Режиссер бенефиса Константин Богомолов, казалось, учел в сценарии многочисленные нюансы, которые так важны для актрисы. Никаких фонограмм и официозных речей. Всё искренне и живо – в лучших традициях этого театра.
– Вы царица, вы наша королева, – сказал Игорь Верник, ставший ведущим вечера. – Обживайте сцену, как хотите. Вот кресло, можете сидеть.
Ирина Петровна пошутила:
– Учитывая мою «цифру» я могу и лежать.
Зрители засмеялись, хотя было ясно, что во фразе про «цирфу» содержится только шутка и больше ничего. За все два с половиной часа, что длился вечер, актриса присела в кресло лишь пару раз: в первом случае – посмотреть выступление молодежи, а во втором – прочитать письмо Книппер-Чеховой к писателю.
Дело в том, что Чехов в творчестве Ирины Мирошниченко – фигура ключевая. На экране промелькнули фрагменты ролей из «Трех сестер» и «Чайки», «Иванова» и «Дяди Вани»… Игорь Верник сказал:
– Мне кажется, что через свои роли вы ведете с Чеховым незримый диалог.
– Это правда, – ответила Ирина Петровна. – Мне часто задают вопрос: что формирует человека? И я думаю, что меня во многом сформировали 8 ролей в произведениях Чехова. По два раза в неделю играть в спектаклях по его пьесам, дышать его воздухом, говорить его текстом, переживать его фантастические ощущения, страдания и чувствовать его мысли – для меня это огромный багаж. Я стала понимать Антона Павловича как человека. Поразительно!
Так случилось, что мой папа вернулся с фронта с болезнью под названием туберкулез. И все безумно боялись этой болезни. Мама говорила: «Ни в коем случае не бери его чашку, не бери его ложку, можешь заразиться». А я не понимала, что это такое. Но всегда, уходя на работу, он говорил: «Дочка, я, может быть, не вернусь». А я удивлялась: что за кощунство? Как это может быть, чтобы папа не вернулся с работы.
А теперь, когда я сыграла в пьесах Чехова, где он всегда пишет эту щемящую тоску, ощущение скоро пришедшей беды, я многое переоценила и поняла, что это значит – «не вернуться с работы»… Пройдут года, мы уйдем, нас, возможно, забудут, но Чехова будут играть, потому что он писал для людей и с ощущением жизни и понимания человека. Это так просто.
© Екатерина Цветкова
После того, как Ирина Мирошниченко зачитала письмо Книппер-Чеховой, в ложе появился Евгений Миронов в гриме писателя и прочитал ответное письмо – полное любви, нежности и глубоких чувств. В девяностые годы актер стал партнером Ирины Петровны в легендарной ефремовской «Чайке». И о Ефремове, разумеется, тоже зашла речь.
– Олег Николаевич ворвался в этот театр, в эту жизнь, – рассказала актриса. – Я была безмерно рада, хотя до этого успела уже поработать с Ливановым, со Станицыным, с Владимиром Богомоловым, но все понимали, что в театре надо что-то изменить. Фурцева предлагала одну кандидатуру, вторую… Потом вдруг возник Ефремов. Он вошел во МХАТ со своими идеями и свежим взглядом. Ему хотелось всё перевернуть, но сохранив при этом традицию. Он об этом все время говорил.
Но говорить одно, а действовать – другое. И вся команда, которая с ним работала (а я считаю себя прежде всего его актрисой) неоднократно в этом убеждалась. Было трудно, но интересно.
Начинаешь репетировать. Вот он сидит в партере. Смотришь – курит. Если сигарета внизу, нос книзу – не нравится. Это понятно. А когда совсем неудачно, взлетает на авансцену по лесенке, сметает всё и начинает показывать. А показывает гениально. И ты понимаешь, что сыграть так не сможешь никогда. Но это желание двигаться за ним куда-то ввысь, идти к совершенству, никого из нас не покидало. Он выдающийся человек. Выдающийся режиссер. Его невозможно забыть. Я ловлю себя на том, что сейчас на занятиях со студентами рассказываю и повторяю все то, чему он меня учил.
© Екатерина Цветкова
О Ефремове говорил и Роман Виктюк, который в 1982 году ставил с Ириной Мирошниченко спектакль «Татуированная роза» Уильямса:
– Ирочка репетировала безумно. Двигалась безумно. Шпагаты, кульбиты… Живая! Всё складывалось хорошо, но вдруг она получает травму спины, и больше не может ни-че-го. Я кричу: «Ложись в больницу!» Она легла. Я продолжаю репетировать какие-то сцены, тяну время, создавая вид, будто в репетиционном зале «что-то происходит». Но не тут-то было. Олег Николаевич под давлением худсовета собирает коллектив и задает вопрос: до каких пор не будет в театре Ирины Петровны?
Становится ясно, что театр не может так долго ждать актрису. И Ангелина Степанова, председатель худсовета, народная артистка СССР говорит: вот две артистки в коридоре ждут вызова на репетицию. Они могут играть.
А Ира тем временем едет за границу – в Венгрию на сложнейшую операцию. Я встал (рядом сидел Грибов и вообще замечательные люди этого театра) и очень тихо сказал, что МХАТ всегда был силен милосердием и любовью, что в этом театре был Бог и что так нельзя.
Ефремов выдержал паузу и завершил собранием. Все разошлись. Приезжаю домой, раздается звонок, в трубке – голос Ефремова: «Приди, надо поговорить». Я прибежал, сообщил ему номер венгерской больницы. При мне он позвонил. Говорил недолго. Повесил трубку – посмотрел на меня такими счастливыми глазами и сказал: «Ты ей друг. Я опозорился». Я ответил: «Теперь дайте мне слово, что до возвращения Иры я буду репетировать без нее». И он разрешил. Два года мы ее ждали. Наконец, она пришла и 27 лет играла в этом спектакле – до полной самоотдачи, искренне, как будто молилась богу.
Роман Виктюк бросил к ногам актрисы роскошный букет. И так в юбилейный вечер поступал не один он. Свой дифирамб Станислав Любшин тоже начал со столь эффектного жеста.
© Екатерина Цветкова
– Я ждал, когда ты станешь взрослой и вот я пришел тебя поздравить, – подчеркнул он. – Ты восхитительна, ты неподражаема. Когда я вижу тебя, со мной что-то страшное происходит. Она удивительный партнер (эта реплика направлена уже в зрительный зал. – В.Б.). Она откликается на все сложности, которые ее ждут от очень нервных и непредсказуемых артистов. Она жадная к работе. Она удивительный человек. Она предана друзьям. Она ко всем доброжелательна, доступна, помогает, сочувствует…
Но когда-то в нашей жизни произошел такой эпизод. Я был начинающим артистом, а Иру знала уже вся страна. И вот так случилось, что я пришел в «Мосфильм» на кинопробу. Меня загримировали. И в друг в широком зеркале я увидел, что рядом к чеховской роли готовится Ирина Мирошниченко. Она была необычайной красоты. Я замер. Я ее уже знал. Знал ее голос, видел фантастические работы. И у меня в кармане лежала ее фотография, купленная в газетном киоске. Раньше продавались такие открытки по 9 копеек: артисты были доступны народу. Наконец, я набрался смелости, подошел и попросил автограф. Она с удивлением на меня посмотрела: «А вы кто?» Я что-то невнятное промямлил, что, дескать, только начинаю еще. «Дайте фотографию». Я протянул. Долго и внимательно смотрела на свой портрет, потом на меня и, наконец, пишет: «Вы едете на ярмарку. Дай вам бог удачи».
У меня эта фотография до сих пор хранится. Единственная актерская фотография, на которой я попросил оставить автограф. Когда я с «Мосфильма» шел домой, то думал: на какую ярмарку я еду? Но потом, когда стал взрослым, понял: ярмарка – это наше театральное испытание. Что с нами случиться? Что нам бог даст? Поможет ли он нам?
Мы много играли вместе. Надеюсь, встретимся еще не раз. Вспоминаю фразу из пьесы Володина «Пять вечеров»: «Чем старше человек, тем оптимистичнее он смотрит на жизнь, ибо лучшее – всегда впереди».
© Екатерина Цветкова
Подписывайтесь на официальный канал «Театрала» в Telegram (@teatralmedia), чтобы не пропускать наши главные материалы.
