После смерти Вахтангова в этой квартире в Денежном переулке почти полвека жила его семья, потом размещалась служебная библиотека Вахтанговского театра. Мемориальным был лишь кабинет Евгения Богратионовича. Экскурсии здесь проводились редко – кабинет от силы мог вместить лишь пару десятков человек. Дирекция театра решила вернуть квартире исторический вид и открыть ее для посетителей.
Кабинет режиссера сохранился в первозданном виде. Интерьер гостиной пришлось восстанавливать: в антикварных магазинах нашли дореволюционные светильники и мебель. И теперь здесь выставлены вещи и документы, которые целый век пролежали в архивах. В их числе, например, записная книжка Вахтангова и большая семейная библия, по которой он собирался ставить спектакль, крошечная резная шкатулка с его режиссерскими карточками и гримировальные принадлежности. Впервые представлены в рукописном виде и стихи Марины Цветаевой, которые она посвятила Вахтангову.
Здесь все напоминает о довоенной театральной Москве. Приглушенно синие обои в гостиной и зеленоватые в кабинете, высокие потолки, белые окна и двери, люстры в стиле модерн. На стенах – афиши спектаклей, портреты учителей и коллег. Это пространство дышит тем же духом распахнутости и открытости миру, которым дышал последний спектакль Вахтангова «Принцесса Турандот».
В Денежном переулке Евгений Богратионович прожил четыре года. И как говорят сотрудники музея, возвращался в квартиру лишь переночевать. Жить ему здесь было совершенно некогда.
– Это был очень беспокойный, непрестанно ищущий человек, совсем не уверенный в себе, – писал о Вахтангове соратник Студии Павел Антокольский. – Все у него было в брожении, в переплавке, в становлении. Весь душевный пыл Вахтангова заключался в том, чтобы делать актеров, и в этом деле он был сказочным виртуозом. Вот почему всегда вокруг него теснилась молодежь. Он мучился над решением постановки, над ее формой, но не над тем, как будут в ней играть. Это уж он знал заранее: играть будут отлично, никак не меньше.
На одной из стен кабинета – портрет Сулержицкого, шаржи на самого Евгения Богратионовича, его прижизненная – улыбающаяся – маска, сделанная Михаилом Чеховом, на другой – эскизы к спектаклям «Гадибук», «Эрик XIV», «Принцесса Турандот». Над диваном висит его последний портрет кисти Коровина, который художник не успел завершить.
Вахтангову не было суждено увидеть премьерных показов своего последнего спектакля. Из-за его тяжелой болезни репетиции «Турандот» шли уже в домашнем кругу, в его кабинете. Вахтангов вызывал к себе режиссеров, актеров, проверял вместе с ними текст для первого представления. Об успехе «Принцессы Турандот» уже смертельно больной Евгений Богратионович тоже узнал именно в этих стенах. Прикованный к кровати, он просил учеников и друзей рассказывать о том, как проходили спектакли, давал указания.
Здесь часто вспоминают историю о том, как Станиславский, посмотрев первый акт генеральной репетиции, захотел лично выразить Вахтангову свое восхищение и приехал к нему, прикованному к кровати. А перед уходом сказал:
– А теперь завернитесь в одеяло, как в тогу, и засните сном победителя.
В последние дни жизни Вахтангова в этой квартире дежурили актеры, всегда рядом была его жена Надежда Михайловна. Актриса Надежда Бромлей писала:
– Умирая, он пел, шутил со спокойным величием и великой свободой, похожей на веселость, соединяя в рассказах предсмертную действительность с предсмертным видением.
Вахтангова не стало 29 мая 1922 года. Гроб отсюда через Арбатские переулки несли на руках. Похоронная процессия утопала в сирени. А для вахтанговцев эта квартира навсегда осталась семейным очагом, местом для встреч и воспоминаний об учителе.
Кабинет режиссера сохранился в первозданном виде. Интерьер гостиной пришлось восстанавливать: в антикварных магазинах нашли дореволюционные светильники и мебель. И теперь здесь выставлены вещи и документы, которые целый век пролежали в архивах. В их числе, например, записная книжка Вахтангова и большая семейная библия, по которой он собирался ставить спектакль, крошечная резная шкатулка с его режиссерскими карточками и гримировальные принадлежности. Впервые представлены в рукописном виде и стихи Марины Цветаевой, которые она посвятила Вахтангову.


– Это был очень беспокойный, непрестанно ищущий человек, совсем не уверенный в себе, – писал о Вахтангове соратник Студии Павел Антокольский. – Все у него было в брожении, в переплавке, в становлении. Весь душевный пыл Вахтангова заключался в том, чтобы делать актеров, и в этом деле он был сказочным виртуозом. Вот почему всегда вокруг него теснилась молодежь. Он мучился над решением постановки, над ее формой, но не над тем, как будут в ней играть. Это уж он знал заранее: играть будут отлично, никак не меньше.

Вахтангову не было суждено увидеть премьерных показов своего последнего спектакля. Из-за его тяжелой болезни репетиции «Турандот» шли уже в домашнем кругу, в его кабинете. Вахтангов вызывал к себе режиссеров, актеров, проверял вместе с ними текст для первого представления. Об успехе «Принцессы Турандот» уже смертельно больной Евгений Богратионович тоже узнал именно в этих стенах. Прикованный к кровати, он просил учеников и друзей рассказывать о том, как проходили спектакли, давал указания.
Здесь часто вспоминают историю о том, как Станиславский, посмотрев первый акт генеральной репетиции, захотел лично выразить Вахтангову свое восхищение и приехал к нему, прикованному к кровати. А перед уходом сказал:
– А теперь завернитесь в одеяло, как в тогу, и засните сном победителя.

– Умирая, он пел, шутил со спокойным величием и великой свободой, похожей на веселость, соединяя в рассказах предсмертную действительность с предсмертным видением.
Вахтангова не стало 29 мая 1922 года. Гроб отсюда через Арбатские переулки несли на руках. Похоронная процессия утопала в сирени. А для вахтанговцев эта квартира навсегда осталась семейным очагом, местом для встреч и воспоминаний об учителе.