– Александра Марковна, скоро в «Ленкоме» премьера и у вас одна из главных ролей. Хотелось бы начать интервью с разговора о предстоящем спектакле…
– Вы знаете, в этом плане я суеверна, к тому же, репетиции еще продолжаются и боюсь ввести читателей в заблуждение.
– Тогда поговорим о вашем театре…
– С удовольствием!
– Марк Анатольевич не раз утверждал, что настоящим авторитетом и критиком для него всегда был Григорий Горин. Факт общеизвестный. А у вас есть такой чуткий критик?
– Конечно, это Марк Анатольевич. Его мнение для меня является самым главным, причем не на сто и даже не на двести, а на тысячу процентов. Я абсолютно ему верю. Верю во всех ситуациях, всегда. Даже если он ошибается, он прав.
Марк Анатольевич, по моему мнению, великий режиссер, создатель своего авторского театра. Московский государственный театр Ленинского Комсомола сложился под руководством и благодаря усилиям многих замечательных мастеров, которые выросли и сформировались здесь – Олег Янковский, Александр Абдулов, Сергей Степанченко, Дмитрий Певцов, Александр Лазарев, Виктор Раков, Антон Шагин и многие другие. Марку Анатольевичу удалось привлечь в труппу и таких уже прославленных артистов, как Евгений Павлович Леонов, Леонид Сергеевич Броневой, Татьяна Ивановна Пельтцер. Мне кажется, многие спектакли Захарова обогатили российский театр, культуру и подлежат тщательному изучению не только нынешним, но и будущими поколениями театроведов. Такие спектакли, как «Разгром», «Юнона и Авось», «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты» имели большой успех за рубежом – в Париже, в Нью Йорке, в Амстердаме, в Афинах, на Кубе, в Югославии и т.д.
– Как режиссер, Марк Захаров критикует актрису Александру Захарову?
– Жёстко. И жестоко.
– Плакать на репетиции вам доводилось?
– Конечно. А потом сама себя успокаивала и понимала, что надо верить. Такому мастеру всегда надо верить.
– Столь строгое отношение как-то связано с родственными узами?
– Возможно. Но именно благодаря отцу я стала актрисой и совсем неплохой. Я верю ему – и всё. Верю и ничего не могу с собой поделать. Замечательно, когда он критикует. Это значит, что Марк Анатольевич неравнодушен. Он хочет, чтобы я стала лучше. Он несет ответственность за меня.
– Ответственность за артистов по сути – в природе русского репертуарного театра. Вспомнить, например, как Станиславский «взращивал» свою легендарную труппу, как заботился о своих учениках Вахтангов, как Товстоногов давал новичкам роль «на вырост»…– Русский репертуарный театр формирует человека. Это великая вещь, наше национальное достояние. Только русский репертуарный театр мог вырастить таких актёров, как Татьяна Васильевна Доронина, Евгений Алексеевич Лебедев, Павел Борисович Луспекаев, Владислав Игнатьевич Стржельчик, Сергей Юрьевич Юрский, Олег Валерианович Басилашвили, Иннокентий Михайлович Смоктуновский. Это наш золотой фонд.
Актёр читает пьесы, погружается в хорошую литературу, соприкасается с драматургией, с режиссурой. Ему что-то может нравиться, что-то не нравиться, но если он каждый день или через день выходит на сцену или репетирует, происходит неизбежный личностный рост, чего не скажешь о кинематографе, где чаще всего идёт выхолащивание, трата, отжим актёра. Особенно это касается жутко длинных сериалов, состоящих из сотни серий. Я окунулась как-то в такую работу и мне сказали: «Сейчас мы снимаем вход из пятой, шестой, первой и из семнадцатой серий». Как это всё удержать в голове? Как можно по-разному войти в один и тот же подъезд? Каким должно быть самочувствие актера на десятом входе?
Театральный актёр должен себя программировать на определённую дистанцию, лучше, чтобы она была длинной. Не стометровка, а чтобы бежать всю жизнь, как бегут великие актёры. Как бежит Алиса Бруновна Фрейндлих, как бежал Иннокентий Михайлович Смоктуновский, как до последнего не сходил с дистанции Леонид Сергеевич Броневой. Он гениальный. Я выходила с ним на сцену, и было стойкое ощущение того, что он ничего не играет. Это была такая многослойность и глубина, похожая на торт «Наполеон».
Леонид Сергеевич был азартен, играл на бегах. Вокруг него бурлила жизнь, и все это он привносил на сцену. Однажды я пришла в театр, включила телевизор, и там шёл старый-старый французский фильм. «Дон Кихот». Главный герой хоть и был крупноват, но пел удивительно, и я уставилась в телевизор. Оказалось, что Дон Кихота играл Шаляпин. Вот что значит магия личности, от него невозможно было оторвать глаз!
А как выходила на сцену Фаина Георгиевна Раневская, она уже неважно себя чувствовала, но ее роль можно было сравнить с каким-то аттракционом. Это была пьеса Александра Островского «Правда хорошо, а счастье – лучше», поставленная Сергеем Юрским в Театре им. Моссовета. На сцене, кроме нее я не видела больше никого, только Фаину Георгиевну, которой на тот момент было восемьдесят четыре года.
– Раз мы заговорили о выдающихся артистах, то хочется спросить, какой вам запомнилась Татьяна Пельтцер? Вы ведь не раз работали вместе…
– У Татьяны Ивановны отец был обрусевший немец, мать еврейка, а сама она стала великой русской актрисой.
После тридцати лет работы в Театре сатиры она перешла к Марку Захарову, сыграла несколько замечательных ролей и завещала ему даже свою библиотеку. Татьяна Ивановна была личностью самобытной, очень веселой. Мне всегда казалось, что она осуществляет какую-то невидимую связь старого и нового театра. Обожала «Ленком», хотя и ворчала на репетициях: «Почему вы так долго ставите спектакль? В Театре Корша премьеру играли каждую пятницу!» или «Еще ни один спектакль от репетиций лучше не становился!»
Помните, как замечательно играла она в «Формуле любви»? А какое блаженство было смотреть на неё в «Поминальной молитве». Когда они с Евгением Павловичем Леоновым в финальной сцене вставали на колени – это был катарсис. В зале рыдали.
– И опять же автором этой сцены был Марк Захаров. Хорошо известно о нем и его окружении, а какой была ваша мама?
– Прекрасной. Мама была самой красивой женщиной на свете, самой мудрой, самой замечательной. Уникальная женщина с «кошачьим умом», который передался мне по наследству. Я иногда тоже что-то предчувствую, ощущаю, когда кому-то плохо или когда что-то должно произойти. Это и есть «кошачий ум», как назвал его Марк Анатольевич.
– А этот «кошачий ум» может как-то влиять на Марка Анатольевича?
– Я не имею такого влияния на Марка Анатольевича, какое было у мамы. Он, наверное, поэтому и не взял её в театр. Они – два очень сильных человека. Мама была таким центром, многому могла научить, многое могла подсказать. Она была очень ироничным, остроумным, весёлым человеком, мощной подпиткой для Марка Анатольевича. И он побоялся, что, работая вместе, попадет в окончательную зависимость от нее. От меня Марк Анатольевич зависит только, как от дочери, но это другая зависимость.
Как отец, он естественно очень меня любит. Хочет, чтобы я была лучше всех. Наверное, считает меня замечательной и красивой. Хочет, чтобы я хорошо выглядела, хорошо играла, не впадала в уныние, не говорила лишнего.
– Между тем вашим крестным в профессии можно считать и Глеба Панфилова…
– Да, я дебютировала в его «Гамлете» в роли Офелии, очень ему благодарна за всё, что он мне дал. И лишь потом моим режиссером стал Марк Захаров. Могло быть иначе? Конечно. Но я отцу очень признательна, поскольку не раз убеждалась: те, на кого он обращает взор, становятся большими актёрами. Марк Анатольевич своих актеров отправляет в космос.
С чем бы сравнить?.. Мне рассказывали, как Доронина показывалась Товстоногову. На сцене играли отрывок, он пришёл смотреть на молодых актёров. Татьяна Васильевна сидела в первом ряду и вдруг подошла к сцене и произнесла: «Ну, что у вас?» И Товстоногов, у которого было чутьё на талант, почувствовал Доронину, и она стала его актрисой.
– Кстати, а какие качества, кроме таланта необходимы актеру?
– Сцена просвечивает людей. Здесь всё видно. Если ты злишься – это видно, если завидуешь – видно. Всё вылезает. Можно в юности быть хорошенькой, но в каком-то определённом возрасте актриса должна стать красивой. Как и актёр. И вот если ты не стал красивым – то значит, вылезет что-то ещё. Красота – понятие субъективное и сложное. Джоконда красивая? Она прекрасная, как прекрасной была, скажем, Раневская. Красота – это магия, от которой невозможно оторвать глаз. Все зависит от того, насколько человек притягивает взгляд на сцене, и идет ли от него энергия. Если в кино можно что-то склеить или исправить, что-то капнуть в глаза или снять красивый план, то на сцене такое невозможно.
– Актрисы патологически боятся возраста…
– В сорок лет я ушла из «Чайки», решив, что старая. Инна Михайловна Чурикова мне тогда сказала: «Рановато!» И я очень ей благодарна за эти слова. Сцена – условная вещь и возраст – на сцене понятие условное. Можно играть долго, если делать это у талантливого режиссёра. Помню, лет десять назад, мы сидели у нас дома, и я сказала Леониду Сергеевичу Броневому: «Наверное, мне пора уходить из театра».
И он ответил мне довольно жестко: «Как ты можешь это говорить? Как у тебя язык поворачивается? Уходить! Как это вообще можно произносить?» Театр лечит. Когда у Леонида Сергеевича случился инфаркт (это произошло во время гастролей в Киеве), его поставили на ноги, и он вернулся Москву сказав, что на сцену больше не выйдет. Марк Анатольевич собственным волевым решением привёз его в театр, на сцене в этот момент шла репетиция «Вишнёвого сада», где прежде Броневой играл Фирса. Они сидели за кулисами и долго-долго разговаривали, а потом Марк Анатольевич предложил: «А давайте, Леонид Сергеевич, немножечко пройдёмся по сцене, потом захотите выйдите в спектакле, не захотите – не выйдите».
Он прошёлся и сказал: «Пожалуй, я смогу». И в тот же вечер вышел на сцену.
– «Тонкая кожа», незащищенность у актеров – это миф, или реальность?
– Конечно, есть территория, в которую я не пускаю никого, но в целом, я человек открытый. Стараюсь несмотря ни на что не унывать, потому что уныние – грех. Этим летом я купила немецкую черёмуху и посадила ее напротив веранды. Марк Анатольевич сказал, что она ужасно страшная, а у неё и правда были какие-то ветки, торчавшие во все стороны. Я её посадила, обрезала, и теперь верю, что как мне и обещали, эта черёмуха весной расцветёт розовыми цветами и начнет благоухать.
Подписывайтесь на официальный в Telegram (@teatralmedia), чтобы не пропускать наши главные материал
