- Мне сообщили, что похороны пройдут скромно, без помпезности. Как он жил, так и будет похоронен…
При встрече этим летом мы с ним посмеялись над своими болезнями, которые вроде бы отступили от нас, и договорились жить, но сложилось иначе…
Как говорят: честь тому, кто умер первым… Но, может быть, раз я еще остаюсь, то могу «продолжить» его жизнь воспоминаниями о наших встречах. Свидетельствовать о нем…
Я ведь был свидетелем его жизни, которая была скрыта, но которую я знал, чувствовал… Мы родились недалеко друг от друга… Здесь в Москве я был очевидцем его романа с красавицей сибирячкой Надей (Гультяевой – «Т»), которая стала его женой, я был сватом на их свадьбе. Они прожили долгую, красивую жизнь, оба всю жизнь занимались театром, создали свой мир.
В юности и он, и я были сумасшедшие, одержимые театром. Это было прекрасно – постоянно говорить и думать о театре. Для нас нормальным было, что мы целыми днями и даже ночью репетируем. Сейчас, конечно, это вспоминаешь как юношеский задор. Но тогда это был для нас нормальный ритм жизни. После репетиций до утра гулянье, не могли же мы сразу разойтись после ночной репетиции! Собирались у друзей на кухнях поэты, писатели, драматурги, режиссеры… Некогда было спать… Утром напьешься воды из-под крана и не ощущая никакой усталости - опять в театр!
Как-то мы даже договорились с ним делать общий спектакль по Чехову, только не поделили акты. Кто будет ставить первый и второй, а кто – третий и четвертый. Всякое придумывали, и бродили по ночам… Это же было советское время – время кухонных посиделок, на которых мы все выпивали, говорили, курили, как и весь Советский Союз, наверное.
Помню, как он создал независимый театр в Вильнюсе, когда всё распадалось, когда все государственные театры раскололись.
Я работал в Академическом театре, и Эймунтас мне не раз говорил: «Что ты там делаешь в этом «придворном» театре? Иди к нам!». Но я отвечал: «У вас прекрасно, но, пойми, и в моем театре есть молодые, которые также жаждут работать. Я должен быть там, где не хватает нашего порыва, нашего движения».
Я ему завидовал, что его Молодежный театр такой сплоченный, потому что там работали его сокурсники. Этот театр стал образцом, он был высоко оценен за рубежом, но не был признан дома, в Литве, как это часто происходит. Обидно, что признание к нему пришло извне... Неужели история ничему не учит? Что надо признавать своих, рядом живущих и рядом творящих! А ему не давали денег на театр «Мено Фортас», они с трудом выживали, вынуждены были много гастролировать. На родине к нему всегда было какое-то такое отношение – мол, не наш, чужак… Хотя он никогда не был выскочкой, а был тихим, скромным, сдержанным и очень волевым. Железный человек. Его нельзя было втянуть ни в какую партию, никуда. Он не поддавался, никогда не вмешивался ни в политику, ни в чью-то жизнь, не подписывал никаких писем. Он был настоящим мыслителем, и всегда был сам по себе.
Някрошюс создал свой авторский таинственный театр. Только он его знал и познавал. И никто не разгадает эту тайну в дальнейшем, сколько ни смотри, ни анализируй. Никто не поймет. Эту тайну он унес.
Любовь к детству – это то, что нас объединяло. Мы много говорили о нашем прошлом, ведь, как я уже сказал, в детстве мы жили недалеко друг от друга, жили одинаково трудно, и что-то в его работах было от тех дней. И это стало для меня критерием. Если в спектакле есть чувство детства, запах детства, вкус хлеба, и звук века - это уже спектакль, это можно смотреть не отрываясь. Потому что чувствуешь, как всё дышит. Он это очень любил, и остался этому верен. Он хотел быть похороненным не на холме в пантеоне художников в Вильнюсе, а вернуться к родителям, туда, на запад Литвы… Этот его последний поступок подтверждает, каким он был скромным человеком. И очень красивым…
В последние годы мы общались все реже и реже. Жизнь нас разбросала, но мы знали друг о друге всё. Я всегда его чувствовал, знал, что он делает. Наверное, он тоже думал обо мне…
Подписывайтесь на официальный в Telegram (@teatralmedia), чтобы не пропускать наши главные материалы.
При встрече этим летом мы с ним посмеялись над своими болезнями, которые вроде бы отступили от нас, и договорились жить, но сложилось иначе…
Как говорят: честь тому, кто умер первым… Но, может быть, раз я еще остаюсь, то могу «продолжить» его жизнь воспоминаниями о наших встречах. Свидетельствовать о нем…
Я ведь был свидетелем его жизни, которая была скрыта, но которую я знал, чувствовал… Мы родились недалеко друг от друга… Здесь в Москве я был очевидцем его романа с красавицей сибирячкой Надей (Гультяевой – «Т»), которая стала его женой, я был сватом на их свадьбе. Они прожили долгую, красивую жизнь, оба всю жизнь занимались театром, создали свой мир.
В юности и он, и я были сумасшедшие, одержимые театром. Это было прекрасно – постоянно говорить и думать о театре. Для нас нормальным было, что мы целыми днями и даже ночью репетируем. Сейчас, конечно, это вспоминаешь как юношеский задор. Но тогда это был для нас нормальный ритм жизни. После репетиций до утра гулянье, не могли же мы сразу разойтись после ночной репетиции! Собирались у друзей на кухнях поэты, писатели, драматурги, режиссеры… Некогда было спать… Утром напьешься воды из-под крана и не ощущая никакой усталости - опять в театр!
Как-то мы даже договорились с ним делать общий спектакль по Чехову, только не поделили акты. Кто будет ставить первый и второй, а кто – третий и четвертый. Всякое придумывали, и бродили по ночам… Это же было советское время – время кухонных посиделок, на которых мы все выпивали, говорили, курили, как и весь Советский Союз, наверное.
Помню, как он создал независимый театр в Вильнюсе, когда всё распадалось, когда все государственные театры раскололись.
Я работал в Академическом театре, и Эймунтас мне не раз говорил: «Что ты там делаешь в этом «придворном» театре? Иди к нам!». Но я отвечал: «У вас прекрасно, но, пойми, и в моем театре есть молодые, которые также жаждут работать. Я должен быть там, где не хватает нашего порыва, нашего движения».
Я ему завидовал, что его Молодежный театр такой сплоченный, потому что там работали его сокурсники. Этот театр стал образцом, он был высоко оценен за рубежом, но не был признан дома, в Литве, как это часто происходит. Обидно, что признание к нему пришло извне... Неужели история ничему не учит? Что надо признавать своих, рядом живущих и рядом творящих! А ему не давали денег на театр «Мено Фортас», они с трудом выживали, вынуждены были много гастролировать. На родине к нему всегда было какое-то такое отношение – мол, не наш, чужак… Хотя он никогда не был выскочкой, а был тихим, скромным, сдержанным и очень волевым. Железный человек. Его нельзя было втянуть ни в какую партию, никуда. Он не поддавался, никогда не вмешивался ни в политику, ни в чью-то жизнь, не подписывал никаких писем. Он был настоящим мыслителем, и всегда был сам по себе.
Някрошюс создал свой авторский таинственный театр. Только он его знал и познавал. И никто не разгадает эту тайну в дальнейшем, сколько ни смотри, ни анализируй. Никто не поймет. Эту тайну он унес.
Он говорил с небесами, у него была эта связь. Он умел собирать лучи солнца и вырывать корни жизни земли. Он соединял их, и получалась мерцающая вода озера жизни… Он собирал эту мерцающую историю, собирал неспешно, иногда даже слишком медленно, но всегда следовал собственной партитуре. И так, не спеша, он раскрывал величайшую боль человека.
Любовь к детству – это то, что нас объединяло. Мы много говорили о нашем прошлом, ведь, как я уже сказал, в детстве мы жили недалеко друг от друга, жили одинаково трудно, и что-то в его работах было от тех дней. И это стало для меня критерием. Если в спектакле есть чувство детства, запах детства, вкус хлеба, и звук века - это уже спектакль, это можно смотреть не отрываясь. Потому что чувствуешь, как всё дышит. Он это очень любил, и остался этому верен. Он хотел быть похороненным не на холме в пантеоне художников в Вильнюсе, а вернуться к родителям, туда, на запад Литвы… Этот его последний поступок подтверждает, каким он был скромным человеком. И очень красивым…
В последние годы мы общались все реже и реже. Жизнь нас разбросала, но мы знали друг о друге всё. Я всегда его чувствовал, знал, что он делает. Наверное, он тоже думал обо мне…
Подписывайтесь на официальный в Telegram (@teatralmedia), чтобы не пропускать наши главные материалы.
