Несколько лет назад Юрий КОЛЫЧЕВ провел для «Театрала» экскурсию по своему родному «Ленкому». Сегодня в память об актере мы публикуем это интервью.
– Юрий Осипович, куда поведете в первую очередь?
– Это святая святых нашего театра – кабинет Марка Анатольевича Захарова. Здесь у нас самое главное лицо живет и работает. Здесь же собирается художественный совет вокруг стола. Здесь решаются судьбы спектаклей, распределяются роли. Здесь определяется вообще политика нашего театра – выбираются новые пьесы, принимаются новые люди. Сегодня в шесть часов вечера тут будет обсуждаться макет нового спектакля «День опричника». Придут все занятые в спектакле актеры и члены Художественного совета.
– А кто входит в Художественный совет?
– Все – народные.
– Бывают споры между «всенародными»?
– Конечно! Жестокие бывают споры, но все заканчивается мирно – всех потом успокаивает последнее слово Марка Захарова.
Над столом Марк Анатольевич повесил фотографии дорогих ему людей. Это наш бывший директор Рафик Экимян, рядом – нынешний директор Марк Варшавер, Инна Чурикова. Вот замечательная фотография – Караченцов, Рыбников, Вознесенский и Захаров. Они сфотографировались, когда спектакль «Юнона и Авось» выпускался.
А вот фотография Саши Захаровой и фото из спектакля «Поминальная молитва» – Саша Абдулов и Татьяна Ивановна Пельтцер.
– Легко было общаться с Татьяной Ивановной? Не «опасная» она была женщина?
– Нет, совершенно не опасная! Хотя уж если кого невзлюбит, то… Но в принципе она к актерам была очень дружески расположена. Мы играли с ней в спектакле «Три девушки в голубом». Людмила Петрушевская тогда только начинала, она все время приходила на репетиции и очень нервничала, что спектакль не выпускают. А не разрешали там, «наверху». Его долго не выпускали, года четыре. А когда, наконец, выпустили, то вся Москва съехалась на премьеру!
Потом Пельтцер стала забывать текст на сцене, и Чуриковой было безумно трудно, потому что у Татьяны Ивановны были огромные монологи. Марк Анатольевич снял этот спектакль. Ему предлагали кем-то заменить ее, но он сказал: «Нет, это спектакль Пельтцер».
– Пельтцер ведь играла и в «Поминальной молитве»?
– Ну там у нее текста было немного. Хотя она и там перепутала в одном месте слова, но Марк Анатольевич решил, что так даже лучше, и в результате это потом так и оставили. Абдулов ей представляет персонажа и говорит: «А это Степан!» Она должна была сказать: «Странное имя». А она сказала: «Степан? Странная фамилия…» Так это потом и осталось, даже когда эту роль играла уже Елена Фадеева.
– Сложно ли актеру попасть в кабинет к Марку Анатольевичу?
– Нет, не сложно. Просто постучаться и сказать: «Марк Анатольевич, можно с вами поговорить?» Он скажет: «Можно, заходи». Так что заходи, и все.
– А это стенд, посвященный 90-летию Евгения Леонова?
– Здесь обычно вывешивают прессу о нашем театре. А сейчас публикуется много статей о Евгении Леонове. Лично мы с Евгением Павловичем были достаточно близки. Он мне очень помог в свое время. Он вообще всем помогал со всякими благами, с которыми трудно было в советское время. Скольким артистам помог с квартирой! Евгений Павлович много снимался в кино. и его принимали везде – все общественные фигуры, все партийные деятели, все начальники обожали его! Мне кажется, он даже рад был, когда мы его просили помочь, он чувствовал, что он может многое сделать для других. Евгений Павлович сделал столько доброго, что даже трудно себе представить и оценить!
– Сейчас только двенадцать, а на сцене уже происходит нечто масштабное…
– Это рабочие сцены готовят ее к вечернему спектаклю, сегодня у нас «Пер Гюнт».
– Помните, как пришли в этот театр работать?
– Я пришел в театр в 1957 году, когда уходила отсюда Софья Гиацинтова. Тут был какой-то скандал, и сначала ушла Серафима Бирман в Театр Моссовета к Завадскому, а Софья Владимировна ушла к Яншину в Театр Станиславского. А потом, когда сюда пришел новый директор, он попросил обеих актрис вернуться, но Бирман не захотела, а Гиацинтова вернулась. Мы потом с ней выпускали спектакль «Дым отечества», я там главную роль играл. А Софья Владимировна была и режиссером, и сама играла в этом спектакле.
– Актеры театра часто становились потом и режиссерами?
– Не часто. Но вот Караченцов, когда был здоров, он курировал спектакль «Юнона и Авось», был его «вторым режиссером». Он этот спектакль пестовал, перед каждым показом репетировал, вводил, если надо, новых актеров. А Захаров мог только в последний момент проверить, как и что готово. А какой-то другой спектакль – другой актер может курировать. Сейчас Иван Агапов, например, занимается «Королевскими играми».
– История вашего театра поистине уникальна…
– Здесь в начале века был Купеческий клуб. О нем еще Гиляровский писал в «Москве и москвичах». Здесь было все в бронзе и в полудрагоценных камнях. Внизу был ресторан и даже бассейн. Сейчас там уже ничего этого не осталось, все переоборудовано.
После революции здесь был кинотеатр, потом здание отдали театру ТРАМ. А когда закрыли Второй МХАТ, сюда пришли Гиацинтова, Бирман и Берсенев…
– Юрий Осипович, вы же были одним из эфросовской плеяды?
– Да, я сыграл у него в нескольких спектаклях. В «Дне свадьбы», в «Мольере»… Эфрос пришел к нам в театр, когда у нас был ужасный развал, тут бесконечно менялись главные режиссеры. Пришел Эфрос, привел трех актеров – Дурова, Круглого и еще кого-то. Он нас всех собрал и начал делать этюды. Это было неожиданно! Все стали делать этюды, и у некоторых кстати, очень хорошо получалось. Владимир Романович Соловьев, Лев Дуров и Лев Круглый очень здорово делали. И вот Эфрос иногда собирал всех и начинал долгую беседу о спектакле, о том, как играть, и потом тоже начинались этюды. Первый спектакль, который он поставил, это был «День свадьбы», а в это время Розов отдал эту пьесу в «Современник», и они должны были первыми выпустить свою постановку. У нас уже все было готово, но мы целый месяц ждали, когда они, наконец, сыграют премьеру. Я был на их спектакле, по сравнению с эфросовским он был хуже. У нас Тоня Дмитриева прекрасно играла, Соловьев Владимир Романович, Круглый! Я играл Михаила. У них мою роль играл Евстигнеев, она ему не очень подходила. Роль Круглого играл Лёлик (Олег Табаков). А ставил у них, кажется, Олег Ефремов. Розову сначала показалось, что тот спектакль лучше, но потом тот спектакль уже сошел, а наш еще долго-долго жил, многие годы, до прихода в театр Захарова. Я помню, как-то участвовал в лекции Розова о его творчестве, а актеры из разных театров, из Центрального детского театра и еще из нескольких, и мы в том числе иллюстрировали его рассказ фрагментами из его пьес. И тогда он признался, что наш спектакль был все-таки намного лучше.
Однажды мы играли «Чайку», в постановке Захарова. Я играл там Сорина. И к нам на спектакль пришел Розов. Я подошел к нему и говорю: «Виктор Сергеевич, здравствуйте!» Он тогда уже очень плохо видел и не узнал меня. Он спрашивает: «Это кто?» Я отвечаю: «Это ваш Михаил!»
Эфрос тоже ставил у нас «Чайку», разбирал потрясающе, как всегда! А спектакль не получился. Заречная была Ольга Яковлева, Аркадина – Елена Фадеева… Но, видимо, Эфрос настолько высокую планку задал, что актеры не смогли эту высоту взять…
– А где был кабинет Анатолия Васильевича?
– Его кабинет был здесь, со стороны фойе. Но я даже не знал, оказывается, сейчас здесь все перестроили и сделали несколько комнат, а тогда это было одно помещение.
– А к нему тоже легко можно было зайти?
– Если застанешь, то да. А вообще он чаще бывал на сцене, в зале и в репетиционной комнате. Она была там, где сегодня хранятся декорации, напротив входа в зрительный зал. Там была большая репетиционная. Там-то, как раз в этой комнате, Эфрос, впервые придя в театр, делал с нами этюды. А сейчас у нас наверху есть большая комната, и Марк Анатольевич репетирует там.
– А что это за картонные милиционеры?
– Это декорация из богомоловского спектакля «Князь». Вот здесь, в этой комнате по соседству хранятся все наши декорации. А вот тут у нас бутафорский цех, где хранится всякая всячина. Вот, например, табличка «Улица Чехова, 6», снятая со здания театра в связи с переименованием улицы в Малую Дмитровку.
– Юрий Осипович, а можно заглянуть в актерские гримерки?
– Почему же нет? Вот здесь все наши гримерки. У нас нехватка помещений, и поэтому нет такого, как бывает в других театрах, где сохраняют мемориальные комнаты ушедших из жизни артистов. Как, например, гримерная Раневской в Театре Моссовета сохраняется такой, как она была при Фаине Георгиевне.
У нас гримерки переходят из поколения в поколение. Например, Софья Владимировна Гиацинтова сначала была в гримерной одна, потом, когда пришла Пельтцер, они там были вдвоем, после смерти Гиацинтовой к Татьяне Ивановне «подселили» Инну Чурикову. Сейчас там ее гримуборная.
Евгений Павлович Леонов был, кажется, в той гримерке, где сейчас его сын Андрюша. Вообще-то у нас по многу человек в одной комнате. Вот, например, там, где была гримерка Янковского, там еще Степанченко, Агапов… Вот этот крайний столик, где стоят цветы, это был стол Олега Янковского.
А за окном из коридора видна церковь, которую когда-то начал реставрировать Саша Абдулов. Здесь было цирковое училище, а когда Советы кончились, здание отдали церкви, и Абдулов тогда создал фонд восстановления церкви. А во внутреннем дворе театра он устраивал концерты и всякие театральные и музыкальные вечера – это называлось «Задворки». Это сейчас здесь все облагорожено, фонтан, а тогда ничего здесь не было, и Саша сцену какую-то соорудил для своих затей. Но сейчас уже ничего такого не происходит. Абдулова-то нет… Это он был выдумщик, «локомотив», зажигал всех, все это делал, всех подымал, вдохновлял. Все это – Саша…
Он много снимался в кино, играл в театре. Но помню, он как-то подошел ко мне и говорит: «Юрий Осипович, роли-то у меня ни одной сейчас в театре нет». И действительно, был такой период, когда Марк Анатольевич ничего нового ему не давал. Потом добавляет: «Только шесть ролей в кино, а в театре ничего». Я ему говорю: «Ну и снимайся спокойно в кино, пока время есть». Но он страдал, ему не хватало. Столько в нем было энергии, сил…
– Куда еще поведете нас по театральным лабиринтам?
– Пойдемте, я вам актерский буфет покажу.
– Тоже святое место! А после премьер бывает, что артисты здесь собираются?
– Конечно! И не только после премьер, но и просто после спектаклей. Но у нас Захаров жесток по отношению к пьющим. Поэтому у нас самый трезвый театр. Хотя тут в любое время все продается: и пирожки, и обеды, и все напитки от виски и мартини до водки, но у нас с этим очень жестко. Если на спектакль актер пришел нетрезвым, то на следующий день со скандалом – вон! Сразу!
Когда Захаров только пришел в театр, то нескольких человек уволил из-за этого. С тех пор так повелось. Теперь это просто возведено в закон. После спектакля – пожалуйста, это твое дело. Но перед – ни-ни!
– После ремонта не исчезла какая-то прежняя аура, атмосфера?
– Нет, не исчезла. А здание это очень старое. и, конечно, ремонт был необходим.
– Эти светильники и маски сохранились с прежних времен?
– Латунные люстры, это - модерн. Здание ведь построено в начале века в стиле модерн, и таких зданий сейчас в Москве очень мало осталось. У нас многое осталось с тех времен – люстры, двери и даже полудрагоценный камень – всё со времен Купеческого клуба.
– Юрий Осипович, а где вы больше всего любите бывать, когда приходите в театр? Какое ваше самое родное место в театре?
– На сцене, конечно! Почаще бы, но сейчас я занят только в одном спектакле – в «Королевских играх». Приходите!
Подписывайтесь на официальный в Telegram (@teatralmedia), чтобы не пропускать наши главные материалы.
– Юрий Осипович, куда поведете в первую очередь?
– Это святая святых нашего театра – кабинет Марка Анатольевича Захарова. Здесь у нас самое главное лицо живет и работает. Здесь же собирается художественный совет вокруг стола. Здесь решаются судьбы спектаклей, распределяются роли. Здесь определяется вообще политика нашего театра – выбираются новые пьесы, принимаются новые люди. Сегодня в шесть часов вечера тут будет обсуждаться макет нового спектакля «День опричника». Придут все занятые в спектакле актеры и члены Художественного совета.
– А кто входит в Художественный совет?
– Все – народные.
– Бывают споры между «всенародными»?
– Конечно! Жестокие бывают споры, но все заканчивается мирно – всех потом успокаивает последнее слово Марка Захарова.
Над столом Марк Анатольевич повесил фотографии дорогих ему людей. Это наш бывший директор Рафик Экимян, рядом – нынешний директор Марк Варшавер, Инна Чурикова. Вот замечательная фотография – Караченцов, Рыбников, Вознесенский и Захаров. Они сфотографировались, когда спектакль «Юнона и Авось» выпускался.
А вот фотография Саши Захаровой и фото из спектакля «Поминальная молитва» – Саша Абдулов и Татьяна Ивановна Пельтцер.
– Легко было общаться с Татьяной Ивановной? Не «опасная» она была женщина?
– Нет, совершенно не опасная! Хотя уж если кого невзлюбит, то… Но в принципе она к актерам была очень дружески расположена. Мы играли с ней в спектакле «Три девушки в голубом». Людмила Петрушевская тогда только начинала, она все время приходила на репетиции и очень нервничала, что спектакль не выпускают. А не разрешали там, «наверху». Его долго не выпускали, года четыре. А когда, наконец, выпустили, то вся Москва съехалась на премьеру!
Потом Пельтцер стала забывать текст на сцене, и Чуриковой было безумно трудно, потому что у Татьяны Ивановны были огромные монологи. Марк Анатольевич снял этот спектакль. Ему предлагали кем-то заменить ее, но он сказал: «Нет, это спектакль Пельтцер».
– Пельтцер ведь играла и в «Поминальной молитве»?– Ну там у нее текста было немного. Хотя она и там перепутала в одном месте слова, но Марк Анатольевич решил, что так даже лучше, и в результате это потом так и оставили. Абдулов ей представляет персонажа и говорит: «А это Степан!» Она должна была сказать: «Странное имя». А она сказала: «Степан? Странная фамилия…» Так это потом и осталось, даже когда эту роль играла уже Елена Фадеева.
– Сложно ли актеру попасть в кабинет к Марку Анатольевичу?
– Нет, не сложно. Просто постучаться и сказать: «Марк Анатольевич, можно с вами поговорить?» Он скажет: «Можно, заходи». Так что заходи, и все.
– А это стенд, посвященный 90-летию Евгения Леонова?– Здесь обычно вывешивают прессу о нашем театре. А сейчас публикуется много статей о Евгении Леонове. Лично мы с Евгением Павловичем были достаточно близки. Он мне очень помог в свое время. Он вообще всем помогал со всякими благами, с которыми трудно было в советское время. Скольким артистам помог с квартирой! Евгений Павлович много снимался в кино. и его принимали везде – все общественные фигуры, все партийные деятели, все начальники обожали его! Мне кажется, он даже рад был, когда мы его просили помочь, он чувствовал, что он может многое сделать для других. Евгений Павлович сделал столько доброго, что даже трудно себе представить и оценить!
– Сейчас только двенадцать, а на сцене уже происходит нечто масштабное…
– Это рабочие сцены готовят ее к вечернему спектаклю, сегодня у нас «Пер Гюнт».
– Помните, как пришли в этот театр работать?
– Я пришел в театр в 1957 году, когда уходила отсюда Софья Гиацинтова. Тут был какой-то скандал, и сначала ушла Серафима Бирман в Театр Моссовета к Завадскому, а Софья Владимировна ушла к Яншину в Театр Станиславского. А потом, когда сюда пришел новый директор, он попросил обеих актрис вернуться, но Бирман не захотела, а Гиацинтова вернулась. Мы потом с ней выпускали спектакль «Дым отечества», я там главную роль играл. А Софья Владимировна была и режиссером, и сама играла в этом спектакле.
– Актеры театра часто становились потом и режиссерами?
– Не часто. Но вот Караченцов, когда был здоров, он курировал спектакль «Юнона и Авось», был его «вторым режиссером». Он этот спектакль пестовал, перед каждым показом репетировал, вводил, если надо, новых актеров. А Захаров мог только в последний момент проверить, как и что готово. А какой-то другой спектакль – другой актер может курировать. Сейчас Иван Агапов, например, занимается «Королевскими играми».
– История вашего театра поистине уникальна… – Здесь в начале века был Купеческий клуб. О нем еще Гиляровский писал в «Москве и москвичах». Здесь было все в бронзе и в полудрагоценных камнях. Внизу был ресторан и даже бассейн. Сейчас там уже ничего этого не осталось, все переоборудовано.
После революции здесь был кинотеатр, потом здание отдали театру ТРАМ. А когда закрыли Второй МХАТ, сюда пришли Гиацинтова, Бирман и Берсенев…
– Юрий Осипович, вы же были одним из эфросовской плеяды?
– Да, я сыграл у него в нескольких спектаклях. В «Дне свадьбы», в «Мольере»… Эфрос пришел к нам в театр, когда у нас был ужасный развал, тут бесконечно менялись главные режиссеры. Пришел Эфрос, привел трех актеров – Дурова, Круглого и еще кого-то. Он нас всех собрал и начал делать этюды. Это было неожиданно! Все стали делать этюды, и у некоторых кстати, очень хорошо получалось. Владимир Романович Соловьев, Лев Дуров и Лев Круглый очень здорово делали. И вот Эфрос иногда собирал всех и начинал долгую беседу о спектакле, о том, как играть, и потом тоже начинались этюды. Первый спектакль, который он поставил, это был «День свадьбы», а в это время Розов отдал эту пьесу в «Современник», и они должны были первыми выпустить свою постановку. У нас уже все было готово, но мы целый месяц ждали, когда они, наконец, сыграют премьеру. Я был на их спектакле, по сравнению с эфросовским он был хуже. У нас Тоня Дмитриева прекрасно играла, Соловьев Владимир Романович, Круглый! Я играл Михаила. У них мою роль играл Евстигнеев, она ему не очень подходила. Роль Круглого играл Лёлик (Олег Табаков). А ставил у них, кажется, Олег Ефремов. Розову сначала показалось, что тот спектакль лучше, но потом тот спектакль уже сошел, а наш еще долго-долго жил, многие годы, до прихода в театр Захарова. Я помню, как-то участвовал в лекции Розова о его творчестве, а актеры из разных театров, из Центрального детского театра и еще из нескольких, и мы в том числе иллюстрировали его рассказ фрагментами из его пьес. И тогда он признался, что наш спектакль был все-таки намного лучше.
Однажды мы играли «Чайку», в постановке Захарова. Я играл там Сорина. И к нам на спектакль пришел Розов. Я подошел к нему и говорю: «Виктор Сергеевич, здравствуйте!» Он тогда уже очень плохо видел и не узнал меня. Он спрашивает: «Это кто?» Я отвечаю: «Это ваш Михаил!»Эфрос тоже ставил у нас «Чайку», разбирал потрясающе, как всегда! А спектакль не получился. Заречная была Ольга Яковлева, Аркадина – Елена Фадеева… Но, видимо, Эфрос настолько высокую планку задал, что актеры не смогли эту высоту взять…
– А где был кабинет Анатолия Васильевича?
– Его кабинет был здесь, со стороны фойе. Но я даже не знал, оказывается, сейчас здесь все перестроили и сделали несколько комнат, а тогда это было одно помещение.
– А к нему тоже легко можно было зайти?
– Если застанешь, то да. А вообще он чаще бывал на сцене, в зале и в репетиционной комнате. Она была там, где сегодня хранятся декорации, напротив входа в зрительный зал. Там была большая репетиционная. Там-то, как раз в этой комнате, Эфрос, впервые придя в театр, делал с нами этюды. А сейчас у нас наверху есть большая комната, и Марк Анатольевич репетирует там.
– А что это за картонные милиционеры?
– Это декорация из богомоловского спектакля «Князь». Вот здесь, в этой комнате по соседству хранятся все наши декорации. А вот тут у нас бутафорский цех, где хранится всякая всячина. Вот, например, табличка «Улица Чехова, 6», снятая со здания театра в связи с переименованием улицы в Малую Дмитровку.
– Юрий Осипович, а можно заглянуть в актерские гримерки?– Почему же нет? Вот здесь все наши гримерки. У нас нехватка помещений, и поэтому нет такого, как бывает в других театрах, где сохраняют мемориальные комнаты ушедших из жизни артистов. Как, например, гримерная Раневской в Театре Моссовета сохраняется такой, как она была при Фаине Георгиевне.
У нас гримерки переходят из поколения в поколение. Например, Софья Владимировна Гиацинтова сначала была в гримерной одна, потом, когда пришла Пельтцер, они там были вдвоем, после смерти Гиацинтовой к Татьяне Ивановне «подселили» Инну Чурикову. Сейчас там ее гримуборная.
Евгений Павлович Леонов был, кажется, в той гримерке, где сейчас его сын Андрюша. Вообще-то у нас по многу человек в одной комнате. Вот, например, там, где была гримерка Янковского, там еще Степанченко, Агапов… Вот этот крайний столик, где стоят цветы, это был стол Олега Янковского.
А за окном из коридора видна церковь, которую когда-то начал реставрировать Саша Абдулов. Здесь было цирковое училище, а когда Советы кончились, здание отдали церкви, и Абдулов тогда создал фонд восстановления церкви. А во внутреннем дворе театра он устраивал концерты и всякие театральные и музыкальные вечера – это называлось «Задворки». Это сейчас здесь все облагорожено, фонтан, а тогда ничего здесь не было, и Саша сцену какую-то соорудил для своих затей. Но сейчас уже ничего такого не происходит. Абдулова-то нет… Это он был выдумщик, «локомотив», зажигал всех, все это делал, всех подымал, вдохновлял. Все это – Саша…
Он много снимался в кино, играл в театре. Но помню, он как-то подошел ко мне и говорит: «Юрий Осипович, роли-то у меня ни одной сейчас в театре нет». И действительно, был такой период, когда Марк Анатольевич ничего нового ему не давал. Потом добавляет: «Только шесть ролей в кино, а в театре ничего». Я ему говорю: «Ну и снимайся спокойно в кино, пока время есть». Но он страдал, ему не хватало. Столько в нем было энергии, сил…
– Куда еще поведете нас по театральным лабиринтам?
– Пойдемте, я вам актерский буфет покажу.
– Тоже святое место! А после премьер бывает, что артисты здесь собираются?– Конечно! И не только после премьер, но и просто после спектаклей. Но у нас Захаров жесток по отношению к пьющим. Поэтому у нас самый трезвый театр. Хотя тут в любое время все продается: и пирожки, и обеды, и все напитки от виски и мартини до водки, но у нас с этим очень жестко. Если на спектакль актер пришел нетрезвым, то на следующий день со скандалом – вон! Сразу!
Когда Захаров только пришел в театр, то нескольких человек уволил из-за этого. С тех пор так повелось. Теперь это просто возведено в закон. После спектакля – пожалуйста, это твое дело. Но перед – ни-ни!
– После ремонта не исчезла какая-то прежняя аура, атмосфера?
– Нет, не исчезла. А здание это очень старое. и, конечно, ремонт был необходим.
– Эти светильники и маски сохранились с прежних времен?
– Латунные люстры, это - модерн. Здание ведь построено в начале века в стиле модерн, и таких зданий сейчас в Москве очень мало осталось. У нас многое осталось с тех времен – люстры, двери и даже полудрагоценный камень – всё со времен Купеческого клуба.
– Юрий Осипович, а где вы больше всего любите бывать, когда приходите в театр? Какое ваше самое родное место в театре?– На сцене, конечно! Почаще бы, но сейчас я занят только в одном спектакле – в «Королевских играх». Приходите!
Подписывайтесь на официальный в Telegram (@teatralmedia), чтобы не пропускать наши главные материалы.
