Недавно в Театре Вахтангова состоялось вручение премии, учрежденной в честь режиссера Юрия Петровича Любимова. Инициатива принадлежит его супруге, которая 38 лет подряд была рядом со своим выдающимся супругом, а теперь возглавляет Фонд его памяти. «Театрал» попросил Каталин ЛЮБИМОВУ рассказать о ее нынешней жизни.
– Каталин, мне бы не хотелось говорить о Юрии Петровиче в прошедшем времени, поскольку он настолько ощутимый след оставил на Земле, что, уверена, всегда будет с нами. Скажите, пожалуйста, как вы сейчас живете, как изменилась ваша жизнь?
– Да, моя жизнь изменилась кардинально. Все что обещала своему мужу, сегодня я стараюсь воплотить в жизнь. Я занимаюсь тем, о чем он просил. Это, прежде всего, сохранение его рабочего кабинета на Таганке с уникальными надписями и автографами на стенах. Там ведь побывали интереснейшие люди со всего мира. Кроме того, необходимо систематизировать и привести в порядок так называемый архив, который мы с Юрием Петровичем, вернувшись из вынужденной эмиграции, собирали. Это то, что касается его деятельности как художественного руководителя.
С1997 года Юрий Петрович отказался от всех своих контрактов за границей, потому что Театр на Таганке был в очень плачевном состоянии, и надо было начинать все заново и строить репертуар. Поэтому много было вложено сил, энергии, нервов и всего остального. И, слава богу, удалось создать уникальный репертуар. Это был очень плодотворный, но тяжелый период, поскольку рядом было мало таких людей, которые могли целиком и полностью ему помогать.
– А как же так получилось: великий режиссер и нет сподвижников?
– Потому что очень много людей не владеют своей профессией. Об этом сегодня часто говорят, в том числе и в «Театрале», что хорошего завхоза трудно найти, хорошего специалиста по звуку и т.д. Мир стал другим, появился интернет, я думаю, это отвлекает людей от дела. С другой стороны, это замечательно, что мир открыт, но возникает вопрос об уровне тех людей, которые заняты развлекательной индустрией.
– В своих интервью Юрий Петрович не раз говорил о том, что наши актеры то ли не умеют, то ли не хотят работать в полную силу. Ему было с чем сравнивать, ведь к тому моменту он много работал на Западе. Как вы считаете, может быть, русским артистам не хватает многогранного опыта?
– Я предполагаю, что дело не в опыте. И не в «русском характере». Всегда рядом с Юрием Петровичем, рядом со мной были отдельные люди, которые отличались редкой преданностью и старались очень честно и хорошо работать. Тут вопрос в другом – в этике и воспитании.
Но я не хочу это обсуждать, потому что… Зачем ворошить прошлое? Достаточно сказать, что он сам задавал тон и как бы тяжело ни болел, первым приходил на репетиции. Об этом недавно вспоминал Римас Туминас: Юрий заражал всех своей неукротимой энергией. Другое дело, что многие не выдерживали такого накала. И вот здесь уже проявлялось то, что очень мало людей, которые имеют такой же, как у Юрия, колоссальный внутренний потенциал. Он делал свое дело вопреки всему. Он сказал, что если я вернулся, то должен поднять этот театр, поскольку за эти годы они опустились очень низко. И ему, конечно, было очень больно наблюдать поведение некоторых людей, хотя он старался не подавать виду. Когда Познер в интервью спросил: «Чего вы не можете простить людям?» – Юрий Петрович ответил: «Предательства».
– Доводилось слышать, что после возвращения на Таганку из эмиграции всем в театре заправляли вы. И это, якобы, послужило причиной многих конфликтов…
– Вы знаете, это удобная позиция людей, которые действовали, как действовали, и в результате чего получилась та ситуация, которую мы имеем сегодня.
Юрий Петрович всегда был очень самостоятельным и независимым человеком. Когда в 1997 году встал вопрос о том, чтобы вернуться из эмиграции, он спросил меня: «Как ты? Меня попросили вернуться и мой долг им помочь». И тогда я сказала: «Это вы решите, пожалуйста, сами». Я только добавила: «Если вы решите вернуться, я буду рядом с вами». И когда мы приехали (это как раз совпало с днем рождения Юрия Петровича), театр выглядел плачевно. Есть документы, подтверждающие это.
Так что я ничего не придумываю. И поскольку где-то в течении 12-13 лет я не была оформлена официально работником театра, я тем не менее выполняла несколько функций. Почему? У меня есть некоторые навыки, как вести дела. И я помогала поднимать театр из этого несчастного положения. При этом я и красила стены, и убирала туалеты. Люди очень неохотно откликались на призывы о помощи.
– Как, в таком случае, относиться к слухам о том, что вы, дескать, указывали людям Таганки на то, что им делать?
– Это опять-таки удобная позиция. Мне кажется, что любая приличная жена помогала бы своему мужу, если бы видела, что он один в этой борьбе.
Вы, наверное, не знаете, что история Таганки началась с шантажа. Вот я вам сообщаю. В 1964 году, когда актеры были еще студентами, они должны были выступать с «Добрым человеком из Сезуана». Еще не было театра, и они играли спектакль в Доме ученых. И перед началом эти студенты, я не буду называть их имен, так как они ныне здравствуют, заявили: «Юрий Петрович, либо вы нас всех берете в театр, либо мы не выйдем на сцену».
А был приглашен полный зал уважаемых ученых. Он объяснил, что это не его частный театр и что сколько человек будет разрешено взять, столько он и возьмет. Разумеется, Юрий Петрович попросил соответствующие инстанции о том, чтобы ему разрешили взять как можно больше студентов, но в этом вопросе он не мог диктовать и командовать. Он ответил ребятам: «Я даю вам 10 минут подумать. Если вы отказываетесь, я не подпишу вам диплом». Через 10 минут они появились на сцене. Он объяснил им, что есть законы, что можно, а что нельзя.
Возвращаясь к вашему предыдущему вопросу, хочу сказать, что я не указывала, а по сто раз просила, и в итоге многое делала сама.
– Тут, наверное, еще такой момент: если бы вы не были его женой, то никаких разговоров не было бы…
– Вот именно. Потому что я с самого начала была принята очень нехорошо, поскольку я иностранка. Хотя я уже давно себя чувствую совсем не иностранкой. Например, в Венгрии, я уж точно не чувствую себя как дома. Вся моя жизнь связана с русской культурой. 38 лет я прожила с человеком, который был до мозга костей русским. И я стала чувствовать себя русской.
– Но все-таки удалось создать новый репертуар…
– Он дал поработать на сцене Таганки известным зарубежным режиссерам, чтобы наши артисты почувствовали, как работают другие профессионалы и, конечно, хотел это продолжать. Но вы знаете, этого не хотели они. Даже этого не хотели!
– Ну а что-то хорошее было на Таганке после возвращения?
– Я вам скажу, что было хорошее. Публика, которая принимала спектакли. Когда публика встает и стоя аплодирует, вот это и есть награда Юрию Петровичу. И естественно мне тоже, потому что я очень старалась ему помогать. А так, мало ли кто что говорит.
– Да, моя жизнь изменилась кардинально. Все что обещала своему мужу, сегодня я стараюсь воплотить в жизнь. Я занимаюсь тем, о чем он просил. Это, прежде всего, сохранение его рабочего кабинета на Таганке с уникальными надписями и автографами на стенах. Там ведь побывали интереснейшие люди со всего мира. Кроме того, необходимо систематизировать и привести в порядок так называемый архив, который мы с Юрием Петровичем, вернувшись из вынужденной эмиграции, собирали. Это то, что касается его деятельности как художественного руководителя.
С1997 года Юрий Петрович отказался от всех своих контрактов за границей, потому что Театр на Таганке был в очень плачевном состоянии, и надо было начинать все заново и строить репертуар. Поэтому много было вложено сил, энергии, нервов и всего остального. И, слава богу, удалось создать уникальный репертуар. Это был очень плодотворный, но тяжелый период, поскольку рядом было мало таких людей, которые могли целиком и полностью ему помогать.
– А как же так получилось: великий режиссер и нет сподвижников?– Потому что очень много людей не владеют своей профессией. Об этом сегодня часто говорят, в том числе и в «Театрале», что хорошего завхоза трудно найти, хорошего специалиста по звуку и т.д. Мир стал другим, появился интернет, я думаю, это отвлекает людей от дела. С другой стороны, это замечательно, что мир открыт, но возникает вопрос об уровне тех людей, которые заняты развлекательной индустрией.
– В своих интервью Юрий Петрович не раз говорил о том, что наши актеры то ли не умеют, то ли не хотят работать в полную силу. Ему было с чем сравнивать, ведь к тому моменту он много работал на Западе. Как вы считаете, может быть, русским артистам не хватает многогранного опыта?
– Я предполагаю, что дело не в опыте. И не в «русском характере». Всегда рядом с Юрием Петровичем, рядом со мной были отдельные люди, которые отличались редкой преданностью и старались очень честно и хорошо работать. Тут вопрос в другом – в этике и воспитании.
Но я не хочу это обсуждать, потому что… Зачем ворошить прошлое? Достаточно сказать, что он сам задавал тон и как бы тяжело ни болел, первым приходил на репетиции. Об этом недавно вспоминал Римас Туминас: Юрий заражал всех своей неукротимой энергией. Другое дело, что многие не выдерживали такого накала. И вот здесь уже проявлялось то, что очень мало людей, которые имеют такой же, как у Юрия, колоссальный внутренний потенциал. Он делал свое дело вопреки всему. Он сказал, что если я вернулся, то должен поднять этот театр, поскольку за эти годы они опустились очень низко. И ему, конечно, было очень больно наблюдать поведение некоторых людей, хотя он старался не подавать виду. Когда Познер в интервью спросил: «Чего вы не можете простить людям?» – Юрий Петрович ответил: «Предательства».
– Доводилось слышать, что после возвращения на Таганку из эмиграции всем в театре заправляли вы. И это, якобы, послужило причиной многих конфликтов…
– Вы знаете, это удобная позиция людей, которые действовали, как действовали, и в результате чего получилась та ситуация, которую мы имеем сегодня.
Юрий Петрович всегда был очень самостоятельным и независимым человеком. Когда в 1997 году встал вопрос о том, чтобы вернуться из эмиграции, он спросил меня: «Как ты? Меня попросили вернуться и мой долг им помочь». И тогда я сказала: «Это вы решите, пожалуйста, сами». Я только добавила: «Если вы решите вернуться, я буду рядом с вами». И когда мы приехали (это как раз совпало с днем рождения Юрия Петровича), театр выглядел плачевно. Есть документы, подтверждающие это.
Так что я ничего не придумываю. И поскольку где-то в течении 12-13 лет я не была оформлена официально работником театра, я тем не менее выполняла несколько функций. Почему? У меня есть некоторые навыки, как вести дела. И я помогала поднимать театр из этого несчастного положения. При этом я и красила стены, и убирала туалеты. Люди очень неохотно откликались на призывы о помощи.
– Как, в таком случае, относиться к слухам о том, что вы, дескать, указывали людям Таганки на то, что им делать?
– Это опять-таки удобная позиция. Мне кажется, что любая приличная жена помогала бы своему мужу, если бы видела, что он один в этой борьбе.
Вы, наверное, не знаете, что история Таганки началась с шантажа. Вот я вам сообщаю. В 1964 году, когда актеры были еще студентами, они должны были выступать с «Добрым человеком из Сезуана». Еще не было театра, и они играли спектакль в Доме ученых. И перед началом эти студенты, я не буду называть их имен, так как они ныне здравствуют, заявили: «Юрий Петрович, либо вы нас всех берете в театр, либо мы не выйдем на сцену».
А был приглашен полный зал уважаемых ученых. Он объяснил, что это не его частный театр и что сколько человек будет разрешено взять, столько он и возьмет. Разумеется, Юрий Петрович попросил соответствующие инстанции о том, чтобы ему разрешили взять как можно больше студентов, но в этом вопросе он не мог диктовать и командовать. Он ответил ребятам: «Я даю вам 10 минут подумать. Если вы отказываетесь, я не подпишу вам диплом». Через 10 минут они появились на сцене. Он объяснил им, что есть законы, что можно, а что нельзя.
Возвращаясь к вашему предыдущему вопросу, хочу сказать, что я не указывала, а по сто раз просила, и в итоге многое делала сама.
– Тут, наверное, еще такой момент: если бы вы не были его женой, то никаких разговоров не было бы…
– Вот именно. Потому что я с самого начала была принята очень нехорошо, поскольку я иностранка. Хотя я уже давно себя чувствую совсем не иностранкой. Например, в Венгрии, я уж точно не чувствую себя как дома. Вся моя жизнь связана с русской культурой. 38 лет я прожила с человеком, который был до мозга костей русским. И я стала чувствовать себя русской.
– Но все-таки удалось создать новый репертуар…
– Он дал поработать на сцене Таганки известным зарубежным режиссерам, чтобы наши артисты почувствовали, как работают другие профессионалы и, конечно, хотел это продолжать. Но вы знаете, этого не хотели они. Даже этого не хотели!
– Ну а что-то хорошее было на Таганке после возвращения?
– Я вам скажу, что было хорошее. Публика, которая принимала спектакли. Когда публика встает и стоя аплодирует, вот это и есть награда Юрию Петровичу. И естественно мне тоже, потому что я очень старалась ему помогать. А так, мало ли кто что говорит.
– Скажите, а когда он перешел к Туминасу, он почувствовал себя свободно?– Да. Он сам сказал, что «Бесы» он не смог бы сделать на Таганке, потому что у него таких актеров уже нет.
– То есть актеры у Туминаса другие? Они по-другому работают?
– У них другой потенциал. Профессионально они намного выше.
– Это за счет того, что Туминас по-особому подбирает актеров?
– Да, он подобрал таких талантливых людей, и потом он сам ставит лучшие спектакли на мировой сцене. Но даже если ты гениальный режиссер, а твои актеры не слушаются и играют в компьютерные игры во время репетиции, что из этого может выйти?
– Сам Туминас никак не ограничивал Юрия Петровича, не вмешивался в его творчество?
– А почему он должен был вмешиваться? Это вообще не принято.
Кроме того, Римас Туминас имеет воспитание, высокую культуру, огромный талант. То есть он никогда не позволил бы себе вмешиваться. Тут еще такой момент: Юрий Петрович начинал актерскую карьеру в 17 лет в Вахтанговском театре, и он вернулся в свою альма-матер. И нашел здесь те удивительные человеческие отношения, которые и он, и я ценили всю жизнь. Меня, кстати, эти отношения по нынешний день греют. Если после работы остается время, обязательно иду к вахтанговцам.
– Расскажите, пожалуйста, о вашей работе в фонде Юрия Петровича?
– Да, я работаю для фонда моего мужа. Фонд существует уже 18 лет. Юрий Петрович сам создал этот фонд и фонд старается сохранить его творческое наследие. Он хотел утвердить премию за высокий профессионализм, за преданность своему делу, за гражданскую позицию. Первые премии мы вручили в этом году – в день рождения Юрия Петровича. И я очень рада, что благодаря фонду эта идея осуществилась. И надеюсь, вручение будет ежегодным.
Следующее крупное мероприятие: столетие Юрия Петровича, которое будет отмечаться в 2017 году. Но прежде мы должны решить все вопросы с музеем и с архивом.
– Каталин, но все-таки помимо фонда, чем вы живете? Что вам помогает?
– Вы знаете, в работе мне очень помогает музыка. А чтобы поддерживать физическую форму, я занимаюсь йогой. Кроме того, меня воодушевляет, что рядом есть люди, которые готовы помогать, которые развивают идеи Юрия Петровича. Это тоже великое счастье.
– Как вы считаете, к концу жизни Юрий Петрович был удовлетворен сделанным или оставалась какая-то обида?
– Дело в том, что человеком он был неглупым, хотя есть такие журналисты, которые нелицеприятно высказывались о его интеллекте. Он сказал, что научился от своего деда простому человеческому закону: делай свое дело, а там будь что будет. И он делал свое дело честно. И, наверное, это чувствовал тот зритель, который десятилетиями ходил на его спектакли. Вот это и есть самая большая награда. И все обиды сняты, стерты. Любимов не был злопамятным человеком, он был очень добрым. И я говорила ему: «Юрий, вы глуподобрый человек, потому что нельзя постоянно прощать все и всем». Но он был таким человеком. То дело, которое от него зависело, он сделал, и я уверена, что у него не осталось никакой внутренней неудовлетворенности.
– Можно сказать, что он был все-таки счастливым человеком?
– Вы знаете, он по натуре был общительным, веселым, добрым, всегда всем помогал. То что рядом семья, люди, которые преданы ему, давало ему много сил и радости. Поэтому, наверное, он был счастливым человеком. С первого момента я была предана ему, и это иначе быть не могло. Так что для меня вселенная – мой муж. И это по-прежнему наполняет мою жизнь. Я надеюсь, что многие понимают, каким человеком он был и что удастся достойно отметить 100-летие Юрия Петровича в 2017 году.
– То есть актеры у Туминаса другие? Они по-другому работают?
– У них другой потенциал. Профессионально они намного выше.
– Это за счет того, что Туминас по-особому подбирает актеров?
– Да, он подобрал таких талантливых людей, и потом он сам ставит лучшие спектакли на мировой сцене. Но даже если ты гениальный режиссер, а твои актеры не слушаются и играют в компьютерные игры во время репетиции, что из этого может выйти?
– Сам Туминас никак не ограничивал Юрия Петровича, не вмешивался в его творчество?
– А почему он должен был вмешиваться? Это вообще не принято.
Кроме того, Римас Туминас имеет воспитание, высокую культуру, огромный талант. То есть он никогда не позволил бы себе вмешиваться. Тут еще такой момент: Юрий Петрович начинал актерскую карьеру в 17 лет в Вахтанговском театре, и он вернулся в свою альма-матер. И нашел здесь те удивительные человеческие отношения, которые и он, и я ценили всю жизнь. Меня, кстати, эти отношения по нынешний день греют. Если после работы остается время, обязательно иду к вахтанговцам.
– Расскажите, пожалуйста, о вашей работе в фонде Юрия Петровича?– Да, я работаю для фонда моего мужа. Фонд существует уже 18 лет. Юрий Петрович сам создал этот фонд и фонд старается сохранить его творческое наследие. Он хотел утвердить премию за высокий профессионализм, за преданность своему делу, за гражданскую позицию. Первые премии мы вручили в этом году – в день рождения Юрия Петровича. И я очень рада, что благодаря фонду эта идея осуществилась. И надеюсь, вручение будет ежегодным.
Следующее крупное мероприятие: столетие Юрия Петровича, которое будет отмечаться в 2017 году. Но прежде мы должны решить все вопросы с музеем и с архивом.
– Каталин, но все-таки помимо фонда, чем вы живете? Что вам помогает?
– Вы знаете, в работе мне очень помогает музыка. А чтобы поддерживать физическую форму, я занимаюсь йогой. Кроме того, меня воодушевляет, что рядом есть люди, которые готовы помогать, которые развивают идеи Юрия Петровича. Это тоже великое счастье.
– Как вы считаете, к концу жизни Юрий Петрович был удовлетворен сделанным или оставалась какая-то обида?
– Дело в том, что человеком он был неглупым, хотя есть такие журналисты, которые нелицеприятно высказывались о его интеллекте. Он сказал, что научился от своего деда простому человеческому закону: делай свое дело, а там будь что будет. И он делал свое дело честно. И, наверное, это чувствовал тот зритель, который десятилетиями ходил на его спектакли. Вот это и есть самая большая награда. И все обиды сняты, стерты. Любимов не был злопамятным человеком, он был очень добрым. И я говорила ему: «Юрий, вы глуподобрый человек, потому что нельзя постоянно прощать все и всем». Но он был таким человеком. То дело, которое от него зависело, он сделал, и я уверена, что у него не осталось никакой внутренней неудовлетворенности.
– Можно сказать, что он был все-таки счастливым человеком?– Вы знаете, он по натуре был общительным, веселым, добрым, всегда всем помогал. То что рядом семья, люди, которые преданы ему, давало ему много сил и радости. Поэтому, наверное, он был счастливым человеком. С первого момента я была предана ему, и это иначе быть не могло. Так что для меня вселенная – мой муж. И это по-прежнему наполняет мою жизнь. Я надеюсь, что многие понимают, каким человеком он был и что удастся достойно отметить 100-летие Юрия Петровича в 2017 году.
