Она никогда ничего не записывает и мемуаров не собирается издавать – не тот характер. Я люблю слушать ее размышлизмы, передаваемые с какой-то абсолютно нейтральной интонацией. Люблю смотреть, как тихонько закапывается она в растрепанные страницы пьес, выискивая для себя что-то необъяснимое, люблю спорить и рассуждать с ней обо всем на свете, ловя ее острое словцо… «Я как-то вычитала у Толстого фразу, адресованную Бунину: «Счастья нет – есть зарницы счастья». Это как нельзя более попадает на мое мироощущение – зарницы есть. И, надеюсь, будут. Но вот такого стабильного, крепкого отрезка временного – не помню». Такой она человек – Лия Ахеджакова. Грустная клоунесса с глазами, мгновенно меняющими выражение от скорби до непростительного хулиганства. Знаете, что чаще всего повторяет она в приватных разговорах? «У меня не осталось времени на невостребованность». Кто не востребован, Ахеджакова? Да бросьте, скажете вы! Кто поверит? Да и вообще – откуда в лексиконе актрисы это почтовое словечко? А она много лет повторяет его как заклинание, но никто не слышит, или почти никто… вот, разве что, Коляда слышит... вот – Серебренников…
В репертуаре театра «Современник», где служит она уже тридцать второй год, всего четыре названия спектаклей, в которых занята Ахеджакова: «Трудные люди», «Крутой маршрут», «Виндзорские насмешницы» и «Селестина». Так и существует она в родном театре, что называется, «в режиме ожидания». А ожидание – это то, что жизнь укорачивает, грустно признается она. Правда, есть еще антреприза – «Персидская сирень» все того же Коляды, играемая с неизменным успехом уже более 15 лет, и новый спектакль – «Чокнутые королевы». Есть и «Фигаро. Хроника одного дня» – «безумный» спектакль Кирилла Серебренникова – нового «безумного» увлечения Ахеджаковой. Она всегда увлекается неординарными талантливыми людьми, смотрит им в глаза, доверяясь их таланту, готова следовать за ними вдаль, вглубь… И обманывается нередко… Но сейчас не об этом, не о грустном и неизбежном…
Хотелось бы сегодня – об успехе, о загруженности гастролями по стране и миру. Нет, не будем о грязных поездах и неудобных самолетных рейсах, о холодных гостиничных номерах. И не будем о зрительных залах, наивно ожидающих появления юморной Верочки из «Служебного романа», а совсем не вдумчивой трагической актрисы, признающейся неожиданно: «Я не умею рассказывать ни баек, ни анекдотов. Я в принципе грустный человек».
Давайте помечтаем о переселении невостребованной сегодня актрисы Ахеджаковой в лакированную судьбу Ольги Книппер-Чеховой или, скажем, Аллы Тарасовой. Вы представляете себе, как бы удачно сложилась ее актерская биография, будь ее мужем великий писатель, или доблестный советский генерал? Да… А кому бы тогда она адресовала свои патриотические, в подлинном смысле этого слова, воззвания? А что – бросалась бы отважно на защиту оболганных и немощных? И пригревала бы бродячих собак, и разводила бы на скудной подмосковной земле цветы? Но сдается мне – она бы и там определилась по совести! По неизменному своему и верному компасу. Потому что она актриса – существо с открытым и незащищенным сердцем.
Она любит вспоминать слова Виктора Ардова: «Я не могу жить, когда все хорошо. Аж страшно!»
Вот ей и не дают почувствовать, что страшно…
«Безумно хочется удачи. Но когда сваливается огромный успех, я почему-то становлюсь грустной. Очевидно успех – это не мое состояние. Мое – пораженчество. Я – пораженец по духу и нормально себя чувствую при этом – привыкла. Мне близки люди, которые не клюют с руки, достаточно трудные, не очень светские и не очень обласканные успехом. Мне с ними легче самой – это моя среда, которая меня греет»
В репертуаре театра «Современник», где служит она уже тридцать второй год, всего четыре названия спектаклей, в которых занята Ахеджакова: «Трудные люди», «Крутой маршрут», «Виндзорские насмешницы» и «Селестина». Так и существует она в родном театре, что называется, «в режиме ожидания». А ожидание – это то, что жизнь укорачивает, грустно признается она. Правда, есть еще антреприза – «Персидская сирень» все того же Коляды, играемая с неизменным успехом уже более 15 лет, и новый спектакль – «Чокнутые королевы». Есть и «Фигаро. Хроника одного дня» – «безумный» спектакль Кирилла Серебренникова – нового «безумного» увлечения Ахеджаковой. Она всегда увлекается неординарными талантливыми людьми, смотрит им в глаза, доверяясь их таланту, готова следовать за ними вдаль, вглубь… И обманывается нередко… Но сейчас не об этом, не о грустном и неизбежном…
Хотелось бы сегодня – об успехе, о загруженности гастролями по стране и миру. Нет, не будем о грязных поездах и неудобных самолетных рейсах, о холодных гостиничных номерах. И не будем о зрительных залах, наивно ожидающих появления юморной Верочки из «Служебного романа», а совсем не вдумчивой трагической актрисы, признающейся неожиданно: «Я не умею рассказывать ни баек, ни анекдотов. Я в принципе грустный человек».
Давайте помечтаем о переселении невостребованной сегодня актрисы Ахеджаковой в лакированную судьбу Ольги Книппер-Чеховой или, скажем, Аллы Тарасовой. Вы представляете себе, как бы удачно сложилась ее актерская биография, будь ее мужем великий писатель, или доблестный советский генерал? Да… А кому бы тогда она адресовала свои патриотические, в подлинном смысле этого слова, воззвания? А что – бросалась бы отважно на защиту оболганных и немощных? И пригревала бы бродячих собак, и разводила бы на скудной подмосковной земле цветы? Но сдается мне – она бы и там определилась по совести! По неизменному своему и верному компасу. Потому что она актриса – существо с открытым и незащищенным сердцем.
Она любит вспоминать слова Виктора Ардова: «Я не могу жить, когда все хорошо. Аж страшно!»
Вот ей и не дают почувствовать, что страшно…
«Безумно хочется удачи. Но когда сваливается огромный успех, я почему-то становлюсь грустной. Очевидно успех – это не мое состояние. Мое – пораженчество. Я – пораженец по духу и нормально себя чувствую при этом – привыкла. Мне близки люди, которые не клюют с руки, достаточно трудные, не очень светские и не очень обласканные успехом. Мне с ними легче самой – это моя среда, которая меня греет»
