В этом сезоне работа Александра Збруева в ленкомовском спектакле «Князь» попала в лонг-лист Премии зрительских симпатий «Звезда Театрала». Однако и в прошлом году за роль в «Борисе Годунове» он был номинирован на Премию и даже стал ее лауреатом. Получая награду, актер сказал о том, что Константин Богомолов открыл в современном искусстве новую, особую грань. «Театрал» решил расспросить Александра Збруева о сути этого явления.
– Александр Викторович, в декабре прошлого года, получая «Звезду Театрала, вы лестно отзывались о работе с Константином Богомоловым. У него какой-то особенный подход?
– Впервые мы встретились с Константином при работе над спектаклем «Борис Годунов». Он устроил кастинг, определил круг актеров, которых хотел бы задействовать в спектакле. Персонально разговаривал с каждым и после этого предлагал роль. Это, наверное, правильный подход. Марк Захаров, прежде чем приступить к очередной работе, тоже дает актеру почитать пьесу, рассказывает задумку, интересуется, мол, как он к материалу относится. Сегодня уже нет того, что артисту говорят: «Вы будете играть и всё!» Тем более Богомолов – режиссер неординарный, ни на кого не похожий.
– А в чем его неординарность?
– Узнав, что Марк Захаров позвал Константина в наш театр, я, вне зависимости от того, буду ли играть в его спектаклях или нет, подумал, что это очень правильно. Мудрый Захаров поступил верно. Идет время, меняются ценности, зритель приходит другой. Да и потом сегодня уже всё сыграно и поставлено. Одни и те же названия, которые появляются на сценах театров, пусть даже и через лет пять, все равно на слуху. Чтобы не придумывали режиссеры, зритель заранее знает, что Полоний будет убит, а Гамлет – отравлен.
Конечно же, меня порадовало, когда Константин сказал, что я буду играть Годунова. По своему возрасту я совсем не подхожу на эту роль. Благо, когда смотрел его спектакли, то понял, что возраст героев для него не имеет никакого значения, как, собственно, и пол. Для Константина главное выразить мысль. Он откапывает такие вещи, мимо которых мы часто проходим мимо, не обращаем внимания. То, что мы знаем о классическомпроизведении или нам втемяшили себе в голову, начиная со школьной скамьи, он отметает. То, что предлагает взамен, становится действительно интересным. Даже через тот образ, который у тебя возник за много лет знакомства с материалом.
– А сложно было перестраиваться? Все-таки у Богомолова немного иной подход к работе, нежели при классическом разборе пьесы…
– С любым талантливым человеком всегда сложно работать. У «Ленкома» уже есть свое имя в лице Марка Захарова, его блестящие спектакли и свой стиль. И когда вдруг появляется режиссер, который начинает работать с актерами по другим, не привычным для нас законам, это очень хорошо. Помню, когда после Эфроса пришел Захаров, многим актерам было трудно поменять себя и повернуться к тому, что он предлагает. Но это было так талантливо и так убедительно, что все постепенно начали принимать его манеру. Ты оставляешь тот багаж, который у тебя был, предположим, от Эфроса. Он никуда не денется, потому что уже сидит в подсознании. И вот теперь ты снова начинаешь поворачиваться лицом к какому-то неведомому тебе таланту. Не предавая то, что тебя наполнило, а пытаясь поверх освоить нечто новое.
– Сложно давалось?
– Некоторые вот не выдерживают. Я знаю, что есть актеры, которые говорят: «Нет, нам этого не надо. Есть Станиславский, вот и поехали». Это хорошо, что он у нас есть, ты оставляй его в голове, он все равно сработает, но тебе еще плюс к этому предлагают что-то совсем другое. Велосипед,как известно, изобретен давно, но посмотрите, сегодня появились самокаты, механические колеса. Время так быстро бежит. Одна эпоха сменяет другую. Окружающие нас люди становятся другими. О чем мы раньше молчали, теперь свободно говорим. Чего раньше не было, сегодня стало повсеместным. Художник замечает нынешний день. Его это раздражает или радует. Он не стремиться угодить этому дню, а просто пытается высказаться о нем, а может даже заглянуть немного в будущее.
– Мастерам сцены в России, это, кстати, часто удавалось.
– В свое время Таиров и Вахтангов убежали вперед и за ними тогда не особо гнались, не пытались понять. Затем они уже вернулись к нам как история, можно сказать, легенда, но эти мастера показали следующим поколениям, что в искусстве нет предела эксперименту. Я думаю, сегодня Богомолов дает эту возможность своему поколению. Он как будто говорит зрителю: «Слушай, остановись на минуту, посмотри, что вокруг происходит, а я тебе через спектакль выскажу свое мнение».
– После выхода спектакля «Князь» в СМИ появилось довольного много негативных откликов. Среди прочих наткнулся даже на такую, где автор писал не о спектакле, а, пардон, обливал грязью режиссера и артистов. Как вы к этому отнесись?
– Наверное, если бы я был начинающим артистом, меня могли бы раздавить. Слава богу, сегодня я уже четко знаю, что хотел сказать режиссер и что пытался сделать я на сцене, как артист. Да, конечно волнуюсь за успех. Получится ли донести то, что мы задумали. Мне не важны слова из серии: «Ах, какой вы замечательный артист!» Гораздо лучше услышать: мол, ну почему так плохо получилось?! Говорю абсолютно без иронии. Конструктивные вещи готов выслушать. Но в то же время я знаю, что сделал так, как хотел и как планировал режиссер. То, что скажешь ты, я приму к сведению. Твое мнение я уважаю. У тебя какая группа крови? Вторая? У меня, допустим, третья. Если вместе покопаться, то к чему-то и придем, я готов с тобой поделиться своей кровью.
На спектакль «Князь» было огромное количество рецензий, в том числе и масса положительных. Мне нравилось в этих рецензиях то, что журналисты не просто говорили, а старались анализировать спектакль. И даже если они ругали, то производили под это какой-то свой анализ. Если не ошибаюсь, фильм «Баллада о солдате» у нас в свое время тоже не очень приняли. А потом его отправили за границу на фестиваль, картина получила премию и вернулась к нам в совершенно другом качестве. У нас это в России часто бывает, потому что корни наши подмочены.
– Кстати, кроме того, что за две недели до премьеры было объявлено, что Богомолов сам сыграет Князя, примерно в это же время еще одна новость облетела интернет: как вы в форме генерала ФСБ попросили сотрудника ДПС не эвакуировать машину, припаркованную возле «Ленкома»...
– Это произошло было случайно абсолютно. Перед тем, как выйти на сцену, кто-то из актеров сказал, что наши машины забирают. Вообще это безобразие, я вам скажу. Люди приезжают на спектакль, им негде поставить машину. Человек на репетиции с одиннадцати часов утра и до позднего вечера. Машина же его стоит на платной парковке где-то на соседней улице. И он,по сути, платит за то, что приехал работать! Еще вернется домой, поставит машину и отдаст за стоянку только потому, что здесь живет. Совершенно неотработанная система. Ну как так перед театрами и нет парковок?! У нас в зале 800 мест. Не все же приезжают на авто, кто-то своим ходом добирается. Ну, поставьте человека, сделайте стоянку для зрителей театра. Пусть показывают билеты.
– А история чем закончилась, если не секрет?
– Сказали, что наши машины забирают. А я как раз был в форме генерала из спектакля «Князь». Говорю коллегам: «Стоп, одну секундочку!» Выскочил на улицу, смотрю, одну машину уже грузят. Подожди, говорю, ты чего нашу машину забираешь?! А сотрудник отвечает, мол, вон начальник, туда все вопросы. Я к нему. Здравствуйте, говорю. Он так на меня удивленно посмотрел, потом на мои погоны. Не очень понял, что вообще происходит. Я, конечно же, представился, пояснил, что актер театра «Ленком», мы сейчас репетируем спектакль, а это костюм. Говорю, я тебя очень прошу, просто большая человеческая просьба, ну не убирай ты эту машину. И вот эту тоже не трогай. Это приехали актеры нашего театра, которые с утра до вечера здесь трудятся. Да, понятно закон такой существует. Но мы же люди и ты человек. В общем как-то поняли друг друга, пожали руки, и он составил машины.
– А как вам кажется, почему в нашей стране погоны и деньги решают гораздо больше, чем вот такое человеческое понимание?
– Это беда наша. И нашей культуры. Есть прекрасные талантливые кинорежиссеры, которые по десять лет ничего не снимают, потому что им денег не выделяют, не помогают. Вообще на культуру у нас денег дают с мизинец. Иногда не такие уж и большие суммы нужны. Сейчас вспомнился спектакль французский, где на сцене висели четыре подсвечника и ковер лежал. Всё! Никаких особых затрат, а играли актеры просто блестяще. Сегодня кинопродюсер обычно начинает разговор с того, что сообщает: «Ты мне очень нужен, но у нас денег нет, наверное, ты не согласишься». Ни с этого начинать нужно. Я не знаю, на самом деле, как вам ответить, и это будет честно. Вопрос довольно сложный, он в России стоит испокон веков. Знаю точно, что не все у нас измеряется деньгами.
– Александр Викторович, помнится, вас назначили худруком Малой сцены театра «Ленком». Как ее судьба складывается?
– Да, назначить-то назначили, но зал, который был предоставлен для Малой сцены, не подошел для спектаклей. Вообще само место замечательное. Там и отдельный вход есть, и гримерные, и костюмерные... Это историческое здание, зал очень красивый, чем-то на бальный похож, но совершенно не сценичный. У нас было огромное количество режиссеров, которые приходили, смотрели, приносили свои произведения. Кого-то я приглашал, но в итоге так и не сложилось. На этот зал нужно было потратить еще много денег, чтобы превратить его в театральную площадку. Зашить стены, сделать помосты, закрыть окна. Там как раз ширина зала такая же, как сцена в театре «Ленком». Человек двести можно было посадить. Вообще нам нужна вторая сцена.
– Говоря о негативном восприятии «Князя», некоторыми критиками, вы точно подметили, что в России по отношению к чему-то новому это часто бывает. Как думаете, почему?
– Мы произрастаем медленно, очень много ошибок делаем. Но по большому счету все хотим одного: хорошей жизни себе и своим детям. Но для этого нужно что-то еще в себе откопать, поискать. Как говорит мой персонаж Гаев в спектакле «Вишневый сад»: «Время летит неудержимо быстро». Гаев не таким уж умным человеком вышел у Чехова и то понимает. Когда я его играю, то не просто говорю эту фразу со сцены, я по себе это знаю. Самое дорогое, что есть в нашей жизни, это не золото и бриллианты, как некоторые думают, а время. Время, которое отпустил тебе Господь. А все остальное – пена. Не получается у нас осознать это. Многие не понимают, что все может мгновенно закончиться. А ты ничего не сказал, ничего не оставил, ничего не сделал. Зачем ты жил вообще?!.
– Александр Викторович, в декабре прошлого года, получая «Звезду Театрала, вы лестно отзывались о работе с Константином Богомоловым. У него какой-то особенный подход?
– Впервые мы встретились с Константином при работе над спектаклем «Борис Годунов». Он устроил кастинг, определил круг актеров, которых хотел бы задействовать в спектакле. Персонально разговаривал с каждым и после этого предлагал роль. Это, наверное, правильный подход. Марк Захаров, прежде чем приступить к очередной работе, тоже дает актеру почитать пьесу, рассказывает задумку, интересуется, мол, как он к материалу относится. Сегодня уже нет того, что артисту говорят: «Вы будете играть и всё!» Тем более Богомолов – режиссер неординарный, ни на кого не похожий.
– А в чем его неординарность?
– Узнав, что Марк Захаров позвал Константина в наш театр, я, вне зависимости от того, буду ли играть в его спектаклях или нет, подумал, что это очень правильно. Мудрый Захаров поступил верно. Идет время, меняются ценности, зритель приходит другой. Да и потом сегодня уже всё сыграно и поставлено. Одни и те же названия, которые появляются на сценах театров, пусть даже и через лет пять, все равно на слуху. Чтобы не придумывали режиссеры, зритель заранее знает, что Полоний будет убит, а Гамлет – отравлен.
Конечно же, меня порадовало, когда Константин сказал, что я буду играть Годунова. По своему возрасту я совсем не подхожу на эту роль. Благо, когда смотрел его спектакли, то понял, что возраст героев для него не имеет никакого значения, как, собственно, и пол. Для Константина главное выразить мысль. Он откапывает такие вещи, мимо которых мы часто проходим мимо, не обращаем внимания. То, что мы знаем о классическомпроизведении или нам втемяшили себе в голову, начиная со школьной скамьи, он отметает. То, что предлагает взамен, становится действительно интересным. Даже через тот образ, который у тебя возник за много лет знакомства с материалом.
– А сложно было перестраиваться? Все-таки у Богомолова немного иной подход к работе, нежели при классическом разборе пьесы…
– С любым талантливым человеком всегда сложно работать. У «Ленкома» уже есть свое имя в лице Марка Захарова, его блестящие спектакли и свой стиль. И когда вдруг появляется режиссер, который начинает работать с актерами по другим, не привычным для нас законам, это очень хорошо. Помню, когда после Эфроса пришел Захаров, многим актерам было трудно поменять себя и повернуться к тому, что он предлагает. Но это было так талантливо и так убедительно, что все постепенно начали принимать его манеру. Ты оставляешь тот багаж, который у тебя был, предположим, от Эфроса. Он никуда не денется, потому что уже сидит в подсознании. И вот теперь ты снова начинаешь поворачиваться лицом к какому-то неведомому тебе таланту. Не предавая то, что тебя наполнило, а пытаясь поверх освоить нечто новое.
– Сложно давалось?
– Некоторые вот не выдерживают. Я знаю, что есть актеры, которые говорят: «Нет, нам этого не надо. Есть Станиславский, вот и поехали». Это хорошо, что он у нас есть, ты оставляй его в голове, он все равно сработает, но тебе еще плюс к этому предлагают что-то совсем другое. Велосипед,как известно, изобретен давно, но посмотрите, сегодня появились самокаты, механические колеса. Время так быстро бежит. Одна эпоха сменяет другую. Окружающие нас люди становятся другими. О чем мы раньше молчали, теперь свободно говорим. Чего раньше не было, сегодня стало повсеместным. Художник замечает нынешний день. Его это раздражает или радует. Он не стремиться угодить этому дню, а просто пытается высказаться о нем, а может даже заглянуть немного в будущее.
– Мастерам сцены в России, это, кстати, часто удавалось.
– В свое время Таиров и Вахтангов убежали вперед и за ними тогда не особо гнались, не пытались понять. Затем они уже вернулись к нам как история, можно сказать, легенда, но эти мастера показали следующим поколениям, что в искусстве нет предела эксперименту. Я думаю, сегодня Богомолов дает эту возможность своему поколению. Он как будто говорит зрителю: «Слушай, остановись на минуту, посмотри, что вокруг происходит, а я тебе через спектакль выскажу свое мнение».
– После выхода спектакля «Князь» в СМИ появилось довольного много негативных откликов. Среди прочих наткнулся даже на такую, где автор писал не о спектакле, а, пардон, обливал грязью режиссера и артистов. Как вы к этому отнесись?
– Наверное, если бы я был начинающим артистом, меня могли бы раздавить. Слава богу, сегодня я уже четко знаю, что хотел сказать режиссер и что пытался сделать я на сцене, как артист. Да, конечно волнуюсь за успех. Получится ли донести то, что мы задумали. Мне не важны слова из серии: «Ах, какой вы замечательный артист!» Гораздо лучше услышать: мол, ну почему так плохо получилось?! Говорю абсолютно без иронии. Конструктивные вещи готов выслушать. Но в то же время я знаю, что сделал так, как хотел и как планировал режиссер. То, что скажешь ты, я приму к сведению. Твое мнение я уважаю. У тебя какая группа крови? Вторая? У меня, допустим, третья. Если вместе покопаться, то к чему-то и придем, я готов с тобой поделиться своей кровью.
На спектакль «Князь» было огромное количество рецензий, в том числе и масса положительных. Мне нравилось в этих рецензиях то, что журналисты не просто говорили, а старались анализировать спектакль. И даже если они ругали, то производили под это какой-то свой анализ. Если не ошибаюсь, фильм «Баллада о солдате» у нас в свое время тоже не очень приняли. А потом его отправили за границу на фестиваль, картина получила премию и вернулась к нам в совершенно другом качестве. У нас это в России часто бывает, потому что корни наши подмочены.
– Кстати, кроме того, что за две недели до премьеры было объявлено, что Богомолов сам сыграет Князя, примерно в это же время еще одна новость облетела интернет: как вы в форме генерала ФСБ попросили сотрудника ДПС не эвакуировать машину, припаркованную возле «Ленкома»...
– Это произошло было случайно абсолютно. Перед тем, как выйти на сцену, кто-то из актеров сказал, что наши машины забирают. Вообще это безобразие, я вам скажу. Люди приезжают на спектакль, им негде поставить машину. Человек на репетиции с одиннадцати часов утра и до позднего вечера. Машина же его стоит на платной парковке где-то на соседней улице. И он,по сути, платит за то, что приехал работать! Еще вернется домой, поставит машину и отдаст за стоянку только потому, что здесь живет. Совершенно неотработанная система. Ну как так перед театрами и нет парковок?! У нас в зале 800 мест. Не все же приезжают на авто, кто-то своим ходом добирается. Ну, поставьте человека, сделайте стоянку для зрителей театра. Пусть показывают билеты.
– А история чем закончилась, если не секрет?
– Сказали, что наши машины забирают. А я как раз был в форме генерала из спектакля «Князь». Говорю коллегам: «Стоп, одну секундочку!» Выскочил на улицу, смотрю, одну машину уже грузят. Подожди, говорю, ты чего нашу машину забираешь?! А сотрудник отвечает, мол, вон начальник, туда все вопросы. Я к нему. Здравствуйте, говорю. Он так на меня удивленно посмотрел, потом на мои погоны. Не очень понял, что вообще происходит. Я, конечно же, представился, пояснил, что актер театра «Ленком», мы сейчас репетируем спектакль, а это костюм. Говорю, я тебя очень прошу, просто большая человеческая просьба, ну не убирай ты эту машину. И вот эту тоже не трогай. Это приехали актеры нашего театра, которые с утра до вечера здесь трудятся. Да, понятно закон такой существует. Но мы же люди и ты человек. В общем как-то поняли друг друга, пожали руки, и он составил машины.
– А как вам кажется, почему в нашей стране погоны и деньги решают гораздо больше, чем вот такое человеческое понимание?
– Это беда наша. И нашей культуры. Есть прекрасные талантливые кинорежиссеры, которые по десять лет ничего не снимают, потому что им денег не выделяют, не помогают. Вообще на культуру у нас денег дают с мизинец. Иногда не такие уж и большие суммы нужны. Сейчас вспомнился спектакль французский, где на сцене висели четыре подсвечника и ковер лежал. Всё! Никаких особых затрат, а играли актеры просто блестяще. Сегодня кинопродюсер обычно начинает разговор с того, что сообщает: «Ты мне очень нужен, но у нас денег нет, наверное, ты не согласишься». Ни с этого начинать нужно. Я не знаю, на самом деле, как вам ответить, и это будет честно. Вопрос довольно сложный, он в России стоит испокон веков. Знаю точно, что не все у нас измеряется деньгами.
– Александр Викторович, помнится, вас назначили худруком Малой сцены театра «Ленком». Как ее судьба складывается?
– Да, назначить-то назначили, но зал, который был предоставлен для Малой сцены, не подошел для спектаклей. Вообще само место замечательное. Там и отдельный вход есть, и гримерные, и костюмерные... Это историческое здание, зал очень красивый, чем-то на бальный похож, но совершенно не сценичный. У нас было огромное количество режиссеров, которые приходили, смотрели, приносили свои произведения. Кого-то я приглашал, но в итоге так и не сложилось. На этот зал нужно было потратить еще много денег, чтобы превратить его в театральную площадку. Зашить стены, сделать помосты, закрыть окна. Там как раз ширина зала такая же, как сцена в театре «Ленком». Человек двести можно было посадить. Вообще нам нужна вторая сцена.
– Говоря о негативном восприятии «Князя», некоторыми критиками, вы точно подметили, что в России по отношению к чему-то новому это часто бывает. Как думаете, почему?
– Мы произрастаем медленно, очень много ошибок делаем. Но по большому счету все хотим одного: хорошей жизни себе и своим детям. Но для этого нужно что-то еще в себе откопать, поискать. Как говорит мой персонаж Гаев в спектакле «Вишневый сад»: «Время летит неудержимо быстро». Гаев не таким уж умным человеком вышел у Чехова и то понимает. Когда я его играю, то не просто говорю эту фразу со сцены, я по себе это знаю. Самое дорогое, что есть в нашей жизни, это не золото и бриллианты, как некоторые думают, а время. Время, которое отпустил тебе Господь. А все остальное – пена. Не получается у нас осознать это. Многие не понимают, что все может мгновенно закончиться. А ты ничего не сказал, ничего не оставил, ничего не сделал. Зачем ты жил вообще?!.
