Журнал «Театрал» выпустил в свет уникальный сборник, который состоит из пятидесяти монологов известных актёров, режиссёров и драматургов, рассказывающих о главном человеке в жизни — о маме. Эти проникновенные воспоминания не один год публиковались на страницах журнала, и теперь собраны вместе под одной обложкой. Книга так и называется - «Мамы замечательных детей». Предыдущими героями публикаций были Александр Ширвиндт, Вера Васильева, Римас Туминас, Ольга Прокофьева, Евгений Писарев, Светлана Немоляева, Евгения Симонова, Марк Захаров, Анна Терехова, Юрий Стоянов, Людмила Чурсина, Сергей Юрский, Нина Архипова, Максим Никулин, Виктор Сухоруков, Людмила Иванова, Екатерина Райкина, Юлия Рутберг, Александр Коршунов, Юлия Меньшова, Евгений Евтушенко, Владимир Андреев, Анастасия Голуб, Владимир Войнович, Наталья Наумова, Анна Дворжецкая, Дмитрий Бертман, Алёна Яковлева, Евгений Стеблов, Вера Бабичева,Иосиф Райхельгауз, Оксана Мысина, Ольга Кабо, Михаил Полицеймако, Валерий Гаркалин. Cегодня предоставляем слово актрисе театра и кино Ане Чиповской.
Думаю, что круче моей мамы — Ольги Чиповской — я мало видела актрис. Потому что она невероятного таланта женщина и невероятного диапазона актриса: от комедии до трагедии и драмы.
Моя мама играла в Театре им. Вахтангова Адельму в «Принцессе Турандот», Фаншетту в водевиле «Два часа в Париже», Абигайль в «Стакане воды», главную роль в спектакле «Девушка-гусар», Цыганку в постановке «Три возраста Казановы»... Чего только она не переиграла! А из недавних постановок с ее участием — «Пристань» и «Улыбнись нам, Господи». У нее талант трагической клоунессы, что дано не каждому.
Если говорить про небожителей, то я очень любила Галину Львовну Коновалову. Она была большая подруга моей мамы, они созванивались несколько раз в неделю и подолгу общались. Когда Галины Львовны не стало, моя мама очень глубоко это переживала и скучает по ней до сих пор, по этим остроумным разговорам.
Я с большой любовью и невероятным уважением отношусь к Юлии Константиновне Борисовой. Это поразительно просто, но, если честно, у меня — до дрожи в коленях. Я, когда прихожу в Вахтанговский театр, то Юлия Константиновна всегда останавливается и подолгу разговаривает со мной, рассказывает про мои работы, которые она, оказывается, смотрит. Я в шоке пребываю каждый раз, поскольку, ну что я для нее, казалось бы? Какая-то девочка, ну, дочка Оли Чиповской. Но нет. Она останавливается и рассказывает, какое на мне было красивое платье, в каком фильме она меня видела (оказывается, она все это смотрит, следит). Я не нахожу слов каждый раз от ее внимания к себе.
Или, скажем, Василий Семенович Лановой — любимый человек, очень много для нас сделавший. Когда я была маленькая, нам жилось нелегко, но были какие-то выезды, когда актеры могли подработать, и он всегда приглашал маму, всегда заботился о ней.
Михаил Александрович Ульянов был большой помощью всегда и другом нашей семьи. Вырасти в таком театре, как Вахтанговский — это вообще счастье, потому что количество легенд на квадратный метр просто невероятное.
Людмила Васильевна Максакова. Недавно мы шли по Никитской, она сидела в кафе и подозвала нас. Мы подошли, долго разговаривали с ней. Потрясающая женщина, просто грандиозная, какое-то средоточие юмора, иронии, ума — всего, что я больше всего обожаю в женщинах.
В детстве, разумеется, думала, что поступлю в Щукинское училище, пойду по маминым стопам. И действительно, я ведь изначально туда и поступила. Но не знаю, как так бывает в жизни, когда ты о чем-то долго мечтаешь, а потом выбираешь другое.
Дело в том, что, когда я поступала в Школу-студию МХАТ, курс набирал Константин Райкин. Я туда попала и поняла, что это до такой степени мое место и оно настолько живое. Хотя Щукинское училище, этот огромный институт, эти лестницы, простор и на его фоне — Школа-студия, такая коробочка. Но я ничуть не сомневалась в правильности своего выбора, не хотелось против себя идти. И не сомневаюсь до сих пор. А в Вахтанговском театре действительно очень здорово работать. Для меня это связано ещё и с его запахом, совершенно особенным, я боялась, что после ремонта он исчезнет, но он остался — и это настоящее чудо.
Я туда прихожу, и в животе начинает болеть, такое волнение охватывает, очень странные ощущения. Нигде так не пахнет, как в Театре Вахтангова — ни в МХТ, ни в «Табакерке», ни в других больших театрах, в которых мы играли. А мы ведь играли на гастролях и в Александринском, и в БДТ, и в Саратове в Театре имени Слонова с его огромным зрительным залом. Но все равно такого ощущения, как в Театре Вахтангова, не возникает у меня больше нигде.
Меня нельзя было оставить дома, если мама собиралась на спектакль. Я рыдала, это были истерики. Мама пыталась каких-то нянь для меня находить, но я сжирала нянь. И за кулисами на стульчике около режиссерского пульта просидела все спектакли. «Принцессу Турандот» я видела бесчисленное количество раз. Еще была потрясающая сказка «Али-Баба и 40 разбойников», Галина Львовна там играла в пару с Дарьей Максимовной Пешковой, а Лидия Вележева в составе с Нонной Гришаевой были удивительными Шехеразадами. Моя любимая Анна Дубровская!.. Я ее обожаю. «Отелло» с Симоновым, Маковецким и с ней смотрела не знаю сколько раз. Она одна из лучших. До сих пор, если у Дубровской какая-то премьера, я всегда хожу.
Всегда буду смотреть на кумиров моего детства снизу вверх, потому что масштаб их личности слишком велик. И помимо таланта, это проявляется в их отношении к делу, отношении к театру. В этике и мелочах. В том, что кулисы, например, нельзя трогать руками. Не потому что это такое суеверие, а потому что они шевелятся. И это отвлекает. Нельзя ходить по сцене в уличной обуви. Нельзя пересекать сцену из кулисы в кулису даже после окончания рабочего дня (можно пройти только за сценой). Это какие-то этические моменты, которые и в институтах не всегда преподают. Но ничего, дети попадают в театр, и им быстро все объясняют, поскольку эти вещи передаются.
Нельзя разговаривать за кулисами. Меня в театре заклюют скоро за это, но я превращаюсь в истеричку, бегаю и говорю:
— Не орите!
Мне кажется, что люди уже ржут надо мной. Но меня шум за сценой страшно раздражает. Я ненавижу, когда люди громко разговаривают за кулисами, потому что мне это мешает. Да и не только мне. Казните меня, но, может быть, сейчас кто-то на что-то настраивается...
Если к моей маме подойти перед спектаклем и спросить что-нибудь несерьезное, мне кажется, она может убить на месте. И правда, что ты лезешь? Потом поговорим, после спектакля.
У ее поколения отношение другое, не халатное. Это как азбука, без которой нельзя. Так что, пусть меня не любят и три раза скажут:
— Ань, ты больная!
Но пусть я лучше буду больная, чем терпеть закулисное хамство. Я его терпеть не буду, я вообще в определенных ситуациях могу быть крайне несдержанным человеком.
Мнение мамы гораздо важнее для меня, чем мнения многих других людей. Она словоохотливый зритель, разбирает спектакли, дает ценные указания... Конечно, я могу артачиться, говорить, мол, ты ничего не понимаешь! Но я прислушиваюсь к ней.
Когда мама в зале и мамы нет, для меня это разные спектакли. Я ужасно волнуюсь. Вы знаете (уверена, что это не только моя особенность), я вообще ненавижу звать гостей на свои премьеры. У меня не бывает гостей на спектаклях. Ну, разве что за исключением «Кинастона», потому что его все хотят посмотреть, а билеты разбирают за месяц.
Записал Виктор Борзенко.
Думаю, что круче моей мамы — Ольги Чиповской — я мало видела актрис. Потому что она невероятного таланта женщина и невероятного диапазона актриса: от комедии до трагедии и драмы.Моя мама играла в Театре им. Вахтангова Адельму в «Принцессе Турандот», Фаншетту в водевиле «Два часа в Париже», Абигайль в «Стакане воды», главную роль в спектакле «Девушка-гусар», Цыганку в постановке «Три возраста Казановы»... Чего только она не переиграла! А из недавних постановок с ее участием — «Пристань» и «Улыбнись нам, Господи». У нее талант трагической клоунессы, что дано не каждому.
Если говорить про небожителей, то я очень любила Галину Львовну Коновалову. Она была большая подруга моей мамы, они созванивались несколько раз в неделю и подолгу общались. Когда Галины Львовны не стало, моя мама очень глубоко это переживала и скучает по ней до сих пор, по этим остроумным разговорам.Я с большой любовью и невероятным уважением отношусь к Юлии Константиновне Борисовой. Это поразительно просто, но, если честно, у меня — до дрожи в коленях. Я, когда прихожу в Вахтанговский театр, то Юлия Константиновна всегда останавливается и подолгу разговаривает со мной, рассказывает про мои работы, которые она, оказывается, смотрит. Я в шоке пребываю каждый раз, поскольку, ну что я для нее, казалось бы? Какая-то девочка, ну, дочка Оли Чиповской. Но нет. Она останавливается и рассказывает, какое на мне было красивое платье, в каком фильме она меня видела (оказывается, она все это смотрит, следит). Я не нахожу слов каждый раз от ее внимания к себе.
Или, скажем, Василий Семенович Лановой — любимый человек, очень много для нас сделавший. Когда я была маленькая, нам жилось нелегко, но были какие-то выезды, когда актеры могли подработать, и он всегда приглашал маму, всегда заботился о ней.
Михаил Александрович Ульянов был большой помощью всегда и другом нашей семьи. Вырасти в таком театре, как Вахтанговский — это вообще счастье, потому что количество легенд на квадратный метр просто невероятное.
Людмила Васильевна Максакова. Недавно мы шли по Никитской, она сидела в кафе и подозвала нас. Мы подошли, долго разговаривали с ней. Потрясающая женщина, просто грандиозная, какое-то средоточие юмора, иронии, ума — всего, что я больше всего обожаю в женщинах.
В детстве, разумеется, думала, что поступлю в Щукинское училище, пойду по маминым стопам. И действительно, я ведь изначально туда и поступила. Но не знаю, как так бывает в жизни, когда ты о чем-то долго мечтаешь, а потом выбираешь другое.
Дело в том, что, когда я поступала в Школу-студию МХАТ, курс набирал Константин Райкин. Я туда попала и поняла, что это до такой степени мое место и оно настолько живое. Хотя Щукинское училище, этот огромный институт, эти лестницы, простор и на его фоне — Школа-студия, такая коробочка. Но я ничуть не сомневалась в правильности своего выбора, не хотелось против себя идти. И не сомневаюсь до сих пор. А в Вахтанговском театре действительно очень здорово работать. Для меня это связано ещё и с его запахом, совершенно особенным, я боялась, что после ремонта он исчезнет, но он остался — и это настоящее чудо.
Я туда прихожу, и в животе начинает болеть, такое волнение охватывает, очень странные ощущения. Нигде так не пахнет, как в Театре Вахтангова — ни в МХТ, ни в «Табакерке», ни в других больших театрах, в которых мы играли. А мы ведь играли на гастролях и в Александринском, и в БДТ, и в Саратове в Театре имени Слонова с его огромным зрительным залом. Но все равно такого ощущения, как в Театре Вахтангова, не возникает у меня больше нигде.
Меня нельзя было оставить дома, если мама собиралась на спектакль. Я рыдала, это были истерики. Мама пыталась каких-то нянь для меня находить, но я сжирала нянь. И за кулисами на стульчике около режиссерского пульта просидела все спектакли. «Принцессу Турандот» я видела бесчисленное количество раз. Еще была потрясающая сказка «Али-Баба и 40 разбойников», Галина Львовна там играла в пару с Дарьей Максимовной Пешковой, а Лидия Вележева в составе с Нонной Гришаевой были удивительными Шехеразадами. Моя любимая Анна Дубровская!.. Я ее обожаю. «Отелло» с Симоновым, Маковецким и с ней смотрела не знаю сколько раз. Она одна из лучших. До сих пор, если у Дубровской какая-то премьера, я всегда хожу.
Всегда буду смотреть на кумиров моего детства снизу вверх, потому что масштаб их личности слишком велик. И помимо таланта, это проявляется в их отношении к делу, отношении к театру. В этике и мелочах. В том, что кулисы, например, нельзя трогать руками. Не потому что это такое суеверие, а потому что они шевелятся. И это отвлекает. Нельзя ходить по сцене в уличной обуви. Нельзя пересекать сцену из кулисы в кулису даже после окончания рабочего дня (можно пройти только за сценой). Это какие-то этические моменты, которые и в институтах не всегда преподают. Но ничего, дети попадают в театр, и им быстро все объясняют, поскольку эти вещи передаются.Нельзя разговаривать за кулисами. Меня в театре заклюют скоро за это, но я превращаюсь в истеричку, бегаю и говорю:
— Не орите!
Мне кажется, что люди уже ржут надо мной. Но меня шум за сценой страшно раздражает. Я ненавижу, когда люди громко разговаривают за кулисами, потому что мне это мешает. Да и не только мне. Казните меня, но, может быть, сейчас кто-то на что-то настраивается...
Если к моей маме подойти перед спектаклем и спросить что-нибудь несерьезное, мне кажется, она может убить на месте. И правда, что ты лезешь? Потом поговорим, после спектакля.
У ее поколения отношение другое, не халатное. Это как азбука, без которой нельзя. Так что, пусть меня не любят и три раза скажут:— Ань, ты больная!
Но пусть я лучше буду больная, чем терпеть закулисное хамство. Я его терпеть не буду, я вообще в определенных ситуациях могу быть крайне несдержанным человеком.
Мнение мамы гораздо важнее для меня, чем мнения многих других людей. Она словоохотливый зритель, разбирает спектакли, дает ценные указания... Конечно, я могу артачиться, говорить, мол, ты ничего не понимаешь! Но я прислушиваюсь к ней.
Когда мама в зале и мамы нет, для меня это разные спектакли. Я ужасно волнуюсь. Вы знаете (уверена, что это не только моя особенность), я вообще ненавижу звать гостей на свои премьеры. У меня не бывает гостей на спектаклях. Ну, разве что за исключением «Кинастона», потому что его все хотят посмотреть, а билеты разбирают за месяц.Записал Виктор Борзенко.
