Ему уж точно везет. Везунчик, баловень судьбы, всю жизнь – на гребне волны, без провалов, без простоев, без конфликтов с властью и с общественностью. Путь от Лелика из Саратова до Олега Павловича, народного артиста СССР, лауреата и орденоносца, крепкого хозяйственника, успешного менеджера, театрального Кормчего, друга президентов и премьер-министров и пр. – этот путь словно кто-то прочертил на карте судьбы по линейке. Красота, а не судьба! Прямо в учебник – «Как быстро достичь максимального успеха и суметь удержать его в течение 50 лет». Только стоит ли в этом учебнике писать об инфаркте в 29 лет? О несыгранных, не доверенных ролях? О закрытых спектаклях? Об унижениях и хамcтве в чиновничьих кабинетах? О том, как уничтожали даже попытку создания театра – студии? О том, что пришлось вынести, чтоб этот театр открыть, сохранить его в том же подвале – и только сейчас через двадцать с лишним лет добиться строительства нового здания?
Бог его знает, что его держит в седле – сломленным, выброшенным на обочину его никто никогда не видел. Во всяком случае, публично. В телевизоре, да у красных дорожек, да под парадными люстрами он всегда «комильфо». Улыбчив, вальяжен, как барин, мурлычет ласково, улыбается своей «чеширской» улыбкой, и – «между струек», «между струек» аккуратно ступает мягкими лапами и растворяется в воздухе, как булгаковский Бегемот. Без суеты. Артистично. Изящно. На все провокационные вопросы ответы вроде разные, но смысл один: «Сижу никого не трогаю, починяю примус». Мяу.
Артист, конечно. Настоящий большой Артист с большой буквы А. Аметистов. Или Аполлонов. Но, собственно, «Табаков» – звучит не хуже. Казалось бы, может уже успокоиться и на сцену особо не рваться – наиграл ролей на сто лет вперед. Можно уже просто выходить под аплодисменты и просто пройтись от кулисы к кулисе, посылая публике воздушные поцелуи. Но он – азартен и честолюбив, как выпускник. Наверное, азарт многое определяет в его карьере и жизни. Быть крепким профессионалом ему скучно – обязательно надо рискнуть, схулиганить. И вот вам – «Тартюф» в арестантской робе, рыжий «доцент» с татуировками. А вот – совершенно неожиданный Плюшкин со своей философией сбережения и желанием распространить эту философию на все человечество.
Табаков любит повторять: «Театр – это веселенькое дело». И сам занимается им весело, с удовольствием, с почтительностью к его, русского театра, истории, но и с совсем нешуточной требовательностью к себе и к коллегам. Его не обманешь: туфту он чует за километр и, не взирая на регалии и статусы, погонит из театра, что не раз происходило. Так и представляешь, как стоит он на пороге МХТ в соболиной шубе и машет вслед убегающему шарлатану кулачищем: «Священнодействуй! Или убирайся вон!» Только перстень на пальце зловеще поблескивает.
«Мой секрет успеха, наверное, в отсутствии злобности человеческой в моем характере, в том, что завидую я по жизни людям, владеющим французским языком и играющим на фортепиано и на скрипке. А другим не завидую. Вот и все. Возможно в самодостаточности моей, в комплексе полноценности… Но это все так, шутки, печки-лавочки. Конечно, доброжелательство на первом месте»
Бог его знает, что его держит в седле – сломленным, выброшенным на обочину его никто никогда не видел. Во всяком случае, публично. В телевизоре, да у красных дорожек, да под парадными люстрами он всегда «комильфо». Улыбчив, вальяжен, как барин, мурлычет ласково, улыбается своей «чеширской» улыбкой, и – «между струек», «между струек» аккуратно ступает мягкими лапами и растворяется в воздухе, как булгаковский Бегемот. Без суеты. Артистично. Изящно. На все провокационные вопросы ответы вроде разные, но смысл один: «Сижу никого не трогаю, починяю примус». Мяу.
Артист, конечно. Настоящий большой Артист с большой буквы А. Аметистов. Или Аполлонов. Но, собственно, «Табаков» – звучит не хуже. Казалось бы, может уже успокоиться и на сцену особо не рваться – наиграл ролей на сто лет вперед. Можно уже просто выходить под аплодисменты и просто пройтись от кулисы к кулисе, посылая публике воздушные поцелуи. Но он – азартен и честолюбив, как выпускник. Наверное, азарт многое определяет в его карьере и жизни. Быть крепким профессионалом ему скучно – обязательно надо рискнуть, схулиганить. И вот вам – «Тартюф» в арестантской робе, рыжий «доцент» с татуировками. А вот – совершенно неожиданный Плюшкин со своей философией сбережения и желанием распространить эту философию на все человечество.
Табаков любит повторять: «Театр – это веселенькое дело». И сам занимается им весело, с удовольствием, с почтительностью к его, русского театра, истории, но и с совсем нешуточной требовательностью к себе и к коллегам. Его не обманешь: туфту он чует за километр и, не взирая на регалии и статусы, погонит из театра, что не раз происходило. Так и представляешь, как стоит он на пороге МХТ в соболиной шубе и машет вслед убегающему шарлатану кулачищем: «Священнодействуй! Или убирайся вон!» Только перстень на пальце зловеще поблескивает.
«Мой секрет успеха, наверное, в отсутствии злобности человеческой в моем характере, в том, что завидую я по жизни людям, владеющим французским языком и играющим на фортепиано и на скрипке. А другим не завидую. Вот и все. Возможно в самодостаточности моей, в комплексе полноценности… Но это все так, шутки, печки-лавочки. Конечно, доброжелательство на первом месте»
