Билетов осталось немного. Приобрести их можно в кассе киноклуба «Эльдар», а также на сайтах Bigbilet.ru и Ponominalu.ru.
Главными героями вечера станут Марк Розовский, Александра Урсуляк и Евгений Писарев – актриса и режиссеры, которые не нуждаются в представлении. А гостями праздника («Театралу» исполнилось 15 лет!) будут артисты «Ленкома», РАМТа, Театра им. Вахтангова, Театра им. Пушкина, Театра кукол им. Образцова, Театра на Малой Бронной и Театра «У Никитских ворот». В программе песни и стихи!
Ведущие – главный редактор журнала «Театрал» Валерий Яков и телеведущая Валентина Пиманова.
Первый подобный вечер «Театрала» состоялся в марте 2013 года. Тематика этих встреч всегда разная и, конечно, зависит от самих героев.
О ЧЕМ ГОВОРИЛИ ГЕРОИ НАШИХ ВСТРЕЧ
Ирина Купченко– Известна история, когда вы в юности перепутали дверь на «Мосфильме» и в итоге попали на главную роль к Кончаловскому в «Дворянское гнездо». А еще были в вашей биографии роли в картинах Марка Захарова и, конечно, Эльдара Рязанова. Это что: удача, судьба или тонкий расчет?
– Как «расчет»? Это было бы слишком просто, если можно было бы вот так рассчитать и сразу всего добиться. Нет, в моем случае это просто везение.
Вы знаете, в нашей профессии всё зависит от случая. В России сотни гениальных артистов, о которых становится известно широкой публике только после того, как они попадают на экран. А без экрана, увы, множество поистине блестящих артистов живут, так и не получив заслуженной славы.
Когда Кеша Смоктуновский приехал в Петербург, он был уже довольно зрелым актером. Устроился в БДТ к Товстоногову, но Товстоногов его, скажем так, не замечал. И вот, собираясь ставить спектакль «Идиот», он начал искал актера на роль Мышкина. В какой-то момент помощница сказала ему про Смоктуновского: «Обратите внимание на этого актера, у него же глаза князя Мышкина».
С этого момента у Смоктуновского началась совершенно другая жизнь. А ведь он был человек скромный и сам бы уж точно не предложил бы на эту роль.
Александр Ширвиндт
– Театр сатиры вы возглавляете второе десятилетие. Нет ли усталости, ведь проблем в любом театре хватает?
– Мы старые, старые, старые – чего говорить. Но этот анклав московских художественных руководителей приближается к Ватикану. И против него не попрешь. Это спидометр, счетчик. А что делать? Молодая поросль сострадательно-стыдливо ждет, когда мы подохнем. А мы злобно говорим: «Надо создать совет старейших, как в нормальных странах было когда-то». И с этим вот кланом вымирающих монстров советоваться. Это было всегда. Я помню, как мы, 23-летние, с пеной у рта орали на молодежной секции Дома актера: «Доколе это старье будет руководить театрами!». И все такое. Сейчас я вспоминаю об этом с ужасом. Прошло сто лет. Теперь я сижу здесь в качестве такого же старика и читаю в глазах у молодых: «Доколе». Но это жизнь. А на самом деле, нужно создать совет старейшин. Ты будешь подавать блюда. И своим замечательным бархатным тембром мирить поколения.
Виктор Сухоруков
– Какую роль играют награды в жизни артиста?
– В моей биографии есть спектакли, которые заслужили какого-то внимания не только полным зрительным залом, но и статуэточкой, медалькой, какой-нибудь брошкой, коробкой конфет… Есть роли, в которые вложено много труда, а наград не дождались. Тот же «Тартюф» на Малой Бронной, про который один очень уважаемый критик из нашей среды, солидный мужик, написал статью: ну да, они там играют – зарабатывают деньги, пусть зарабатывают. А этот Сухоруков светится своими волосатыми плечами. Пусть продолжает во имя других, которые будут заниматься настоящим искусством. И за «Тартюф» я ни разу ничего не получил. Но я, конечно, шучу, иронизирую, ведь отношусь к призам как к значкам, как к статуэткам на комоде. Искусство это же не спорт. И не может быть лучший артист, худший артист, второго плана и т.д.
Стоп! Кстати, про второй план. Перед вами гениальный актер второго плана, потому что вся моя жизнь проходила во втором ряду, во втором эшелоне, во втором вагоне, на втором крыле. Я всегда был вторым. А разве это плохо? Когда я второй, а у меня аншлаги, а зрители приходят, аплодисменты так гремят как будто друг на друга наезжают два паровоза. Вот это и есть самое большое счастье для артиста.
Александр Збруев
– В «Ленком» вы пришли раньше Марка Захарова. Как вы восприняли его назначение главным режиссером?
– Очень трудно, потому что до Захарова был Анатолий Васильевич Эфрос. А Эфрос – это… Да что говорить! Театралы, конечно, знают и любят этого великого режиссера, который стоит в ряду Мейерхольда, Станиславского, Вахтангова и так далее. Можно было заслушаться во время репетиций. Кстати говоря, он никогда не сидел в кресле, он все время стоял рядом с актерами или показывал что-то или объяснял совершенно невообразимые действия. Когда пришел Марк Анатольевич, было трудно. Два абсолютно разных человека по своему таланту, по-разному воспринимающие сценическую площадку, драматургию – все, что связано со словом «театр». И перестроиться я долго не мог. Но когда нашел в Захарове свое «я», когда смог играть то, что он предлагает, я стал получать удовольствие.
Валентин Гафт
– Сквозная тема нашего вечера – «Театр вопреки…» На ваш взгляд, вопреки чему сегодня существует театр?
– Я ненавижу слово «вопреки». Не надо вопреки. Надо вместе двигаться, тем более есть куда. Вот Марк Захаров, например, сидит напротив. До его уровня нам всем еще идти и идти. Но надо идти по традиции, которая была заложена. Театр – это не какой-нибудь дерьмовый спектакль, где артисты ходят голые и счастливые. Публика плюется, а они играют – вопреки ожиданиям, представлениям о театре. Зачем они нужны?
Римас Туминас
– Нарастает политическое напряжение в отношениях с соседями, с Европой и США. Однако вы продолжаете свое гастрольное турне. На ваших планах сложившаяся ситуация как-то отражается?
– Нет, никак не отражается. В этом году мы, как и было запланировано, собираемся в США и Канаду, затем со спектаклем «Дядя Ваня» в Италию и опять же с «Евгением Онегиным» посетим Израиль. И так завершим сезон.
Ничего не меняется, я, наоборот, до последнего готов отстаивать свою позицию. Мы не должны враждовать друг с другом – надо встречаться, рассказывать, доказывать. Самое главное – это спектакли, талант актеров… Нам необходимо покорять публику и объяснять, мы не звери и не враги. Нужно поднять флаг мира и ехать.
Алексей Бородин
– Какой театр вы любите больше – тот, который говорит депрессивную правду со сцены, или тот, который предлагает зрителю правильный выход?
– Ответ очевиден: конечно, театр, на мой взгляд, должен предлагать зрителю выход, должен поднимать человека над суровой действительностью. А депрессивность – это то, что нас губит. И с ней нужно бороться. Для этого театр и существует.
Кирилл Серебренников
– Первый спектакль, который вас поразил.
– «Кот в сапогах» в ростовском ТЮЗе. Там был такой трехголовый дракон, и мне хотелось понять, как это все устроено. Поэтому я пролез за кулисы, посмотрел – и оказалось, что внутри него сидит не очень трезвый артист. Это было отчасти травмой. У артистов все начинается с разочарования, а у режиссеров – с травмы.
Марк Захаров
– Как вам удается на протяжении стольких лет зажигать такое замечательное ленкомовское актерское созвездие?
– Успех пришел после того, как в театре появился Григорий Горин. Он написал замечательную пьесу по мотивам романа Шарля де Костера «Тиль Уленшпигель», который сразу полюбился зрителям. А надо сказать, что в этом театре до меня очень часто меняли художественных руководителей. И я уже видел злобные взгляды в мою сторону. Но успех спектакля был безоговорочный, и меня не стали уничтожать. И с этого, собственно, началась какая-то другая жизнь и у меня, и в театре, который, по предложению Николая Караченцова, в 90-м году переименовали в «Ленком».
Из чего складывается успешный театр? Я считаю, что в театре должно быть остроумно, чтобы были комедийные конструкции, причем высокого класса. Чтобы люди обязательно смеялись. А еще непременно, чтобы иногда комок к горлу соленый подходил, а может быть, и выступали слезы. Но все равно в финале должно произойти что-то радостное, чтобы люди не уходили в тяжести какой-то страшной трагической истории. И в «Тиле» это сформировалось. Эта идея смеяться, но обязательно, чтобы смех был умный. Чтобы он не был, как теперь говорят, ниже пояса. Смех и слезы – это основа русского театра.
Вера Васильева
– Политическая сатира сегодня не очень востребована на телевидении, да и в театре тоже. На ваш взгляд, нужна ли она людям?
– В советские времена сатира была очень нужна, поскольку о многом нельзя было сказать напрямую. Сатиру понимали с полуслова, и это вызывало отклик зрительного зала, поскольку сатира говорила о тех недостатках, которые каждый человек чувствовал в жизни.
Те спектакли, которые ставил Валентин Плучек, были по-настоящему сатирическими, злободневными. Неудивительно, что некоторые из них закрывали. Например, «А был ли Иван Иваныч?», «Теркин на том свете», не говоря уже про «Банкет» и «Доходное место» Марка Захарова. Причем слово, произнесенное со сцены, воспринималось настолько остро, что актуально звучал даже Островский. Например, в «Доходном месте» Татьяна Ивановна Пельтцер говорила: «В наше время на одно жалование не проживешь!». И раздавался вопль восторга, потому что это касалось каждого в зале…
Юлия Пересильд
– Слухи о разрыве ваших отношений с репертуарным театром слишком преувеличены?
– Я во всех театрах работаю на договорной основе, поскольку связывать себя некими «долгосрочными обязательствами» совсем не хочу. Мои отношения с репертуарным театром не складываются, я его боюсь. Мне кажется, что если я стану штатной артисткой какой-нибудь труппы, то довольно скоро останусь без ролей. Мне скажут: «В театре много артистов, которые давно ждут своего часа. Ждите. В следующем году у нас намечается большая премьера – тогда и поговорим». А я так не могу. Ты должен не сидеть в ожидании, а все время быть в форме, иначе потеряешь своих зрителей, не сыграешь чего-то главного…
Владимир Андреев
– Лучшие театры Москвы десятилетиями возглавляют мэтры, а вы один из немногих, если не единственный, кто решился уступить руководящую должность. Почему вы приняли это решение?
– Однажды выдающаяся актриса, моя партнерша Эля Быстрицкая мне сказала: «Володечка, у вас чудесный театр, такая атмосфера, но когда идешь, видны прорывы в линолеуме. Починить бы…» И я заскучал. А потом Танечка Шмыга, другая моя любимая партнерша, сказала мягко: «Володя, знаешь, если подновить туалеты, будет совсем хорошо». И я заскучал всерьез. А еще у меня была мечта – Малая сцена. И я пробивал эту идею. Правительство Москвы даже выделило какие-то деньги, но вдруг пропала фирма, которая должна была заниматься строительством. Фирму искали-искали – и не нашли. И все подзастыло. И я окончательно заскучал.
Так бывает: возникает необходимость делать ремонт, а ты чувствуешь, что недостаточно силен, чтобы сказать: «Починим немедленно!». Так я мог говорить, когда только принял театр. Я ходил тогда в кожаной куртке, она мне помогала – как было удобно жить! Теперь все стало по-другому. Наступает время, когда человек, для того чтобы сохранить удобное положение, должен перестать цепляться за него. Иногда надо искать иное качество.
Наталья Селезнёва
– Какая литература сыграла в вашей жизни особую роль?
– Меня воспитывали на классике. Когда мне было четыре года, мама и тетка знакомили меня с персонажами – Китти, Вронским, Ростовым – и у меня возникало ощущение, что эти люди живут среди нас. Когда я узнала, что они литературные герои, это стало настоящим детским потрясением.
Мой любимый поэт – Пушкин. К нему возвращаешься, его цитируешь, им восторгаешься. С Пушкиным я росла, познавала жизнь, любила. Первое, что я услышала – это «Сказка о рыбаке и рыбке». В нашем дворе жила великая Мария Ивановна Бабанова. В детстве меня выводили на балкон и говорили: «Вон гуляет Бабанова со своими собачками». Я тогда еще ничего не понимала, но после того, как узнала, что мультфильм по сказке Пушкина озвучивала она, мое отношение к ней стало особенным. Эта сказка всю жизнь напоминает мне, что не надо хотеть больше того, что достаточно человеку. Я смотрю на дома и дачи чиновников и богачей, и у меня никогда не возникает чувства зависти – упаси бог! Видишь эти замки и вспоминаешь старуху из сказки…
Светлана Немоляева
– Когда вы пришли в Театр Маяковского, кто был для вас легендой сцены?
– Мария Ивановна Бабанова. Я ее видела, когда была еще совсем маленькой девочкой. Я ведь родилась и выросла на Плющихе, и оттуда в центр Москвы ходил 55-й автобус. Я покупала билеты в театр по принципу, какое название больше заинтригует. И однажды попала в Театр Маяковского (тогда он назывался Театром драмы) на спектакль «Таня». Сидела в амфитеатре на каком-то далеком ряду. Открылся занавес, вышла Бабанова. Когда она сказала первые слова, у меня по спине пошел холодок. Я застыла и на всю жизнь запомнила это потрясение. Я поняла тогда, что увидела актрису, о которой пишут воспоминания. Мне было лет четырнадцать.
Нонна Гришаева
– Как не обидеть ребенка, который не прошел кастинг в спектакль?
– Для меня это один из самых сложнейших моментов именно потому, что я с детства на сцене, – говорит актриса, – и именно потому, что я помню, как меня выбрали из четырехсот детей на главную роль, когда мне было 10 лет. Для меня осознание собственной индивидуальности всегда было крайне важно. Но все же, есть один нюанс: талантливого ребенка видно сразу, поверьте. А не очень талантливому приходится как-то по-доброму объяснять, что, мол, солнышко, спасибо тебе большое, но… Пытаешься найти слова, чтобы ни в коем случае не обидеть, но вселить надежду. Для меня этот вопрос принципиальный, ведь если ты видишь детские слезы, сердце разрывается. И потому готова идти на жертвы, уделять много времени для того, чтобы помочь и направить… У меня мечта, чтобы при нашем театре открылась студия, поскольку в репертуаре нашего театра есть спектакли, где требуются дети-артисты. Они растут так быстро, что не успеваешь делать вводы. И, конечно, если бы у нас была такая студия, мы бы сами растили смену. Но, увы, проблема в помещении. У нас очень маленький театр, и с детьми пока заниматься негде.
Лариса Голубкина
– В вашу жизнь Эльдар Рязанов вошел первой ролью. Он подарил вам фантастическую необычайную славу. Головокружение от успеха было? Как преодолели?
– Вы знаете, здесь длинный рассказ может быть, поэтому приведу лишь короткий пример. Кроме страха я ничего не ощутила. На премьере 7 сентября 1962 года я смотрела «Гусарскую балладу» на балконе в кинотеатре «Россия». И мне было так неприятно лицезреть себя на экране, что я даже залезла под стул. Мне казалось, что я всё делала неправильно. И потому головокружительной славы я совершенно не чувствовала. К тому же, меня постоянно одергивал папа: «Ну, подумаешь, снялась? Мало ли кто снимается».
Впрочем, об это можно долго-долго говорить. А сегодня на сцене киноклуба «Эльдар» я хочу сказать: Эльдар Александрович Рязанов был для меня всегда Эльдаром Александровичем. Я ни разу за долгие годы нашего общения не назвала его по имени: таким взрослым и авторитетным он мне всегда казался.
Пётр Красилов
– Правда ли, что вы охотно читаете даже самые острые публикации критиков?
– Я очень нуждаюсь в этом. Не страшно, когда ругают, для меня самый больший страх, когда тебя повсеместно хвалят, ведь похвала не стимулирует к дальнейшему прыжку. В положительных эмоциях для артиста есть опасность: ты моментально расслабляешься, останавливаешься в развитии. Дескать, хвалят и хорошо. А зачем стараться! Я сыграл Фандорина, я снялся в кино, имя себе заработал – можно остановиться. Вот эти мысли самые страшные. А продуктивная критика дает тебе некую встряску: даже когда критик заблуждается, он отрезвляет твой взгляд на себя, уберегает тебя от зазнайства.
