В среду, 7 июня, народному артисту России, одному из ведущих артистов Театра им. Вахтангова Владимиру СИМОНОВУ исполняется 60 лет. А через день, 9 июня, на фестивале в Румынии он сыграет заглавную роль – роль одинокого трагика – в спектакле Римаса Туминаса «Минетти». Актер редкой органики и широкого творческого диапазона, Владимир Александрович не раз становился гостем журнала «Театрал». Приводим фрагменты его интервью.
Туминас порой говорит на отвлеченные темы, а ты наслушался, пошел играть – и чудесным образом его слова в тебе прорастают. Как это происходит, я не понимаю. Но режиссер доволен. Просто в тебе начинают работать твоя природа, память, опыт, знание материала, нервы, все твои трое детей, все три твои жены. Он часто говорит: «Играть не надо, надо только знать». Попробуете расшифровать? Как это поймать? Я учусь его театральному существованию, причем учусь все время.
* * *
Меня выражения «стойкость позиций, верность идеям» несколько смущают, – говорит он. – Как правило, журналисты хотят именно это услышать, но во мне ничего подобного нет. Я всегда разный. Сейчас один, через час буду совсем другой. У меня даже нет устойчивого почерка, и никогда не было: всегда писал по–разному – вплоть до изменения наклона в обратную сторону. Почему? Не знаю.
* * *
* * *
Не забуду, как будучи учеником девятого класса, я попал на спектакль БДТ «Генрих IV», да и вообще в театр впервые попал. И увидел на сцене Олега Борисова. Меня это потрясло. Я плохо помню уже этот спектакль, никаких подробностей, но помню собственное состояние потрясения от самого явления «Театр». Если честно, у меня такого уровня потрясений не было ни от литературы, ни от кино, ни от чего другого.
И потом была интересная история. Когда я уходил во МХАТ, на открытии сезона Олег Николаевич Ефремов объявил: «У нас в труппу театра приняты два актера: Олег Иванович Борисов и Владимир Александрович Симонов». И нам выдали по гвоздичке. Это было для меня так трогательно и смешно. Мы с Борисовым не встречались на сцене. Потом оба расстались со МХАТом – и я, и он. Но мне не забыть еще его в «Кроткой». Для меня это тоже было потрясением на всю жизнь.
* * *
Актер хитрит, в хорошем смысле, конечно – прячет что-то, подстраивается. Как мой лучший друг и учитель в актерском деле Александр Калягин говорит: надо подворовывать и распределиться. За этими двумя словами стоят законы актерского искусства.
* * *
Для меня теперь главная роль – это быть в Театре Вахтангова. А совсем не играть Гамлета, предположим, в каком–то другом месте. Это уже что-то другое. Хотя, думаю, что это ощущение театра-дома когда-нибудь у актеров уйдет. Просто я пока заражен этим. Это пока есть, и у меня–то это чувство останется, надеюсь. А иначе смысл в чем?

* * *
Меня выражения «стойкость позиций, верность идеям» несколько смущают, – говорит он. – Как правило, журналисты хотят именно это услышать, но во мне ничего подобного нет. Я всегда разный. Сейчас один, через час буду совсем другой. У меня даже нет устойчивого почерка, и никогда не было: всегда писал по–разному – вплоть до изменения наклона в обратную сторону. Почему? Не знаю.

Собственную природу я до конца не понимаю. Когда–то мучился этим, пытаясь разгадать, что мною движет. Но педагог нашего курса Алла Александровна Казанская убедила меня, что искать ответ на этот вопрос нельзя, иначе есть риск «упростить» свое актерское мастерство, растерять нечто главное.
* * *
Не забуду, как будучи учеником девятого класса, я попал на спектакль БДТ «Генрих IV», да и вообще в театр впервые попал. И увидел на сцене Олега Борисова. Меня это потрясло. Я плохо помню уже этот спектакль, никаких подробностей, но помню собственное состояние потрясения от самого явления «Театр». Если честно, у меня такого уровня потрясений не было ни от литературы, ни от кино, ни от чего другого.

* * *
Актер хитрит, в хорошем смысле, конечно – прячет что-то, подстраивается. Как мой лучший друг и учитель в актерском деле Александр Калягин говорит: надо подворовывать и распределиться. За этими двумя словами стоят законы актерского искусства.
* * *
