано. Он прочитал: «От себя». Она сказала: «Вот так и играй, от себя». Вроде просто, но как образно. Таких замечаний у неё много. Меня привлекает в ней, прежде всего, неординарность мышления и ироническая мудрость.
