В Ночь театров в рамках проекта Третьяковской галереи «Оттепель. Лицом к будущему» на Другой сцене «Современника» состоялся вечер Галины ВОЛЧЕК «Театр как судьба».
Встреча Галины Борисовны со зрителями прошла в формате вопросов и ответов. «Театрал» публикует первую часть беседы – об эпохе, в которую создавался легендарный театр…
Как рождался «Современник»? Можно ли сегодня повторить подобное?
– Мне кажется, сегодня повторить подобное невозможно. К сожалению. Время другое и люди другие. Не хочу сказать «хуже» или «лучше» – другие. Мы собирались, потому что хотели что-то сказать, против чего-то внутренне бунтовали. [У нас была] внутренняя готовность существовать бескорыстно. На третьем курсе Школы-студии МХАТ мы обрели учителя – человека, который понимал нас, с которым мы говорили на одном языке. Им стал наш преподаватель Олег Ефремов. Мы не имели никакого статуса, работали в основном ночью, потому что только в это время нам предоставляли помещение – большую аудиторию, в которой мы потом и сыграли свой первый спектакль «Вечно живые».
Сегодня я, к сожалению, не могу себе такого представить. Сейчас для всех главное – съемки или, как это теперь называют, проекты. Я все понимаю. Нам тоже нужно было на что-то жить, было трудно. Рубль, занятый до зарплаты, был подарком. Но я знаю одно: если человек сделал шаг в то, что называется театр, все остальное он должен подчинить театру. Я счастлива, когда мои ребята, молодая труппа, которую я очень люблю, существуют против сегодняшних правил.
Не стала ли оттепель для сегодняшних молодых людей пустым звуком? Что в этой эпохе дорого лично вам?
Когда наступили другие времена – та самая оттепель, я поймала себя на том, что не могу начать спектакль, хотя на сцене все давно готово. Я подумала: а чего я жду? И вдруг поняла: комиссию! Я жду, когда они придут в очередной раз издеваться и закрывать спектакль, не объясняя причин.
…У меня был один спектакль по эстонской пьесе, в котором не было ничего предосудительного даже с их точки зрения. Но я хотела, чтобы музыка была разбавлена авторской интонацией, и решила взять песни Высоцкого. Спектакль был готов и вскоре должен был выйти. Вдруг меня вызывают. То, что они сказали, просто убило: «Берите любые – хоть Заболоцкого, хоть Северянина. Но только не Высоцкого». Я сказала: «Только Высоцкий». Под давлением разных обстоятельств они все-таки дали разрешение на шесть песен. И я была очень горда, что первые песни Высоцкого, прошедшие цензуру, прозвучали в нашем спектакле «Свой остров». Был 1971 год.
Оттепель – это сборы на кухнях, это стихи Евтушенко, Окуджавы, Ахмадулиной, Вознесенского, которые все читали… Частенько мы собирались в мастерской Эрнста Неизвестного – комнатушке, где одна к другой были составлены огромные скульптуры, потому что другого места для них просто не было.
Оттепель – это выставки, на которые все мы бегали. Помню, на ВДНХ в павильоне «Пчеловодство» проходила выставка «неугодных» художников. Был мороз, а я взяла с собой своего бедного маленького сына: «Поедем! Там выставка. Интересно». Приезжаем. Огромная очередь. Но кто-то сжалился и принес нам пропуск, чтобы мы прошли внутрь.
Оттепель имела и другие оттенки. До нас доходили слухи, что нас хотят выслать в Муром. Только недавно я узнала, где находится этот город.
Когда наступила перестройка, от нас вроде бы отстали. В один год мы рассказали все, на что в нашей стране долго и упорно закрывали глаза: «О каких проститутках вы будете рассказывать? Не было у нас этого и не могло быть». Мы поставили и «Звезды на утреннем небе», и «Смиренное кладбище». Мы были счастливы, что руки наконец-то никто не связывает.
…Теперь, когда вспоминают оттепель, поют хорошие песни, меня это умиляет. Но на самом деле это было очень важное время.
В сегодняшнем обществе, в нагнетании ненависти, истерии, в пробуждении среди людей самых низменных качеств, не настало ли время ожидать новую оттепель?
– Я всегда говорю, что я не политик. Моя политика – на сцене. Мой ответ там. Вряд ли, задавая мне этот вопрос, вы думаете, что я отвечу: да, мне нравится все, что вам так ненавистно. Мне это тоже отвратительно. Однако я люблю свою страну, я в ней выросла и никогда не хотела уехать. Все плохое, что в ней есть, я знаю и вижу. И пытаюсь с этим бороться тем, что делаю в театре. Поэтому, ну, что?.. То, что вам не нравится, не нравится и мне.
Продолжение читайте в пятницу, 31 марта, на сайте «Театрала»…
Встреча Галины Борисовны со зрителями прошла в формате вопросов и ответов. «Театрал» публикует первую часть беседы – об эпохе, в которую создавался легендарный театр…
Как рождался «Современник»? Можно ли сегодня повторить подобное?
– Мне кажется, сегодня повторить подобное невозможно. К сожалению. Время другое и люди другие. Не хочу сказать «хуже» или «лучше» – другие. Мы собирались, потому что хотели что-то сказать, против чего-то внутренне бунтовали. [У нас была] внутренняя готовность существовать бескорыстно. На третьем курсе Школы-студии МХАТ мы обрели учителя – человека, который понимал нас, с которым мы говорили на одном языке. Им стал наш преподаватель Олег Ефремов. Мы не имели никакого статуса, работали в основном ночью, потому что только в это время нам предоставляли помещение – большую аудиторию, в которой мы потом и сыграли свой первый спектакль «Вечно живые».
Сегодня я, к сожалению, не могу себе такого представить. Сейчас для всех главное – съемки или, как это теперь называют, проекты. Я все понимаю. Нам тоже нужно было на что-то жить, было трудно. Рубль, занятый до зарплаты, был подарком. Но я знаю одно: если человек сделал шаг в то, что называется театр, все остальное он должен подчинить театру. Я счастлива, когда мои ребята, молодая труппа, которую я очень люблю, существуют против сегодняшних правил.
Не стала ли оттепель для сегодняшних молодых людей пустым звуком? Что в этой эпохе дорого лично вам?
– Мы, заставшие отголоски сталинского времени, неслучайно считаем своей визитной карточкой спектакль «Крутой маршрут». Я привыкла к тому, что нельзя выпустить спектакль, пока его не одобрит комиссия. Спектакль «Эшелон», который потом шел по всему миру, включая США, приняли с пятнадцатого раза. Я не преувеличиваю. Это было в тот день, когда умер мой папа. Эта комиссия… Помню только, как они уходили молча после очередного прогона, и Табаков кричал им вслед: «Ну, если у вас нет мнения, то хоть впечатления-то у вас есть?».
Когда наступили другие времена – та самая оттепель, я поймала себя на том, что не могу начать спектакль, хотя на сцене все давно готово. Я подумала: а чего я жду? И вдруг поняла: комиссию! Я жду, когда они придут в очередной раз издеваться и закрывать спектакль, не объясняя причин.
…У меня был один спектакль по эстонской пьесе, в котором не было ничего предосудительного даже с их точки зрения. Но я хотела, чтобы музыка была разбавлена авторской интонацией, и решила взять песни Высоцкого. Спектакль был готов и вскоре должен был выйти. Вдруг меня вызывают. То, что они сказали, просто убило: «Берите любые – хоть Заболоцкого, хоть Северянина. Но только не Высоцкого». Я сказала: «Только Высоцкий». Под давлением разных обстоятельств они все-таки дали разрешение на шесть песен. И я была очень горда, что первые песни Высоцкого, прошедшие цензуру, прозвучали в нашем спектакле «Свой остров». Был 1971 год.
Оттепель – это сборы на кухнях, это стихи Евтушенко, Окуджавы, Ахмадулиной, Вознесенского, которые все читали… Частенько мы собирались в мастерской Эрнста Неизвестного – комнатушке, где одна к другой были составлены огромные скульптуры, потому что другого места для них просто не было.
Оттепель – это выставки, на которые все мы бегали. Помню, на ВДНХ в павильоне «Пчеловодство» проходила выставка «неугодных» художников. Был мороз, а я взяла с собой своего бедного маленького сына: «Поедем! Там выставка. Интересно». Приезжаем. Огромная очередь. Но кто-то сжалился и принес нам пропуск, чтобы мы прошли внутрь.
Оттепель имела и другие оттенки. До нас доходили слухи, что нас хотят выслать в Муром. Только недавно я узнала, где находится этот город.
Когда наступила перестройка, от нас вроде бы отстали. В один год мы рассказали все, на что в нашей стране долго и упорно закрывали глаза: «О каких проститутках вы будете рассказывать? Не было у нас этого и не могло быть». Мы поставили и «Звезды на утреннем небе», и «Смиренное кладбище». Мы были счастливы, что руки наконец-то никто не связывает.
…Теперь, когда вспоминают оттепель, поют хорошие песни, меня это умиляет. Но на самом деле это было очень важное время.
В сегодняшнем обществе, в нагнетании ненависти, истерии, в пробуждении среди людей самых низменных качеств, не настало ли время ожидать новую оттепель?
– Я всегда говорю, что я не политик. Моя политика – на сцене. Мой ответ там. Вряд ли, задавая мне этот вопрос, вы думаете, что я отвечу: да, мне нравится все, что вам так ненавистно. Мне это тоже отвратительно. Однако я люблю свою страну, я в ней выросла и никогда не хотела уехать. Все плохое, что в ней есть, я знаю и вижу. И пытаюсь с этим бороться тем, что делаю в театре. Поэтому, ну, что?.. То, что вам не нравится, не нравится и мне.
Продолжение читайте в пятницу, 31 марта, на сайте «Театрала»…
