Александр Коршунов: «Закулисным ребенком я не был»

«Театрал» продолжает публиковать монологи о мамах замечательных детей

 
Журнал «Театрал»  выпустил в свет уникальный сборник, который состоит из пятидесяти монологов известных актёров, режиссёров и драматургов,  рассказывающих о главном человеке в жизни — о маме. Эти проникновенные воспоминания не один год публиковались на страницах журнала, и теперь собраны вместе под одной обложкой. Книга так и называется - «Мамы замечательных детей». Предыдущими героями публикаций были Александр ШирвиндтВера ВасильеваРимас ТуминасОльга ПрокофьеваЕвгений ПисаревСветлана НемоляеваЕвгения СимоноваМарк ЗахаровАнна ТереховаЮрий СтояновЛюдмила ЧурсинаСергей ЮрскийНина АрхиповаМаксим НикулинВиктор СухоруковЛюдмила ИвановаЕкатерина Райкина, Юлия Рутберг. Cегодня предоставляем слово народному артисту России Александру Коршунову.

Мама всегда много работала, и я очень скучал по ней. Когда она еще работала актрисой (сначала в Малом театре, потом в Театре им. Маяковского), лето проводила на гастролях. Меня с собой не брали, и я жил на даче. Там было, конечно, прекрасно, но без мамы отдых казался неполным.
 
Когда она возвращалась, это был, конечно же, праздник. Собиралась вся семья! А вскоре отмечалось еще одно торжество — дедушкин день рождения, 2 августа, Ильин день.
 
Дедушка Илья Яковлевич Судаков (тот самый Фома Стриж из «Театрального романа») все лето жил с нами на даче. И так повелось, что утром 2 августа мы, дети, отправлялись в поле собирать для него цветы и дарили огромный букет. Поздравляли, гуляли, шутили...
 
И еще один праздник мы встречали обязательно дома, в Москве, и все вместе — Новый год. Рассказывали, что один-единственный Новый год семья решила встретить на даче — это был 1941 год. И с тех пор Новый год на даче не праздновался никогда.
 
Главным организатором и режиссером праздника, конечно же, была мама. Она всегда придумывала что-нибудь необыкновенное. Обладала чудесной фантазией. У нас дома есть лапти, настоящие, плетеные. Их когда-то подарили отцу (Виктор Корушнов, народный артист СССР. — Ред.). Мама в эти лапти складывала записочки, завернутые вместе с конфетами — такие гостинцы. Все их вынимали по очереди, и надо было выполнить какое-нибудь задание: например, пожать руку «самому мудрому» человеку в этой компании, прочитать стихотворение, придумать рифму, спеть. А еще там было какое-то пожелание или предсказание на будущий год от Деда Мороза и Снегурочки. Сейчас, без нее, я пытаюсь продолжать эту традицию. В этом году все наши дети разъехались кто куда, мы встречали Новый год вдвоем с женой Олей, но лапти с заданиями были. «Надо соблюдать обряды...»
 
А какие замечательные дни рождения мне устраивала мама! Их обожали все мои одноклассники. Она отменяла свои дела и с упоением занималась подготовкой этого праздника. Покупала кучу разных призов и подарков, придумывала какие-то вопросы, игры, устраивала целые олимпиады. Мы бегали вприпрыжку по квартире, устраивали соревнования. Одним словом, это был веселый, замечательный спектакль для нас.
 
Как ни странно, имея такие театральные корни, закулисным ребенком я вовсе не был. Конечно, ходил на традиционные елки в Малый театр, а на спектакль в первый раз пошел только вместе со своим первым классом. Мы смотрели в ТЮЗе «Два клена» Шварца. Я до сих пор прекрасно помню этот спектакль. Он мне очень понравился. И еще одно незабываемое детское впечатление — «Синяя птица» во МХАТе.
 
Мы очень дружили с семьей Сергея Владимировича Образцова. Его дочка Наталья Сергеевна была лучшей маминой подругой. Они учились в одном классе и дружили всю жизнь. Еще в детстве они дали друг другу слово, что если у них родятся дочки, то мама назовет свою Наташей, а Наташа — Катей.
 
У тети Наташи родилась дочка, и она, действительно, назвала ее Катей, а у мамы — я. Иногда теперь Катя смеется и говорит, что мама должна была назвать меня Натаном. Катя Образцова стала подружкой моего детства. Когда мою бабушку Клавдию Еланскую ввели на роль Бабушки в «Синюю птицу», мы с Катей пошли на спектакль. И нас посадили на места Станиславского и Немировича-Данченко. Там, на деревянных креслах, были такие таблички прикручены с надписями. Было как-то даже неловко на таких местах сидеть. И бабушку я прекрасно помню, как она говорила:
 
— Прощайте, прощайте, пора нам уходить.
 
Красивый был спектакль, завораживающий...
 
Момент, когда из Москвы приезжаешь на дачу, выскакиваешь из машины на зеленую траву, — это был момент счастья! Маленьким, я даже зимой жил на даче. А когда начал учиться, на дачу выезжали летом. Дедушка Илюша приезжал раньше всех, в мае, потом бабушка Клавдюша. У нас была огромная семья. На дачу съезжались мамина сестра тетя Ира, замечательный режиссер и педагог с сыном Алешей, папа с мамой, прекрасная наша Марфа Ивановна Кононова — Марфуша, которая всю мою жизнь была и няней, и нашей домработницей, и просто членом нашей семьи, Эсфирь Яковлевна, которая ухаживала за дедушкой, бабушка Настя, Катя Образцова со своей бабушкой Лизой и шофер Анатолий Михайлович со своей женой Верой Александровной. На даче была бурная и веселая жизнь. Столы порой накрывали на улице. К нам приходили соседи. Мама и папа, совсем молодые, играли в волейбол, гуляли, сражались в теннис. Приобщили к теннису и меня. Года три я занимался теннисом в секции. Мама всю жизнь любила загорать. И на даче с удовольствием принимала солнечные ванны. Даже когда было очень жарко, продолжала загорать. Папа, бывало, говорил ей:
 
— Катя, нельзя так долго лежать на солнце.
 
Но мама была дамой с характером:
 
— Я хочу, — отвечала она решительно. Мама очень любила солнышко. Правда, долго на даче она не выдерживала. До самых последних лет старалась куда-то вырваться. В последние годы ездила с нашими детьми, Аленой, Степаном и Клавдией. Они с удовольствием составляли ей компанию.
 
Мама была удивительно молодым человеком всю свою жизнь. Когда я был маленьким и мы вместе с ней куда-то шли, нас очень часто принимали за брата и сестру. Ей никогда не давали тот возраст, который был на самом деле. Она и одевалась соответственно — ярко, стильно, очень по-своему и молодежно. Любила носить брюки, брючные костюмы, кроссовки. Когда в моду вошли мини, носила мини, открытые сарафаны. Любила элегантные украшения. С удовольствием ходила по магазинам и выбирала какие-то обновки и себе, и папе, и мне.
 
Мама была человеком эмоциональным и всегда принимала решения безоговорочные, стремительные. Помню, однажды, мне было лет пять, они с папой должны были ехать в заграничную поездку. Вечером собрались уезжать с дачи, и вдруг я так разрыдался, что не мог остановиться: очень не хотелось расставаться с родителями. Пошел провожать их на автобусную остановку, и глаза у меня были на мокром месте. Вдруг мама, уже садясь в автобус, сказала папе:
 
— Всё. Мы никуда не едем. Встанем завтра утром и отправимся.
 
Папа растерялся, стал ее уговаривать:
 
— Катя, но нам же завтра улетать. Ничего страшного. Все будет хорошо.
 
— Нет, я так не могу. Пошли домой! — решительно ответила мама.
 
Как же я был счастлив, что тот вечер смог провести вместе с ними.
 
И Клавдия Николаевна, и Екатерина Ильинична были женщинами, безусловно, героического склада характера. В Первую мировую Клавдюша, будучи еще гимназисткой, хотела бежать из дома на фронт, потом работала в госпиталях медсестрой. В Великую Отечественную она убедила своего младшего брата Аркадия, у которого было освобождение от призыва в армию (в детстве он потерял глаз), что тот должен пойти добровольцем. Он пошел в московское ополчение. В первые же дни они попали в окружение, потом в немецкий лагерь, оттуда он бежал, вышел к своим... Его арестовали и отправили в Сибирь. Клавдюша просто «рвала на себе волосы». Слава Богу, ей удалось добиться его возвращения домой!
 
Такой же самостоятельной, эмоциональной и решительной была мама. Она всю жизнь принимала крутые резкие решения. В семье это не всегда вызывало поддержку. Она, например, собралась уходить из Малого театра, хотя у нее там хорошо складывались дела, к ней прекрасно относился Царев. Она много играла, и роли у нее были замечательные. Но ей были нужны новые горизонты, и она пошла в Театр Маяковского к Охлопкову. Проработала там несколько сезонов. Но она всю жизнь спорила с режиссерами. Говорила, что надо играть по-другому, по-другому ставить. Она была достаточно конфликтной, и с ней было непросто. И она ушла от Охлопкова. Решила стать режиссером и поступила в аспирантуру к Марии Осиповне Кнебель.
 
Я помню, что когда она уходила в Театр им. Маяковского, то ее и папа, и бабушка отговаривали:
 
— Катя, зачем ты это делаешь? У тебя так все хорошо в Малом театре.
 
Мама возражала:
 
— Мне это неинтересно. Я хочу что-то поменять.
 
Когда она училась режиссуре, Мария Осиповна ей однажды сказала:
 
— Катя, мне говорили, что у вас ужасный характер. Где же он? Я его не вижу.
 
Мама ей ответила:
 
— Мария Осиповна, с теми, кого я люблю, у меня замечательный характер. А вас я очень люблю.
 
И первые постановки режиссера Еланской на сценах московских театров были замечательными! Но постепенно маме наскучило в традиционном театре. Она стала искать естественную сферу существования актеров и зрителей в едином энергетическом поле. Собрала группу актеров, и они играли в музеях, в старинных залах, в музыкальной школе. Потом мама стала работать в Литературном театре ВТО. Наконец, ею целиком овладела идея создания театра «Сфера», где актеры и зрители находятся в едином пространстве, где они не разделены «четвертой стеной», где зрители чувствуют себя участниками происходящего.
 
В 1981 году она создала театр «Сфера». Его появление стало событием. Маме это стоило огромных сил, нервов, слез, крови. Конечно, она много выстрадала. Папа ее всячески поддерживал и помогал. Можно сказать, у мамы был один-единственный ребенок, единственный сын — это я, но у нее еще была любимая дочь, и имя ее — «Сфера». Все свое сердце, весь талант, всю неистовую энергию, любовь и страсть она отдала ей, своей «Сфере». Не каждому режиссеру удается создать Свой театр. Маме это удалось.
 
Летом 2013 года мамы не стало, а два года спустя ушел из жизни папа. Теперь в парке «Дружба» мы посадили липовую аллею Екатерины Еланской. А затем вишневый сад Виктора Ивановича Коршунова. Когда мы сажали наш сад, прошел дождь. А потом вдруг вышло солнце и на небе — честное слово! — загорелись две радуги.
 
Записала Елена Владимирова.  


Поделиться в социальных сетях:



Читайте также

Читайте также

Самое читаемое

  • Есть надежда?

    Последний спектакль Андрея Могучего как худрука БДТ «Материнское сердце» – о могучей силе русского народа. По-другому не скажешь. Невеселые рассказы Шукшина смонтированы таким образом, чтобы рассказать о материнской муке простой женщины, едущей спасать сына. ...
  • «Рок-звезда Моцарт»

    Ученик Римаса Туминаса, а теперь главный режиссер Театра Вахтангова, Анатолий Шульев сделал спектакль, где всё сыграно, как по нотам, очень технично и чисто, на энергичном allegro в первом действии и траурном andante во втором – сравнения с музыкальным исполнением напрашиваются сами собой. ...
  • Суд принял к производству дело в отношении МДТ

    Куйбышевский суд Санкт-Петербурга принял к производству дело о правонарушении в отношении МДТ-Театра Европы. Об этом сообщает Объединенная пресс-служба судов Санкт-Петербурга. «Представитель Театра в объяснениях поблагодарил Роспотребнадзор за указания на имеющиеся нарушения. ...
  • Сезон утраченной любви

    В первом летнем номере «Театрала» мы обычно всегда подводили итоги уходящего сезона. И всегда это делали на позитивной ноте, вспоминая лучшие постановки, громкие события и неожиданные открытия. При этом никогда не забывали напомнить зрителям, что 15 июня завершается прием заявок на премию «Звезда Театрала» и что всем, кто еще не успел номинировать своих кумиров, следует поторопиться, чтобы не упустить шанс выразить таким образом свою любовь к театру. ...
Читайте также