Журнал «Театрал» выпустил в свет уникальный сборник, который состоит из пятидесяти монологов известных актёров, режиссёров и драматургов, рассказывающих о главном человеке в жизни — о маме. Эти проникновенные воспоминания не один год публиковались на страницах журнала, и теперь собраны вместе под одной обложкой. Книга так и называется - «Мамы замечательных детей». Предыдущими героями публикаций были Александр Ширвиндт, Вера Васильева, Римас Туминас, Ольга Прокофьева, Евгений Писарев, Светлана Немоляева, Евгения Симонова, Марк Захаров, Анна Терехова, Юрий Стоянов, Людмила Чурсина, Сергей Юрский, Нина Архипова, Максим Никулин, Виктор Сухоруков, Людмила Иванова, Екатерина Райкина, Юлия Рутберг, Александр Коршунов, Юлия Меньшова, Евгений Евтушенко, Владимир Андреев, Анастасия Голуб, Владимир Войнович, Наталья Наумова, Анна Дворжецкая, Дмитрий Бертман, Алёна Яковлева, Евгений Стеблов, Вера Бабичева, Иосиф Райхельгауз. Cегодня предоставляем слово актрисе театра и кино, певице Оксане Мысиной.
Если пользоваться музыкальными терминами, то моя мама Лидия — абсолютная доминанта. Доминанта — это сильный аккорд, двигатель музыкальной мысли. По характеру она тоже такая — яркая, меняющая вокруг себя настроение. Она излучала кипучие заряды и думаю, не случайно стала физиком. Ее юмор бывал перченым. Она не боялась острых углов ни в речи, ни в поступках.
В юности поспорила, что переплывет Днепр. И переплыла. А на пенсии удивляла моих друзей тем, что бегала, как на работу, в тренажерный зал, при том что перенесла операцию на открытом сердце. Но и операция стала поводом для резвости, ведь оперировал ее не кто-нибудь, а сам синьор Рипоссини, крутой итальянский кардиолог, который к тому же играет джаз и пишет стихи. Да еще под самый Новый год, когда только такие, как моя маман, рвутся на операционный стол! И в результате Лидочка написала развеселую книжку под названием «Реанимация», где главными героями стали ее кумиры Ельцин и Гайдар и где она сама вела политические диспуты со своими соседями в палате реанимации. Но это пересказывать бесполезно, нужно читать!
С папой они поженились на третьем курсе горного института в Днепропетровске. А познакомились, когда маме было... 6 лет. Уже тогда она была лидером своего двора. Капитаном футбольной команды, вратарем. А мой будущий папа Анатолий жил в соседнем дворе и был у нее в команде рядовым.
Потом прошли годы. Они вместе окончили Днепропетровский горный институт и отправились осваивать Донбасс. Там маман с головой окунулась в работу сейсмоакустической лаборатории, а папа стал горным инженером на шахте. Родители работали дни и ночи, но думали о нас беспрерывно.
Из московских командировок мама привозила пластинки. Мы обожали концерты Ойстрахов. Помню, как, потрясенная их игрой, сестра однажды спросила:
— Мама, а где моя скрипка?
Скрипка появилась, и Марина стала ездить в музыкальную школу в ближайший к нам город Енакиево. Два часа туда, два часа обратно.
А еще у нас дома собирались молодые ученые — читали стихи, танцевали рок-н-ролл, слушали джаз, пили шампанское. Мама была душой компании и много лет спустя написала о том времени повесть «Недоучки». Эти «недоучки» познакомили маму с импрессионистами, и она в них просто влюбилась. Вешала над нашими с Мариной кроватками репродукции картин. Меняла их каждую неделю. Так она открывала для нас мир искусства. Причем делала это совершенно естественно.
У мамы всегда были свои способы воспитания. Когда я училась в школе, она заявила, что каждое задание я должна делать за полчаса и ни секундой больше. Сколько успела — столько успела. И ставила передо мной будильник. В первых классах все шло прекрасно — я была отличницей, но вдруг в четвертом классе, уже в Москве, математичка вызвала маму в школу.
— Ваша дочь тупая. Она совершенно не понимает математику, — заявила учительница с порога.
Мама была потрясена:
— Моя дочь — и тупая? Никогда не говорите про мою дочь таких слов!
Я стояла за дверью и слышала, как меня защищает моя мамочка. Она выходит, берет меня за руку, и мы с ней убегаем от этой страшной училки. Приходим домой. Она садится и спрашивает:
— Что ты не можешь понять? Сейчас мы с тобой быстро разберемся.
А я не могла понять, какой знак означает «больше», а какой «меньше». Она стала мне объяснять, но через полчаса не выдержала и закричала:
— Боже, учительница права!
И в этот момент от досады я все поняла.
Однажды преподаватель по скрипке сказал моей сестре:
— Передай маме, что таких талантливых учеников у меня в жизни не было. Тебя надо срочно везти в Москву.
Надо знать мою маму. В Москву так в Москву. У нас в Донбассе был большой дом с садом из роз, машина «Волга» и два мотоцикла с гаражом. Все это родители оставили нашей любимой няне, которая к тому времени вышла замуж и родила детей. А мы отправились в Москву и стали снимать квартиру в Новогиреево. Маму сразу же пригласили в Институт физики Земли. Она уже была кандидатом наук — самой молодой женщиной, имевшей в те годы ученую степень. Папа тоже занялся наукой, хотя раньше считал, что это ему абсолютно несвойственно. Он был гениальным инженером на шахте, и шахтеры его очень любили.
В ту пору мама уже трудилась над докторской диссертацией. Но произошел ужасный случай — ее научный руководитель, профессор, в приступе ревности ударил жену, но не рассчитал свои силы, и от полученной травмы она скончалась. Весь институт ополчился против него, а он был выдающимся ученым, невероятно талантливым человеком. И мама оказалась единственной, кто встал на его защиту. В суде она выступала на его стороне и говорила, что надо понять: с прекрасным человеком случилась трагедия — это не было преднамеренным убийством. После этого ей в институте сказали:
— Лидия Григорьевна, можете не заканчивать диссертацию.
Так завершилась ее научная карьера.
Потом у них с папой началась новая жизнь: они занялись бизнесом. Мама открыла небольшой магазинчик, а папа изображал ее телохранителя. Они стали путешествовать. Посмотрели Европу. Но чаще всего бывали в Испании, где живет моя сестра. Она играет в прекрасных оркестрах. Сын ее Иван Якут (он, кстати, внук великого актера Всеволода Семеновича Якута), тоже музыкант.
К окончанию школы я твердо знала, что хочу стать актрисой. Мама возражала:
— Занимайся музыкой. Ты пока не сформировалась, еще не знаешь, что с собой делать. Потом разберешься.
Я маме всегда доверяла — она была командиром. Но тут настояла на своем. Тогда мама заявила:
— Иди к Цареву!
Честно говоря, я не хотела поступать в Щепкинское училище. Плакала, говорила, что там, наверное, ретрограды, они меня не поймут: я же по природе авангардистка.
Мама твердила:
— Успеешь со своим авангардизмом. Получи сначала классическую школу.
И я поступила в Щепкинское.
Все важные события в моей жизни происходили с одобрения мамы. Когда мы начали встречаться с Джоном, она сразу почувствовала, что такого со мной никогда еще не было. Впервые в жизни стала расспрашивать меня, и я призналась, что в моей жизни появился такой необыкновенный человек. Инопланетянин. Она сразу же сказала:
— Я всегда знала, твой человек именно инопланетянин. Уже когда кормила тебя грудью под открытым небом и изучала астрологию. Срочно вези его к нам знакомиться.
И немедленно отдала приказ папе:
— Сейчас же езжай за Джоном!
Джона до этого она не видела, но он сразу же стал «нашим мальчиком».
Как-то у нас был один неприятный случай: Джона неожиданно посадили в черную машину и отвезли в КГБ. Сказали, что есть претензии по поводу его пребывания в нашей стране. Мама в это время была на работе. Мы с папой немедленно отправились к ней. У мамы на рабочем столе лежали книги Джона, газеты с его статьями. Она взяла все это, и мы поехали в ОВИР. У кабинета сидело множество людей в ожидании приема, но моя бесстрашная и решительная мама ногой открыла дверь и спросила:
— Где мой сын? Куда вы дели Джона? Немедленно отвечайте.
Ей ответили:
— Во-первых, он вам не сын, Лидия Григорьевна, а зять.
— Это не ваше дело. Где наш мальчик? Ни одной волосинки не упадет с его головы. Если вы думаете, что вас здесь кто-нибудь боится, то вы глубоко ошибаетесь.
Через пять минут нам сообщили, что Джона уже отпустили, он вышел и сидит возле дома на стопке книг, которые купил в ближайшем магазине, потому что я забрала ключи. Когда мы приехали, Джон действительно сидел на стопке книг и читал.
Мама, конечно, всегда смотрела мои спектакли. Некоторые обожала и принимала, а некоторые — нет. Своего мнения никогда не скрывала. Например, после премьеры «Дорогой Елены Сергеевны» пришла в гримерку, демонстративно бросила цветы в урну и сказала:
— Еще один день в этом театре, и ты мне больше не дочь.
Я на месяц ушла из дома. Потом мама приходила на этот спектакль несколько раз. Не могу сказать, что она его полюбила, но все-таки приняла.
Если пользоваться музыкальными терминами, то моя мама Лидия — абсолютная доминанта. Доминанта — это сильный аккорд, двигатель музыкальной мысли. По характеру она тоже такая — яркая, меняющая вокруг себя настроение. Она излучала кипучие заряды и думаю, не случайно стала физиком. Ее юмор бывал перченым. Она не боялась острых углов ни в речи, ни в поступках.В юности поспорила, что переплывет Днепр. И переплыла. А на пенсии удивляла моих друзей тем, что бегала, как на работу, в тренажерный зал, при том что перенесла операцию на открытом сердце. Но и операция стала поводом для резвости, ведь оперировал ее не кто-нибудь, а сам синьор Рипоссини, крутой итальянский кардиолог, который к тому же играет джаз и пишет стихи. Да еще под самый Новый год, когда только такие, как моя маман, рвутся на операционный стол! И в результате Лидочка написала развеселую книжку под названием «Реанимация», где главными героями стали ее кумиры Ельцин и Гайдар и где она сама вела политические диспуты со своими соседями в палате реанимации. Но это пересказывать бесполезно, нужно читать!
С папой они поженились на третьем курсе горного института в Днепропетровске. А познакомились, когда маме было... 6 лет. Уже тогда она была лидером своего двора. Капитаном футбольной команды, вратарем. А мой будущий папа Анатолий жил в соседнем дворе и был у нее в команде рядовым.
Потом прошли годы. Они вместе окончили Днепропетровский горный институт и отправились осваивать Донбасс. Там маман с головой окунулась в работу сейсмоакустической лаборатории, а папа стал горным инженером на шахте. Родители работали дни и ночи, но думали о нас беспрерывно.
Из московских командировок мама привозила пластинки. Мы обожали концерты Ойстрахов. Помню, как, потрясенная их игрой, сестра однажды спросила:
— Мама, а где моя скрипка?
Скрипка появилась, и Марина стала ездить в музыкальную школу в ближайший к нам город Енакиево. Два часа туда, два часа обратно.
А еще у нас дома собирались молодые ученые — читали стихи, танцевали рок-н-ролл, слушали джаз, пили шампанское. Мама была душой компании и много лет спустя написала о том времени повесть «Недоучки». Эти «недоучки» познакомили маму с импрессионистами, и она в них просто влюбилась. Вешала над нашими с Мариной кроватками репродукции картин. Меняла их каждую неделю. Так она открывала для нас мир искусства. Причем делала это совершенно естественно.
У мамы всегда были свои способы воспитания. Когда я училась в школе, она заявила, что каждое задание я должна делать за полчаса и ни секундой больше. Сколько успела — столько успела. И ставила передо мной будильник. В первых классах все шло прекрасно — я была отличницей, но вдруг в четвертом классе, уже в Москве, математичка вызвала маму в школу.
— Ваша дочь тупая. Она совершенно не понимает математику, — заявила учительница с порога.
Мама была потрясена:
— Моя дочь — и тупая? Никогда не говорите про мою дочь таких слов!
Я стояла за дверью и слышала, как меня защищает моя мамочка. Она выходит, берет меня за руку, и мы с ней убегаем от этой страшной училки. Приходим домой. Она садится и спрашивает:
— Что ты не можешь понять? Сейчас мы с тобой быстро разберемся.
А я не могла понять, какой знак означает «больше», а какой «меньше». Она стала мне объяснять, но через полчаса не выдержала и закричала:
— Боже, учительница права!
И в этот момент от досады я все поняла.
Однажды преподаватель по скрипке сказал моей сестре:
— Передай маме, что таких талантливых учеников у меня в жизни не было. Тебя надо срочно везти в Москву.
Надо знать мою маму. В Москву так в Москву. У нас в Донбассе был большой дом с садом из роз, машина «Волга» и два мотоцикла с гаражом. Все это родители оставили нашей любимой няне, которая к тому времени вышла замуж и родила детей. А мы отправились в Москву и стали снимать квартиру в Новогиреево. Маму сразу же пригласили в Институт физики Земли. Она уже была кандидатом наук — самой молодой женщиной, имевшей в те годы ученую степень. Папа тоже занялся наукой, хотя раньше считал, что это ему абсолютно несвойственно. Он был гениальным инженером на шахте, и шахтеры его очень любили.
В ту пору мама уже трудилась над докторской диссертацией. Но произошел ужасный случай — ее научный руководитель, профессор, в приступе ревности ударил жену, но не рассчитал свои силы, и от полученной травмы она скончалась. Весь институт ополчился против него, а он был выдающимся ученым, невероятно талантливым человеком. И мама оказалась единственной, кто встал на его защиту. В суде она выступала на его стороне и говорила, что надо понять: с прекрасным человеком случилась трагедия — это не было преднамеренным убийством. После этого ей в институте сказали:— Лидия Григорьевна, можете не заканчивать диссертацию.
Так завершилась ее научная карьера.
Потом у них с папой началась новая жизнь: они занялись бизнесом. Мама открыла небольшой магазинчик, а папа изображал ее телохранителя. Они стали путешествовать. Посмотрели Европу. Но чаще всего бывали в Испании, где живет моя сестра. Она играет в прекрасных оркестрах. Сын ее Иван Якут (он, кстати, внук великого актера Всеволода Семеновича Якута), тоже музыкант.
К окончанию школы я твердо знала, что хочу стать актрисой. Мама возражала:
— Занимайся музыкой. Ты пока не сформировалась, еще не знаешь, что с собой делать. Потом разберешься.
Я маме всегда доверяла — она была командиром. Но тут настояла на своем. Тогда мама заявила:
— Иди к Цареву!
Честно говоря, я не хотела поступать в Щепкинское училище. Плакала, говорила, что там, наверное, ретрограды, они меня не поймут: я же по природе авангардистка.
Мама твердила:
— Успеешь со своим авангардизмом. Получи сначала классическую школу.
И я поступила в Щепкинское.
Все важные события в моей жизни происходили с одобрения мамы. Когда мы начали встречаться с Джоном, она сразу почувствовала, что такого со мной никогда еще не было. Впервые в жизни стала расспрашивать меня, и я призналась, что в моей жизни появился такой необыкновенный человек. Инопланетянин. Она сразу же сказала:
— Я всегда знала, твой человек именно инопланетянин. Уже когда кормила тебя грудью под открытым небом и изучала астрологию. Срочно вези его к нам знакомиться.
И немедленно отдала приказ папе:
— Сейчас же езжай за Джоном!
Джона до этого она не видела, но он сразу же стал «нашим мальчиком».
Как-то у нас был один неприятный случай: Джона неожиданно посадили в черную машину и отвезли в КГБ. Сказали, что есть претензии по поводу его пребывания в нашей стране. Мама в это время была на работе. Мы с папой немедленно отправились к ней. У мамы на рабочем столе лежали книги Джона, газеты с его статьями. Она взяла все это, и мы поехали в ОВИР. У кабинета сидело множество людей в ожидании приема, но моя бесстрашная и решительная мама ногой открыла дверь и спросила:
— Где мой сын? Куда вы дели Джона? Немедленно отвечайте.
Ей ответили:
— Во-первых, он вам не сын, Лидия Григорьевна, а зять.
— Это не ваше дело. Где наш мальчик? Ни одной волосинки не упадет с его головы. Если вы думаете, что вас здесь кто-нибудь боится, то вы глубоко ошибаетесь.
Через пять минут нам сообщили, что Джона уже отпустили, он вышел и сидит возле дома на стопке книг, которые купил в ближайшем магазине, потому что я забрала ключи. Когда мы приехали, Джон действительно сидел на стопке книг и читал.
Мама, конечно, всегда смотрела мои спектакли. Некоторые обожала и принимала, а некоторые — нет. Своего мнения никогда не скрывала. Например, после премьеры «Дорогой Елены Сергеевны» пришла в гримерку, демонстративно бросила цветы в урну и сказала:
— Еще один день в этом театре, и ты мне больше не дочь.
Я на месяц ушла из дома. Потом мама приходила на этот спектакль несколько раз. Не могу сказать, что она его полюбила, но все-таки приняла.
