МХТ им. Чехова выложил в интернет видеозапись спектакля «Васса Железнова» с участием Марины Голуб в память о 5-летии со дня гибели актрисы.
«В память о Марине сегодня мы хотим поделиться со зрителями видеозаписью спектакля «Васса Железнова», поставленного Львом Эренбургом (премьера состоялась в 2010 году). Это запись техническая, не предназначавшаяся для трансляции в эфире. Мы просим прощения за несовершенство и технические недочеты записи. Надеемся, что, несмотря на это, зрители оценят прекрасный спектакль с выдающейся работой Марины Голуб», – сообщает сайт театра.
Спектакли «Васса Железнова» и «Гамлет» были сняты с репертуара МХТ после трагической гибели актрисы в 2012 году, так как театр посчитал невозможным отдавать другим исполнительницам роли Марины Голуб.
В январе нынешнего года по замыслу МХТ и издательства АСТ вышла книга воспоминаний об актрисе (автор-составитель шеф-редактор журнала «Театрал» Виктора Борзенко), где Лев Эренбург так рассказывает о постановке «Вассы Железновой»:
– Вы говорите, что я осуществил мечту Марины… А ведь дело вовсе не во мне. Я думаю, что Марина Голуб хотела сыграть роль Вассы в принципе – не важно, я буду ставить спектакль или кто-то другой. Это надо отметить для того, чтобы быть честным.
Но, я так понимаю, что она интересовалась и моим театром – знала его по увиденным спектаклям и по отзывам друзей. Вот, в частности, вы упомянули Каплевича. Каплевич очень хорошо относился к моему театру. То есть к его стилистике, к эстетике, к способу репетирования.
Но в процессе работы у нас очень сложно складывались отношения с Женей (при том, что ни одного плохого слова сказать про нее не могу – она человек, безусловно, талантливый, со своими характерными черточками, но и у меня тоже есть характер). В общем, с Добровольской у нас как-то не сложилось, а работа была уже запущена – оставалось два месяца до заявленной премьеры. И я, в конце концов, обратился к Марине за помощью. С моей точки зрения, она проявила преизрядное мужество, когда взялась в этой ситуации за эту работу. И не только мужество, но и в чем-то наступила на собственные амбиции, поскольку ей удавалось смирять собственный характер во имя достижения высокой цели.
Наверное, ей тоже приходилось наталкиваться на острые углы моего характера. Но каждый раз, к нашей с ней общей чести, мы выходили из ситуации примиренными.
Иногда я слышал ее возражения, видел, что далеко не всё придуманное мной она принимает. Однако на следующей репетиции проявлялись следы переваренной информации. То есть она, даже не принимая какие-то вещи, всегда слушала и пыталась понять, откуда у режиссерской мысли ноги растут. Ей часто приходилось убеждаться в каких-то вещах, утверждаться в моей логике. И она осваивала ее блистательно.
Если говорить о нюансах (вы спрашиваете, чему Марина меня научила), то я могу так ответить: мой опыт работы традиционно лежал в студийной плоскости. Этюдный театр. А во МХАТе студийность пришлось разворачивать на большой зал. И здесь стилистику игры на большой сцене Марина проявила блестяще. Вообще профессиональным ремеслом она владела в высочайшей степени.
Она могла репетировать с текстом в руке. Для меня это было непривычно. Я не мог себе представить, что артист добивается живого результата, поглядывая в бумажку. Я думал, что это невозможно. Однако Марина мне показала, что это возможно. Она ходила с пьесой по площадке, проверяла какие-то вещи, а потом выходила без текста, становилась живой.
Я и раньше сталкивался с таким методом, но не верил в него. Мне казалось, что это порочный метод, старый, замшелый, неживой. А тут я первый раз утвердился в мысли, что, на самом деле, он действенный. Я даже понимаю, откуда возник этот способ работы. Его диктует обстоятельство времени, когда надо быстро уложить текст и уложить физическую партитуру роли, да еще чтобы все это оставалось живым.
Когда Марины не стало, спектакль убрали из репертуара, потому что весь рисунок выстраивался под нее, и заменить одного человека другим было бы невозможно. В Марине звучала трагическая нотка, и она всегда помножалась на ее эксцентричность, придавала этой истории щемящее звучание.
Что могло быть дальше в числе ее работ? Я бы дал Гертруду, которую она уже играла у Бутусова, но я представляю себе «Гамлета» совсем другим. Я бы дал хозяйку Нискавуори. Я бы дал мамашу Кураж. Я бы дал Кабаниху из «Грозы». Я бы дал Огудалову-старшую в «Бесприданнице». Я считаю, поработав с Мариной, что она была готова к тому, чтобы выразительно и ярко сыграть много ролей и русского, и мирового репертуара.
Подписывайтесь на официальный в Telegram (@teatralmedia), чтобы не пропускать наши главные материалы.
«В память о Марине сегодня мы хотим поделиться со зрителями видеозаписью спектакля «Васса Железнова», поставленного Львом Эренбургом (премьера состоялась в 2010 году). Это запись техническая, не предназначавшаяся для трансляции в эфире. Мы просим прощения за несовершенство и технические недочеты записи. Надеемся, что, несмотря на это, зрители оценят прекрасный спектакль с выдающейся работой Марины Голуб», – сообщает сайт театра.
Спектакли «Васса Железнова» и «Гамлет» были сняты с репертуара МХТ после трагической гибели актрисы в 2012 году, так как театр посчитал невозможным отдавать другим исполнительницам роли Марины Голуб.
В январе нынешнего года по замыслу МХТ и издательства АСТ вышла книга воспоминаний об актрисе (автор-составитель шеф-редактор журнала «Театрал» Виктора Борзенко), где Лев Эренбург так рассказывает о постановке «Вассы Железновой»:
– Вы говорите, что я осуществил мечту Марины… А ведь дело вовсе не во мне. Я думаю, что Марина Голуб хотела сыграть роль Вассы в принципе – не важно, я буду ставить спектакль или кто-то другой. Это надо отметить для того, чтобы быть честным.
Но, я так понимаю, что она интересовалась и моим театром – знала его по увиденным спектаклям и по отзывам друзей. Вот, в частности, вы упомянули Каплевича. Каплевич очень хорошо относился к моему театру. То есть к его стилистике, к эстетике, к способу репетирования.
И потом, действительно, когда я пришел во МХАТ, она предложила мне участие в этой работе. Но поскольку на тот момент было уже оговорено, что эту роль играет Добровольская, то я не мог себе позволить разрешить существование этой роли в дубле. То есть создавалась ситуация, при которой идея Марины была невозможной. И я отказал.
Но в процессе работы у нас очень сложно складывались отношения с Женей (при том, что ни одного плохого слова сказать про нее не могу – она человек, безусловно, талантливый, со своими характерными черточками, но и у меня тоже есть характер). В общем, с Добровольской у нас как-то не сложилось, а работа была уже запущена – оставалось два месяца до заявленной премьеры. И я, в конце концов, обратился к Марине за помощью. С моей точки зрения, она проявила преизрядное мужество, когда взялась в этой ситуации за эту работу. И не только мужество, но и в чем-то наступила на собственные амбиции, поскольку ей удавалось смирять собственный характер во имя достижения высокой цели.
Наверное, ей тоже приходилось наталкиваться на острые углы моего характера. Но каждый раз, к нашей с ней общей чести, мы выходили из ситуации примиренными.
Иногда я слышал ее возражения, видел, что далеко не всё придуманное мной она принимает. Однако на следующей репетиции проявлялись следы переваренной информации. То есть она, даже не принимая какие-то вещи, всегда слушала и пыталась понять, откуда у режиссерской мысли ноги растут. Ей часто приходилось убеждаться в каких-то вещах, утверждаться в моей логике. И она осваивала ее блистательно.
Если говорить о нюансах (вы спрашиваете, чему Марина меня научила), то я могу так ответить: мой опыт работы традиционно лежал в студийной плоскости. Этюдный театр. А во МХАТе студийность пришлось разворачивать на большой зал. И здесь стилистику игры на большой сцене Марина проявила блестяще. Вообще профессиональным ремеслом она владела в высочайшей степени.
Она могла репетировать с текстом в руке. Для меня это было непривычно. Я не мог себе представить, что артист добивается живого результата, поглядывая в бумажку. Я думал, что это невозможно. Однако Марина мне показала, что это возможно. Она ходила с пьесой по площадке, проверяла какие-то вещи, а потом выходила без текста, становилась живой.
Я и раньше сталкивался с таким методом, но не верил в него. Мне казалось, что это порочный метод, старый, замшелый, неживой. А тут я первый раз утвердился в мысли, что, на самом деле, он действенный. Я даже понимаю, откуда возник этот способ работы. Его диктует обстоятельство времени, когда надо быстро уложить текст и уложить физическую партитуру роли, да еще чтобы все это оставалось живым.
Когда Марины не стало, спектакль убрали из репертуара, потому что весь рисунок выстраивался под нее, и заменить одного человека другим было бы невозможно. В Марине звучала трагическая нотка, и она всегда помножалась на ее эксцентричность, придавала этой истории щемящее звучание.
И, все-таки, ее Вассу трагической, в чистом виде, я бы не назвал, потому что в современном театре трагедии не существует. Но трагикомическое, мощное, воедино слитое в ней, безусловно, было.
Что могло быть дальше в числе ее работ? Я бы дал Гертруду, которую она уже играла у Бутусова, но я представляю себе «Гамлета» совсем другим. Я бы дал хозяйку Нискавуори. Я бы дал мамашу Кураж. Я бы дал Кабаниху из «Грозы». Я бы дал Огудалову-старшую в «Бесприданнице». Я считаю, поработав с Мариной, что она была готова к тому, чтобы выразительно и ярко сыграть много ролей и русского, и мирового репертуара.
Подписывайтесь на официальный в Telegram (@teatralmedia), чтобы не пропускать наши главные материалы.
