Международный театральный фестиваль имени Чехова проводится уже 25 лет. В честь юбилея Валерий Шадрин сделал публике подарок – привез в Москву мировой хит «Волшебную флейту» Моцарта в постановке берлинского театра «Комише Опер».
Этот спектакль у продюсеров нарасхват, за пять лет существования он уже объездил множество фестивалей и стран, и гастрольный график у него настолько плотный, что театру пришлось сделать три комплекта декораций для большей мобильности. Впрочем, декораций тут как раз немного: их роль выполняет белый экран с расположенными на разной высоте дверцами, откуда появляются персонажи. Все остальное – это оригинальная мультимедийная анимация, в которую встраиваются живые исполнители.
Руководитель «Комише Опер» Барри Коски не прогадал, пригласив на постановку молодых англичан из группы «1927» – режиссера Сьюзан Андрейд и художника Пола Бэрритта. Зрителям Чеховского фестиваля они уже знакомы по спектаклям «Дети и животные занимают улицы» и «Голем», где актеры играли в нарисованных декорациях-проекциях, легко переходя из трехмерной реальности в экранную двухмерную. «Волшебная флейта» сделана по тому же принципу, но сказочная опера Моцарта дает постановщикам неограниченный простор для полета фантазии, который они сполна используют.
Опера стилизована под немое кино с титрами вместо диалогов, утрированными эмоциями, условной пластикой и костюмами по моде начала XX века a la Луиза Брукс и Бастер Китон. Никакой психологизации и жизненной достоверности – герои тут выглядят забавными персонажами мультфильма, которые вполне вписываются в нарисованный мир. А движения актеров прописаны с точностью до секунды, чтобы они успевали вовремя взаимодействовать со стремительно меняющейся сценической картинкой этого мультфильма.
Анимация Пола Бэрритта изобретательна и остроумна до такой степени, что зрители подпрыгивают в креслах от удивления и восторга. Художник не ограничивается немым кино, используя самые разные стили и элементы – комиксов, немецкого экспрессионизма или даже компьютерных игр, так что каждая новая сцена превращается в отдельный аттракцион.
Чарующий образ принцессы Памины возникает и тает перед влюбленным Тамино в виде призрачных струек дыма. Губы заколдованного и обреченного на немоту Папагено гуляют по экрану отдельно от хозяина, как улыбка Чеширского кота. А когда он мечтает о милой женушке Папагене, его ручные совы превращаются в артисток кабаре с пухлыми ножками, отплясывающими канкан. Флейта и колокольчики – волшебные подарки Царицы ночи – тоже антропоморфны и напоминают крошечных фей, не лишенных при этом женских прелестей. Но самым впечатляющим, конечно, вышел образ самой Царицы ночи – огромной паучихи, фантастической Арахны с острыми, смертоносными лапами-кинжалами.
После первого акта кажется, что фантазия художника должна себя исчерпать – трудно придумать что-то еще более эффектное. Но он снова удивляет публику, создавая на экране футуристический, технократический мир Зарастро – настоящий храм науки, испещренный чертежами, схемами и населенный всевозможными механическими существами. Стражи храма выглядят здесь как огромные говорящие головы, набитые шестеренками и пружинками, да и сами герои с их смешными чувствами на фоне этой грандиозной картины научного прогресса смотрятся крошечными винтиками.
Тут можно было бы порассуждать о дуализме живого и искусственного или о взаимоотношениях персонажей с окружающей их нарисованной Матрицей, которую они воспринимают как реальность: ведь их разделяют искусственные, игрушечные препятствия, которые так легко преодолеть – стоит лишь сделать шаг за «флажки». Но не уверена, что Барри Коски и его соратники вкладывали в спектакль именно такой смысл. Скорее, они просто хотели воссоздать на сцене волшебную феерию Моцарта и Шиканедера во всем её наивном, сказочном великолепии, не углубляясь в масонские или другие философские подтексты, хотя всевидящее око – известный масонский символ – тут неоднократно возникает.
Ведь на экране возможно воплотить самые невероятные обстоятельства: спуск глубоко под землю – мимо залежей скелетов и останков динозавров, или огромную толщу воды, сквозь которую всплывают на поверхность прошедшие очередное испытание Тамино и Памина. Можно показать, как от любви у героев вырастают крылья (в самом буквальном смысле), а от их благодатных слез вокруг вырастают цветы. Словом, устроить на театре все те чудеса и спецэффекты, что так ценили зрители во времена Моцарта, и что так же любят сейчас поклонники волшебных саг.
Как бы не фыркали снобы и тонкие ценители, Барри Коски и «Комише опер» удалось сделать нечто очень важное – используя возможности современных технологий и элементы поп-культуры, вернуть оперу из статуса элитарного, сложного искусства к демократичному зрелищу, доступному самому широкому зрителю, даже детям. Причем, сделать это на очень высоком уровне, не играя с публикой в поддавки и не опуская планку. И эта просветительская, гуманитарная, если хотите, миссия, сегодня представляется весьма достойной.
Этот спектакль у продюсеров нарасхват, за пять лет существования он уже объездил множество фестивалей и стран, и гастрольный график у него настолько плотный, что театру пришлось сделать три комплекта декораций для большей мобильности. Впрочем, декораций тут как раз немного: их роль выполняет белый экран с расположенными на разной высоте дверцами, откуда появляются персонажи. Все остальное – это оригинальная мультимедийная анимация, в которую встраиваются живые исполнители.
Руководитель «Комише Опер» Барри Коски не прогадал, пригласив на постановку молодых англичан из группы «1927» – режиссера Сьюзан Андрейд и художника Пола Бэрритта. Зрителям Чеховского фестиваля они уже знакомы по спектаклям «Дети и животные занимают улицы» и «Голем», где актеры играли в нарисованных декорациях-проекциях, легко переходя из трехмерной реальности в экранную двухмерную. «Волшебная флейта» сделана по тому же принципу, но сказочная опера Моцарта дает постановщикам неограниченный простор для полета фантазии, который они сполна используют.
Опера стилизована под немое кино с титрами вместо диалогов, утрированными эмоциями, условной пластикой и костюмами по моде начала XX века a la Луиза Брукс и Бастер Китон. Никакой психологизации и жизненной достоверности – герои тут выглядят забавными персонажами мультфильма, которые вполне вписываются в нарисованный мир. А движения актеров прописаны с точностью до секунды, чтобы они успевали вовремя взаимодействовать со стремительно меняющейся сценической картинкой этого мультфильма.
Анимация Пола Бэрритта изобретательна и остроумна до такой степени, что зрители подпрыгивают в креслах от удивления и восторга. Художник не ограничивается немым кино, используя самые разные стили и элементы – комиксов, немецкого экспрессионизма или даже компьютерных игр, так что каждая новая сцена превращается в отдельный аттракцион.Чарующий образ принцессы Памины возникает и тает перед влюбленным Тамино в виде призрачных струек дыма. Губы заколдованного и обреченного на немоту Папагено гуляют по экрану отдельно от хозяина, как улыбка Чеширского кота. А когда он мечтает о милой женушке Папагене, его ручные совы превращаются в артисток кабаре с пухлыми ножками, отплясывающими канкан. Флейта и колокольчики – волшебные подарки Царицы ночи – тоже антропоморфны и напоминают крошечных фей, не лишенных при этом женских прелестей. Но самым впечатляющим, конечно, вышел образ самой Царицы ночи – огромной паучихи, фантастической Арахны с острыми, смертоносными лапами-кинжалами.
После первого акта кажется, что фантазия художника должна себя исчерпать – трудно придумать что-то еще более эффектное. Но он снова удивляет публику, создавая на экране футуристический, технократический мир Зарастро – настоящий храм науки, испещренный чертежами, схемами и населенный всевозможными механическими существами. Стражи храма выглядят здесь как огромные говорящие головы, набитые шестеренками и пружинками, да и сами герои с их смешными чувствами на фоне этой грандиозной картины научного прогресса смотрятся крошечными винтиками. Тут можно было бы порассуждать о дуализме живого и искусственного или о взаимоотношениях персонажей с окружающей их нарисованной Матрицей, которую они воспринимают как реальность: ведь их разделяют искусственные, игрушечные препятствия, которые так легко преодолеть – стоит лишь сделать шаг за «флажки». Но не уверена, что Барри Коски и его соратники вкладывали в спектакль именно такой смысл. Скорее, они просто хотели воссоздать на сцене волшебную феерию Моцарта и Шиканедера во всем её наивном, сказочном великолепии, не углубляясь в масонские или другие философские подтексты, хотя всевидящее око – известный масонский символ – тут неоднократно возникает.
Ведь на экране возможно воплотить самые невероятные обстоятельства: спуск глубоко под землю – мимо залежей скелетов и останков динозавров, или огромную толщу воды, сквозь которую всплывают на поверхность прошедшие очередное испытание Тамино и Памина. Можно показать, как от любви у героев вырастают крылья (в самом буквальном смысле), а от их благодатных слез вокруг вырастают цветы. Словом, устроить на театре все те чудеса и спецэффекты, что так ценили зрители во времена Моцарта, и что так же любят сейчас поклонники волшебных саг.
Как бы не фыркали снобы и тонкие ценители, Барри Коски и «Комише опер» удалось сделать нечто очень важное – используя возможности современных технологий и элементы поп-культуры, вернуть оперу из статуса элитарного, сложного искусства к демократичному зрелищу, доступному самому широкому зрителю, даже детям. Причем, сделать это на очень высоком уровне, не играя с публикой в поддавки и не опуская планку. И эта просветительская, гуманитарная, если хотите, миссия, сегодня представляется весьма достойной.
