Первым спектаклем Эймунтаса Някрошюса на профессиональной сцене была постановка в театре Каунаса по Саулюсу Шальтянису. Его последней работой на сцене театра Клайпеды также стала постановка по роману Саулюса Шальтяниса «Сукины дети». Круг завершился. Фестиваль «Балтийский дом», в этом году посвященный памяти великого режиссера и своего неизменного участника включил его в программу «Някрошюс. Продолжение...», а продюсер Леонид Роберман показал его в Москве.
Спектакль рассказывает о смерти гения, которая осиротила литовский край. Саулюс Шальтянис писал о Кристионасе Донелайтисе, великом поэте, по произведениям которого Някрошюс ставил свой грандиозный цикл «Времена года». Специально для постановки Някрошюса написал инсценировку своего романа.
Смерть режиссера переставила акценты.
Спектакль Някрошюса сейчас читается как история ухода гения. Он рассказывает о стране, из которой ушел ее хранитель, ее центр, ее смысл, ее чудо, ее праздник. Ушел тот, кто давал масштаб и смысл жизни людей вокруг. Поднимал небо. Превращал каждый день — в день творения мира.
На кровати в глубине сцены лежит мужчина. К нему апеллируют, им клянутся, рядом с ним разворачивается не то подготовка к торжественным похоронам. Не то к государственной ревизии деятельности покойного.
Приехавшая «комиссия из центра» пытается уяснить: что же им теперь расследовать, когда подозреваемый мертв?
Лежит недвижный и тихий. А вокруг рассказывают как плакала земля в день его смерти. Как ударил в неурочное время лютый мороз и гибли птицы и олени.
«Распалась связь времен» и соединить ее некому.
Остались вдова, благодарная своему третьему мужу за то, что ни разу ее не ударил и построил ей «вдовий дом», где она сможет коротать остаток дней.
Осталась юная женщина, которая Его любила и которую Он любил. Рыжеволосая красавица, ведающая секреты трав и снадобий. Умеющая заговаривать боль и предсказывать погоду. Женщина, чью семью выгнали из собственного дома, которую изнасиловал и чуть не убил односельчанин, - живет благодарностью к ушедшему и любовью к земле, в которой лежат ее отец и мать, а теперь и возлюбленный.
Остался «лучший друг», который, как выясняется, писал доносы по начальству и на Кристионаса, и на его жену.
Остался преданный и не раз предавший ученик, который скитается с куском дуба, посаженного Кристионисом, и рассказывает как пытаются выкорчевать это дерево, но оно упорно дает ростки.
Гений ушел. Но продолжается варево жизни в его гротесковых и поэтических изводах.
Повозку приехавшей инспектировать край Кристионаса комиссии испугавшаяся лошадь сваливает в канаву, где столичные штучки сидят в грязи, голоде и холоде, пока их не спасет Ученик.
Женатый на высокопоставленный даме уважаемый член комиссии влюбляется в Женщину и хочет бежать с ней в Америку, чтобы начать новую жизнь.
Врач из комиссии читает доносы на собственную семью и на вдову Кристионаса.
Ученик кается в давнем предательстве, из-за которого Учитель плюнул ему в правый глаз, и тот сейчас ослеп...
Обнищавший неправедный судья, когда-то разоривший дом Кристионаса, просит подаяния у тех, кого он когда-то ограбил.
«Жизни мышья беготня» продолжается. Какое, милые у нас тысячелетие на дворе? XIV век или XXI? Литва между двумя мировыми войнами — Первой и Второй? Или Второй и Третьей?
В пустом черном пространстве так сиротливо ютятся приметы людского быта — кровать, стол, заставленный бутылками и бокалами, подсвечниками с дрожащими огоньками свечей. Метет метель, оплакивая ушедшего.
И в пятилитровой банке, которую держит вдова, от ее дыхания взлетают метелью горстки муки... Деталь, которая войдет в учебники рядом в ледяной люстрой из «Гамлета» или отражающими потусторонний мир зеркалами «Макбета».
Молчаливое присутствие ушедшего дает сценическому действию другой ракурс. Мы видим всех персонажей на фоне Смерти и сторожащей Вечности. И потому смотрим на каждого из них с пониманием, жалостью и нежностью. Хочется верить, что Господь именно так смотрит на все наши «глупости и мелкие злодейства».
Хочется, чтобы спектакль длился. Чтобы дрожали огни, звучали голоса, персонажи спорили, ссорились, объяснялись друг с другом и с самими собой. Потому что нельзя поверить, что скоро-скоро подступит чернота. Гений покинет нас. И театральные небеса станут ниже.
Спектакль рассказывает о смерти гения, которая осиротила литовский край. Саулюс Шальтянис писал о Кристионасе Донелайтисе, великом поэте, по произведениям которого Някрошюс ставил свой грандиозный цикл «Времена года». Специально для постановки Някрошюса написал инсценировку своего романа.
Смерть режиссера переставила акценты.Спектакль Някрошюса сейчас читается как история ухода гения. Он рассказывает о стране, из которой ушел ее хранитель, ее центр, ее смысл, ее чудо, ее праздник. Ушел тот, кто давал масштаб и смысл жизни людей вокруг. Поднимал небо. Превращал каждый день — в день творения мира.
На кровати в глубине сцены лежит мужчина. К нему апеллируют, им клянутся, рядом с ним разворачивается не то подготовка к торжественным похоронам. Не то к государственной ревизии деятельности покойного.
Приехавшая «комиссия из центра» пытается уяснить: что же им теперь расследовать, когда подозреваемый мертв?
Лежит недвижный и тихий. А вокруг рассказывают как плакала земля в день его смерти. Как ударил в неурочное время лютый мороз и гибли птицы и олени.
«Распалась связь времен» и соединить ее некому.
Остались вдова, благодарная своему третьему мужу за то, что ни разу ее не ударил и построил ей «вдовий дом», где она сможет коротать остаток дней.
Остался «лучший друг», который, как выясняется, писал доносы по начальству и на Кристионаса, и на его жену.
Остался преданный и не раз предавший ученик, который скитается с куском дуба, посаженного Кристионисом, и рассказывает как пытаются выкорчевать это дерево, но оно упорно дает ростки.
Гений ушел. Но продолжается варево жизни в его гротесковых и поэтических изводах.
Повозку приехавшей инспектировать край Кристионаса комиссии испугавшаяся лошадь сваливает в канаву, где столичные штучки сидят в грязи, голоде и холоде, пока их не спасет Ученик.
Женатый на высокопоставленный даме уважаемый член комиссии влюбляется в Женщину и хочет бежать с ней в Америку, чтобы начать новую жизнь.
Врач из комиссии читает доносы на собственную семью и на вдову Кристионаса.Ученик кается в давнем предательстве, из-за которого Учитель плюнул ему в правый глаз, и тот сейчас ослеп...
Обнищавший неправедный судья, когда-то разоривший дом Кристионаса, просит подаяния у тех, кого он когда-то ограбил.
«Жизни мышья беготня» продолжается. Какое, милые у нас тысячелетие на дворе? XIV век или XXI? Литва между двумя мировыми войнами — Первой и Второй? Или Второй и Третьей?
В пустом черном пространстве так сиротливо ютятся приметы людского быта — кровать, стол, заставленный бутылками и бокалами, подсвечниками с дрожащими огоньками свечей. Метет метель, оплакивая ушедшего.
И в пятилитровой банке, которую держит вдова, от ее дыхания взлетают метелью горстки муки... Деталь, которая войдет в учебники рядом в ледяной люстрой из «Гамлета» или отражающими потусторонний мир зеркалами «Макбета».
Молчаливое присутствие ушедшего дает сценическому действию другой ракурс. Мы видим всех персонажей на фоне Смерти и сторожащей Вечности. И потому смотрим на каждого из них с пониманием, жалостью и нежностью. Хочется верить, что Господь именно так смотрит на все наши «глупости и мелкие злодейства».
Хочется, чтобы спектакль длился. Чтобы дрожали огни, звучали голоса, персонажи спорили, ссорились, объяснялись друг с другом и с самими собой. Потому что нельзя поверить, что скоро-скоро подступит чернота. Гений покинет нас. И театральные небеса станут ниже.
