«В 2000 году, когда наш вождь, учитель, вдохновитель и организатор всех наших побед Олег Николаевич Ефремов отбыл в долгосрочную командировку туда, к звездам, в зрительном зале Художественного театра было 41-42% зрителей. А сейчас, вот уже семнадцать лет, когда средняя заполняемость залов по Москве 60% с небольшим, в Художественном театре заполняемость составляет 99%. Вот о чем надо говорить».
«Я веселый, легкомысленный человек. Время от времени я запускаю руку по локоть в жизнь и всё оттуда вытаскиваю. А если говорить серьезно и без метафор, то нельзя было поступить по-другому, когда МХТ остался без лидера. Я трусоват, но несмотря ни на что стал в один ряд с остальными и начал передавать ведра и бегать к крану за водой. А как иначе?»
«Зритель голосует рублем… Это вовсе не означает, будто я безоговорочно разделяю точку зрения зрителя в выборе спектаклей, но предъявляя билет, купленный на свои трудовые деньги, зритель всегда прав. Так завещали нам отцы-основатели, памятник которым мне удалось организовать некоторое время тому назад».
«В 1943 году, когда еще не был арестован фельдмаршал Паулюс и господь Бог не знал, кто победит, Гитлер или Сталин, Немирович-Данченко пришел к Советской власти и сказал: «Срочно надо организовать Школу-студию МХАТ». И вот она существует по нынешний день. А если бы ее не было, то не было бы и Ефремова, и Борисова, и Басилашвили, и Волчек, и Козакова, и Гафта, и Высоцкого, и Урбанского. Да что говорить, очень многих не знал бы российский театр».
«Мне было лет, наверное, 12, а может 13, я вспрыгнул на заднюю подножку 6-го трамвая, который у нас в Саратове ходил по улице Горького, и вдруг почувствовал, что правая нога моя медленно-медленно сползает под колесо. А я уже хотел быть актером: с отрезанной ногой куда я гожусь? И вдруг майор-фронтовик, стоявший рядом, хвать меня как щенка за воротник и втащил на подножку трамвая. «Не делай этого больше!» Тогда я в первый раз в жизни подумал, что проскочило, всевышний меня бережет. Это было очень сильное впечатление.
А потом, спустя годы, я поступил в Школу-студию МХАТ. Сидел у иллюминатора самолета ИЛ-12, там было человек восемнадцать вместе со мной, и в какой-то момент, любуясь на Тамбовскую землю, я заметил из-под крыла пламя. Я безо всего, безо всякого перехода стал молиться: «Господи, спаси и сохрани мою маму».
Когда я организовал какой-то минимальный комфорт для мамы, я попросил: «Если можно, дай мне шанс, помоги спастись, я очень люблю театральное ремесло и всегда буду служить театру» - после этих слов самолет перестал падать. Это уже не совпадение.
Потом я летел вместе со своим художником Сашей Боровским из Вены и все время кокетничал с соседкой, которая справа сидела, и вдруг из кабины пилота с выпученными глазами вышел штурман – быстро-быстро пошел в хвост самолета. Там он что-то сделал, раздался странный звук, я обернулся и увидел пламя из-под обшивки самолета…
Когда мы приземлились в Варшаве, люди были как-то нервны. Кто был побогаче, тут же поляну накрыл – выпил за второе рождение. А я посмотрел на хвост самолета и увидел, что он совершенно обугленный. Согласитесь, многовато испытаний для одного человека».
«Никогда не задумывался, зачем мне то, а зачем это. Но я делал все, что в моих силах. Я провинциал и меня всегда преследовало чувство, что надо делиться – отдавать все, что можешь отдать. Я же отдаю не потому, что получил огромное наследство, а потому, что Бог дал мне потенцию, а человека ни что не мучает так, как ощущение собственной потенции. И если это учесть, то можно понять мою всеядность».
«Я думаю, что если так поглядеть на московские труппы, то труппа Художественного театра на сегодня, вероятно, самая сбалансированная в столице. Хотя мы тоже страдаем: время чудовищным образом выкосило старшее поколение. Стариков нет. Но тем не менее надо двигаться вперед. Хочу подчеркнуть – я не говорю, хороший у нас театр или плохой. Мысль моя в другом: я не сравню с ним ни одну труппу Москвы. Это и есть результат моего семнадцатилетнего труда в этих стенах».
«Недавно Марина Зудина привела меня в институт красоты, надо было срезать какие-то папилломы. Я сижу, а она там метра через три что-то подписывает за столом. Пять минут проходит, десять. Вдруг врач (здоровый мужик, на голову выше меня) оборачивается, говорит: «Боже мой, неужели это вы? Моя мама выросла на ваших фильмах». И я думаю: нет, ну если врачи не верят своим глазам, то с какой стати я буду удивляться собственному возрасту. Еще поиграю, поработаю, осуществлю новые замыслы».
