Случай, произошедший в мае в Третьяковской галерее, поднял целую волну рассуждений о преступлении и наказании в сфере искусства. В поступке жителя Воронежской области, которого, якобы, «накрыло» водкой в галерейном буфете, искали тайные смыслы и знамения.
Что заставило его ударить стойкой ограждения по легендарному полотну «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года»? Может, идеологическое несогласие с художником? Может, желание реванша за унижение, полученного от сотрудников галереи, не пускавших в чаемый зал? На мой взгляд, разбираться во всех хитросплетениях вандальской души нет никакого смысла. Но есть неоспоримый факт психического контакта, который перешел в физический. И вот сейчас я скажу крамольную вещь: не есть ли этот воронежец самым что ни на есть впечатлительным зрителем? В том смысле, что именно такого соучастия и реакции художники ожидают как манну небесную.
Хуже всего, когда «взглянул – и мимо». Еще Микеланджело колотил своего «Моисея» по колену, считая, что такая совершенная скульптура просто обязана заговорить. Мы имеем множество примеров «культурно оправданного вандализма»: в Византии VIII века наши православные старшие братья официально замазывали лица Христа и святых на фресках и выбрасывали иконы, Савонаролла в конце XV века спровоцировал на флорентийской площади сжигание примет суетной роскоши, среди которых оказалось и множество картин Боттичелли.
И вот тут мы сталкиваемся с дилеммой, которую сегодня решают все мировые музеи. Что важнее: сохранить шедевры в целости и сохранности для следующих поколений или привлечь и увлечь современного посетителя? На первый взгляд, тут нет никакого противоречия. Отчего нельзя и хорошо показать, и сохранить? Но на практике чаще всего это не получается. Самый простой и очевидный пример – «Джоконда» в Лувре. После громкой кражи и массы покушений ее заключили в пуленепробиваемое стекло, отодвинув от зрителей на десяток метров. В итоге, если верить опросам, это самое «разочаровывающее произведение». То есть большинство разгоряченных туристов выстаивают очереди, несутся в зал с Леонардо и не испытывают буквально ничего кроме удовлетворения от галочки в дневнике путешествий.
Сейчас в галерее Уффици все самые значимые картины (Боттичелли и Да Винчи) поместили в громадные ковчеги, которые не дают приближаться к ним, как минимум, на расстояние вытянутой руки. В итоге складывается ощущение, что ты смотришь на отлично подсвеченные репродукции. Иные хранители идут дальше и предлагают срочно заменять ценные иконы или рукописи, которым вредит свет, на точные муляжи (так чаще всего показывают Хаммерский кодекс Леонардо). Непосредственный, почти интимный контакт с произведением сегодня фактически невозможен. Поэтому мы искренне удивляемся актам бурного проявления зрительских эмоций, ведь в музее сделано все, чтобы ты оставался с холодной головой.
И здесь возникает довольно щекотливая ситуация, о которой просто невозможно не думать. Почти все музейщики отмечают, что утерян эмоциональный контакт с произведениями искусства. Что люди приходят в музей чисто «отметиться», взглянуть на растиражированное полотно, поставить галку через селфи – как говорится, был и видел. Отсюда и вторая тенденция – попытаться изменить ракурс восприятия, приблизить картины к зрителю, создать новые условия для переживания встречи с искусством.
Голландцы пускают переночевать в музейном зале победителя некоего конкурса. Британцы привозят шедевры вам домой – к завтраку (тоже был объявлен конкурс). Страшно популярные разные «эксклюзивные» показы, когда вам открывают запасники и снимают заграждения. Этот музейный маятник бесконечно качается из стороны в сторону. Очевидно, что после нападения на «Ивана Грозного» Третьяковка упакует ценные вещи во всевозможные средства защиты, усилит охрану и досмотр. Потом выяснится, что все эти упакованные холст-масло мало кому интересны, не цепляют, не работают на нынешнее поколение, которое предпочтет картинку на экране. В итоге еще поблагодарят вандала за то, что пробудил живой интерес к искусству.
Подписывайтесь на официальный в Telegram (@teatralmedia), чтобы не пропускать наши главные материалы.
Что заставило его ударить стойкой ограждения по легендарному полотну «Иван Грозный и сын его Иван 16 ноября 1581 года»? Может, идеологическое несогласие с художником? Может, желание реванша за унижение, полученного от сотрудников галереи, не пускавших в чаемый зал? На мой взгляд, разбираться во всех хитросплетениях вандальской души нет никакого смысла. Но есть неоспоримый факт психического контакта, который перешел в физический. И вот сейчас я скажу крамольную вещь: не есть ли этот воронежец самым что ни на есть впечатлительным зрителем? В том смысле, что именно такого соучастия и реакции художники ожидают как манну небесную.Хуже всего, когда «взглянул – и мимо». Еще Микеланджело колотил своего «Моисея» по колену, считая, что такая совершенная скульптура просто обязана заговорить. Мы имеем множество примеров «культурно оправданного вандализма»: в Византии VIII века наши православные старшие братья официально замазывали лица Христа и святых на фресках и выбрасывали иконы, Савонаролла в конце XV века спровоцировал на флорентийской площади сжигание примет суетной роскоши, среди которых оказалось и множество картин Боттичелли.
И вот тут мы сталкиваемся с дилеммой, которую сегодня решают все мировые музеи. Что важнее: сохранить шедевры в целости и сохранности для следующих поколений или привлечь и увлечь современного посетителя? На первый взгляд, тут нет никакого противоречия. Отчего нельзя и хорошо показать, и сохранить? Но на практике чаще всего это не получается. Самый простой и очевидный пример – «Джоконда» в Лувре. После громкой кражи и массы покушений ее заключили в пуленепробиваемое стекло, отодвинув от зрителей на десяток метров. В итоге, если верить опросам, это самое «разочаровывающее произведение». То есть большинство разгоряченных туристов выстаивают очереди, несутся в зал с Леонардо и не испытывают буквально ничего кроме удовлетворения от галочки в дневнике путешествий.
Сейчас в галерее Уффици все самые значимые картины (Боттичелли и Да Винчи) поместили в громадные ковчеги, которые не дают приближаться к ним, как минимум, на расстояние вытянутой руки. В итоге складывается ощущение, что ты смотришь на отлично подсвеченные репродукции. Иные хранители идут дальше и предлагают срочно заменять ценные иконы или рукописи, которым вредит свет, на точные муляжи (так чаще всего показывают Хаммерский кодекс Леонардо). Непосредственный, почти интимный контакт с произведением сегодня фактически невозможен. Поэтому мы искренне удивляемся актам бурного проявления зрительских эмоций, ведь в музее сделано все, чтобы ты оставался с холодной головой.
И здесь возникает довольно щекотливая ситуация, о которой просто невозможно не думать. Почти все музейщики отмечают, что утерян эмоциональный контакт с произведениями искусства. Что люди приходят в музей чисто «отметиться», взглянуть на растиражированное полотно, поставить галку через селфи – как говорится, был и видел. Отсюда и вторая тенденция – попытаться изменить ракурс восприятия, приблизить картины к зрителю, создать новые условия для переживания встречи с искусством.
Голландцы пускают переночевать в музейном зале победителя некоего конкурса. Британцы привозят шедевры вам домой – к завтраку (тоже был объявлен конкурс). Страшно популярные разные «эксклюзивные» показы, когда вам открывают запасники и снимают заграждения. Этот музейный маятник бесконечно качается из стороны в сторону. Очевидно, что после нападения на «Ивана Грозного» Третьяковка упакует ценные вещи во всевозможные средства защиты, усилит охрану и досмотр. Потом выяснится, что все эти упакованные холст-масло мало кому интересны, не цепляют, не работают на нынешнее поколение, которое предпочтет картинку на экране. В итоге еще поблагодарят вандала за то, что пробудил живой интерес к искусству.
Подписывайтесь на официальный в Telegram (@teatralmedia), чтобы не пропускать наши главные материалы.
