Грубые деревянные мостки, маленькие окна избушек, брошенная на берегу рыбацкая сеть, похожая на пену прибоя... Кажется, вот-вот пахнет соленым и свежим морским воздухом. На Старой сцене «Мастерской» выстроен небольшой кусочек архангельской деревушки, но удивительным образом в этой тесноте, во многом благодаря волшебному свету Владислава Фролова, чувствуется простор Русского Севера, который так любил Юрий Казаков.
К рассказам блестящего новеллиста-шестидесятника, сейчас не очень-то читаемого, решили обратиться актеры третьей стажерской группы «Мастерской», выпускники курса Крымова и Каменьковича, Денис Аврамов и Полина Айрапетова. Это театральное сочинение готовили в рамках традиционного формата «Проб и ошибок», которых в театре уже накопилось на солидный репертуар. Работа молодого поколения оказалось весьма удачной. Евгений Каменькович признался, что на первом показе даже не сделал артистам ни одного замечания.
Тем обиднее, что на пути к премьере встала неожиданная преграда – вдова Юрия Казакова не хотела давать разрешения на инсценировку. Но к счастью, правообладателей удалось переубедить, все-таки постановка в одном из первых московских театров – лучшее средство привлечь внимание к наследию незаслуженно забытого писателя. К тому же, в «Мастерской» всегда ценили и чувствовали хорошую прозу, умели передать уникальный авторский голос. Сразу вспоминается «Одна абсолютно счастливая деревня» Петра Наумовича Фоменко, где повесть Бориса Вахтина звучала аутентично и в то же время живо, современно.
«Проклятый север» сделан в той же легкой манере. Прозаический текст от автора передоверен персонажам, что порою дает комический эффект. Попробуйте сказать фразу «взгляд её был полон интимной нежности» от первого лица. Уже смешно. Лирические и тонкие, почти прозрачные, рассказы Казакова в театре «заземляются», приобретают игровую природу и сценическую плоть.
Артисты не пытаются убедить нас, что они и есть те самые Марфы, Матвеи и Егоры – перенесение на сцену деревенской прозы в том ключе, как это делал когда-то Лев Додин в знаменитых «Братьях и сестрах» сегодня вообще вряд ли возможно. Если для первого поколения МДТ проза Федора Абрамова была живительным источником правды, настоящей жизни, то для «фоменок» последнего созыва эта экспедиция в прошлое сродни путешествию в сказочный затонувший Китеж, в реальность которого они едва ли верят, изучая быт поморов по фильмам и роликам на YouTube. Поэтому и архангельский говор, тщательно поставленный педагогами по сценречи, здесь выглядит не естественной характеристикой героев, а яркой колоритной маской.
Кстати, маски актеры меняют виртуозно, исполняя по несколько ролей. Отличные характерные образы получились у Марии Большовой, играющей то некрасивую Соню – угловатую девушку с тонкими губами, красным носом и жалкими косичками, взахлеб читающую Цветаеву и мечтающую о большой и чистой любви (надо видеть, как она вкладывает свою ладонь в руку спящего ухажёра и неловко прижимается к ней щекой), то разбитную официантку-финку, прожженную бабенку, вечно скандалящую с мужем, а то и вовсе глухую полоумную старуху-сторожиху. Ей под стать уморительная хозяйка гостиницы в исполнении Андрея Миххалёва или вдохновенно пьющий и поющий бакенщик (Анатолий Анциферов).
Суровая жизнь поморов, не представимая без водки и крепкого матерного слова, в спектакле показана с мягкой иронией и нежностью. Рыбаки, охотники и паромщики, грубо отесанные северными ветрами, неученые мудрецы и самородки – здесь все они немного шукшинские «чудики», увиденные глазами пришлых, московских или ленинградских интеллигентов, которые в 60-е бежали на Север от суеты городов и диктата идеологии.
Но восторженные книжные мальчики и девочки или эгоистичные, зацикленные на своем таланте и признании художники здесь, среди простых людей и сермяжного быта выглядят еще смешней и нелепей. Северные белые ночи словно проявляют каждого, показывая, кто чего стоит. И в некрасивой сельской учительнице, которой пренебрегают мужики, вдруг обнаруживается внутренняя сила и достоинство. А столичная кокетка в белом пальто и перчатках, умно рассуждающая о музыке и искусстве, терпит крах по всем фронтам.
Впрочем, счастья в любви здесь не достанется никому. И местные, и чужаки – все одиноки и неприкаянны. И только северное сияние раскинется над холодной осенней землей как последнее утешение, как реквием по нашей бестолковой жизни.
К рассказам блестящего новеллиста-шестидесятника, сейчас не очень-то читаемого, решили обратиться актеры третьей стажерской группы «Мастерской», выпускники курса Крымова и Каменьковича, Денис Аврамов и Полина Айрапетова. Это театральное сочинение готовили в рамках традиционного формата «Проб и ошибок», которых в театре уже накопилось на солидный репертуар. Работа молодого поколения оказалось весьма удачной. Евгений Каменькович признался, что на первом показе даже не сделал артистам ни одного замечания.
Тем обиднее, что на пути к премьере встала неожиданная преграда – вдова Юрия Казакова не хотела давать разрешения на инсценировку. Но к счастью, правообладателей удалось переубедить, все-таки постановка в одном из первых московских театров – лучшее средство привлечь внимание к наследию незаслуженно забытого писателя. К тому же, в «Мастерской» всегда ценили и чувствовали хорошую прозу, умели передать уникальный авторский голос. Сразу вспоминается «Одна абсолютно счастливая деревня» Петра Наумовича Фоменко, где повесть Бориса Вахтина звучала аутентично и в то же время живо, современно.«Проклятый север» сделан в той же легкой манере. Прозаический текст от автора передоверен персонажам, что порою дает комический эффект. Попробуйте сказать фразу «взгляд её был полон интимной нежности» от первого лица. Уже смешно. Лирические и тонкие, почти прозрачные, рассказы Казакова в театре «заземляются», приобретают игровую природу и сценическую плоть.
Артисты не пытаются убедить нас, что они и есть те самые Марфы, Матвеи и Егоры – перенесение на сцену деревенской прозы в том ключе, как это делал когда-то Лев Додин в знаменитых «Братьях и сестрах» сегодня вообще вряд ли возможно. Если для первого поколения МДТ проза Федора Абрамова была живительным источником правды, настоящей жизни, то для «фоменок» последнего созыва эта экспедиция в прошлое сродни путешествию в сказочный затонувший Китеж, в реальность которого они едва ли верят, изучая быт поморов по фильмам и роликам на YouTube. Поэтому и архангельский говор, тщательно поставленный педагогами по сценречи, здесь выглядит не естественной характеристикой героев, а яркой колоритной маской. Кстати, маски актеры меняют виртуозно, исполняя по несколько ролей. Отличные характерные образы получились у Марии Большовой, играющей то некрасивую Соню – угловатую девушку с тонкими губами, красным носом и жалкими косичками, взахлеб читающую Цветаеву и мечтающую о большой и чистой любви (надо видеть, как она вкладывает свою ладонь в руку спящего ухажёра и неловко прижимается к ней щекой), то разбитную официантку-финку, прожженную бабенку, вечно скандалящую с мужем, а то и вовсе глухую полоумную старуху-сторожиху. Ей под стать уморительная хозяйка гостиницы в исполнении Андрея Миххалёва или вдохновенно пьющий и поющий бакенщик (Анатолий Анциферов).
Суровая жизнь поморов, не представимая без водки и крепкого матерного слова, в спектакле показана с мягкой иронией и нежностью. Рыбаки, охотники и паромщики, грубо отесанные северными ветрами, неученые мудрецы и самородки – здесь все они немного шукшинские «чудики», увиденные глазами пришлых, московских или ленинградских интеллигентов, которые в 60-е бежали на Север от суеты городов и диктата идеологии.Но восторженные книжные мальчики и девочки или эгоистичные, зацикленные на своем таланте и признании художники здесь, среди простых людей и сермяжного быта выглядят еще смешней и нелепей. Северные белые ночи словно проявляют каждого, показывая, кто чего стоит. И в некрасивой сельской учительнице, которой пренебрегают мужики, вдруг обнаруживается внутренняя сила и достоинство. А столичная кокетка в белом пальто и перчатках, умно рассуждающая о музыке и искусстве, терпит крах по всем фронтам.
Впрочем, счастья в любви здесь не достанется никому. И местные, и чужаки – все одиноки и неприкаянны. И только северное сияние раскинется над холодной осенней землей как последнее утешение, как реквием по нашей бестолковой жизни.
