Журнал «Театрал» выпустил в свет уникальный сборник, который состоит из пятидесяти монологов известных актёров, режиссёров и драматургов, рассказывающих о главном человеке в жизни — о маме. Эти проникновенные воспоминания не один год публиковались на страницах журнала, и теперь собраны вместе под одной обложкой. Книга так и называется - «Мамы замечательных детей». Предыдущими героями публикаций были Александр Ширвиндт, Вера Васильева, Римас Туминас, Ольга Прокофьева, Евгений Писарев, Светлана Немоляева, Евгения Симонова, Марк Захаров, Анна Терехова, Юрий Стоянов, Людмила Чурсина, Сергей Юрский, Нина Архипова, Максим Никулин, Виктор Сухоруков, Людмила Иванова, Екатерина Райкина, Юлия Рутберг, Александр Коршунов, Юлия Меньшова, Евгений Евтушенко, Владимир Андреев, Анастасия Голуб, Владимир Войнович, Наталья Наумова, Анна Дворжецкая, Дмитрий Бертман, Алёна Яковлева, Евгений Стеблов, Вера Бабичева,Иосиф Райхельгауз, Оксана Мысина, Ольга Кабо, Михаил Полицеймако, Валерий Гаркалин, Аня Чиповская, Роксана Сац, Cегодня предоставляем слово народному артисту России Игорю Ясуловичу.
Однажды мы с мамой договорились встретиться в центре Ленинграда и прогуляться. Я ехал от своих приятелей, и на встречу меня подвезла знакомая. Однако маме это совсем не понравилось:
— Игорёк, нельзя...
И сколько бы я ни объяснял, что ничего зазорного в этом нет, ведь знакомая ехала по пути, мои слова ее не убедили. Она считала, что я грубо нарушил правила хорошего тона: мол, как это так, дама подвозит молодого человека.
У моей мамы Анны Алексеевны был строгий характер. Видимо поэтому я и по сей день не люблю расхлябанности и всегда требую от студентов дисциплины, поскольку в нашей профессии без дисциплины нельзя. Но это к слову.
Одно время мы жили в Таллинне (мне было десять лет), и я помню неукоснительный порядок, который мама установила, причем никакие капризы и желание увильнуть не спасали. Например, по выходным мы с братом производили уборку, и в мои обязанности входило мытье полов. Пол в квартире был дощатый и приходилось усердно его тереть, чтобы придать хоть какой-то свежий вид старым доскам. Еще я ходил на рынок. Не могу сказать, что мне это нравилось, но сейчас понимаю, что в этом был элемент воспитания.
Перед обедом мне полагалось выпивать столовую ложку рыбьего жира. Проглотить это было невозможно в силу противности запаха и вкуса: не хватало силы воли. Однажды передо мной стояла тарелка с супом (такой вкуснейший мамин куриный супчик с клецками), и я, с трудом настроившись, уже направил ложку рыбьего жира ко рту, как неожиданно все опрокинулось в суп. Мама сочла, будто я это сделал нарочно, чтобы не пить рыбий жир, и рассердилась. Но я пообещал съесть суп. И съел, хотя гадость получилась отменная. Сколько лет прошло, но я не раз вспоминал ту историю, думаю, что мама тогда осталась моим поступком довольна.
Я родился в семье морского офицера, поэтому мы много болтались по стране и даже за рубежом, переезжая по местам службы отца. В свое время мама окончила техникум (что-то связанное с торфоразработками), но при папиных переездах устроиться по специальности было невозможно. Поэтому на отце была служба, а на маме — дом. Но семьей они «руководили» на равных. Казалось бы, столь серьезное дело, как приготовление мяса, должно лежать на мужских плечах. Однако этим занималась мама. И до сих пор перед моими глазами картина: мама возвращается с рынка, а за ней плетется молдаванин и держит на шее живого барашка. Потом этого барашка ведут за сарай, а меня просят уйти (разумеется, для того чтобы я не увидел, как его закалывают).
Когда я подрос, мама перестала быть чрезмерно строгой, и отношения строились на взаимном доверии. Мы с братом вдруг почувствовали, что у нас стало больше свободы. А когда поселились в Измаиле, то и вовсе целый день были предоставлены сами себе: там сохранились остатки крепости, которую штурмовал Суворов, и мы дворовой компанией лазали по ее валам и рвам. К обеду и ужину я всегда приходил вовремя и вообще был довольно послушным, но однажды маму крепко удивил, когда после выпускного вечера прогулял всю ночь до утра. Ну и влетело же мне за это! Причем от обоих родителей сразу.
Моя мама всегда вкусно готовила, и особенно виртуозно ей удавались блюда из рыбы. Но когда я познакомился со своей будущей женой, оказалось, что рыбу она терпеть не может. Предстояло знакомство с родителями, и я не знал, как поступить: не станешь же просить маму не готовить свои фирменные блюда! Это могло ее огорчить, ведь она старалась сделать все по высшему разряду. Решил ничего не говорить. И вот когда знакомство состоялось, Наташа вдруг оценила мамин стол и... полюбила рыбную кухню. Она и сейчас некоторые блюда готовит по маминым рецептам. Тогда было мало кулинарных книг, все записывали в тетрадки рецепты, переписывали друг у друга.
Кстати, мама была требовательна во всем, но еда составляла отдельную графу. Однажды мы пошли с ней в ресторан «Савой», заказали обед, все красиво, дорого, но она не смогла промолчать, и официанту выговорила, что какое-то блюдо не так приготовлено. Меня это страшно напрягло, но сейчас я понимаю, что мама имела полное право это сказать.
А еще она была строга к внешнему виду. Когда я стал сниматься в кино, мама все время беспокоилась:
— Пальтишко тебе надо купить, люди на улице узнают — будет неудобно...
Она и сама одевалась элегантно и здорово умела шить, даже привезла в Россию из Румынии разные ткани и несколько лет обшивала нас с головы до ног. Поэтому после Румынии мы какое-то время были одеты по-заграничному. Однажды она сшила мне нарядный летний костюмчик: белые брюки, белую курточку, купила мне белые парусиновые туфли, которые нужно было чистить зубным порошком. Я получился таким франтом, что стеснялся выйти на улицу, а когда выходил, то оправдывался перед ребятами: мол, мама сшила, а я надел, чтобы не обижать. А когда подрос, то, наоборот, гордился, что щеголяю в хорошей одежде. Например, для учебы в институте родители мне подарили потрясающий пиджак, причем конструировал его отец (как инженер), а шила мама.
Мое желание стать артистом мама одобрила не сразу:
— Сыночек, лучше бы ты на инженера пошел.
У нее были опасения, что моя творческая жизнь сложится неудачно, ведь перед глазами был послевоенный театр Измаила, куда мы часто ходили и куда папа отдавал собственную одежду, поскольку у них не хватало военной формы для постановки пьесы из морской жизни.
Впрочем, дело не только в опасениях. Просто маме меня не хватало, ведь я уехал в другой город, и они с папой уже прямого участия в моей судьбе не принимали. Ее очень мучило, что она не помогает мне ничем. А мне по молодости нравилось надеяться на собственные силы, и только с годами я понял, что и мне в ту пору мамы очень не хватало.

— Игорёк, нельзя...
И сколько бы я ни объяснял, что ничего зазорного в этом нет, ведь знакомая ехала по пути, мои слова ее не убедили. Она считала, что я грубо нарушил правила хорошего тона: мол, как это так, дама подвозит молодого человека.
У моей мамы Анны Алексеевны был строгий характер. Видимо поэтому я и по сей день не люблю расхлябанности и всегда требую от студентов дисциплины, поскольку в нашей профессии без дисциплины нельзя. Но это к слову.
Одно время мы жили в Таллинне (мне было десять лет), и я помню неукоснительный порядок, который мама установила, причем никакие капризы и желание увильнуть не спасали. Например, по выходным мы с братом производили уборку, и в мои обязанности входило мытье полов. Пол в квартире был дощатый и приходилось усердно его тереть, чтобы придать хоть какой-то свежий вид старым доскам. Еще я ходил на рынок. Не могу сказать, что мне это нравилось, но сейчас понимаю, что в этом был элемент воспитания.
Перед обедом мне полагалось выпивать столовую ложку рыбьего жира. Проглотить это было невозможно в силу противности запаха и вкуса: не хватало силы воли. Однажды передо мной стояла тарелка с супом (такой вкуснейший мамин куриный супчик с клецками), и я, с трудом настроившись, уже направил ложку рыбьего жира ко рту, как неожиданно все опрокинулось в суп. Мама сочла, будто я это сделал нарочно, чтобы не пить рыбий жир, и рассердилась. Но я пообещал съесть суп. И съел, хотя гадость получилась отменная. Сколько лет прошло, но я не раз вспоминал ту историю, думаю, что мама тогда осталась моим поступком довольна.

Когда я подрос, мама перестала быть чрезмерно строгой, и отношения строились на взаимном доверии. Мы с братом вдруг почувствовали, что у нас стало больше свободы. А когда поселились в Измаиле, то и вовсе целый день были предоставлены сами себе: там сохранились остатки крепости, которую штурмовал Суворов, и мы дворовой компанией лазали по ее валам и рвам. К обеду и ужину я всегда приходил вовремя и вообще был довольно послушным, но однажды маму крепко удивил, когда после выпускного вечера прогулял всю ночь до утра. Ну и влетело же мне за это! Причем от обоих родителей сразу.
Моя мама всегда вкусно готовила, и особенно виртуозно ей удавались блюда из рыбы. Но когда я познакомился со своей будущей женой, оказалось, что рыбу она терпеть не может. Предстояло знакомство с родителями, и я не знал, как поступить: не станешь же просить маму не готовить свои фирменные блюда! Это могло ее огорчить, ведь она старалась сделать все по высшему разряду. Решил ничего не говорить. И вот когда знакомство состоялось, Наташа вдруг оценила мамин стол и... полюбила рыбную кухню. Она и сейчас некоторые блюда готовит по маминым рецептам. Тогда было мало кулинарных книг, все записывали в тетрадки рецепты, переписывали друг у друга.
Кстати, мама была требовательна во всем, но еда составляла отдельную графу. Однажды мы пошли с ней в ресторан «Савой», заказали обед, все красиво, дорого, но она не смогла промолчать, и официанту выговорила, что какое-то блюдо не так приготовлено. Меня это страшно напрягло, но сейчас я понимаю, что мама имела полное право это сказать.
А еще она была строга к внешнему виду. Когда я стал сниматься в кино, мама все время беспокоилась:
— Пальтишко тебе надо купить, люди на улице узнают — будет неудобно...
Она и сама одевалась элегантно и здорово умела шить, даже привезла в Россию из Румынии разные ткани и несколько лет обшивала нас с головы до ног. Поэтому после Румынии мы какое-то время были одеты по-заграничному. Однажды она сшила мне нарядный летний костюмчик: белые брюки, белую курточку, купила мне белые парусиновые туфли, которые нужно было чистить зубным порошком. Я получился таким франтом, что стеснялся выйти на улицу, а когда выходил, то оправдывался перед ребятами: мол, мама сшила, а я надел, чтобы не обижать. А когда подрос, то, наоборот, гордился, что щеголяю в хорошей одежде. Например, для учебы в институте родители мне подарили потрясающий пиджак, причем конструировал его отец (как инженер), а шила мама.

— Сыночек, лучше бы ты на инженера пошел.
У нее были опасения, что моя творческая жизнь сложится неудачно, ведь перед глазами был послевоенный театр Измаила, куда мы часто ходили и куда папа отдавал собственную одежду, поскольку у них не хватало военной формы для постановки пьесы из морской жизни.
Впрочем, дело не только в опасениях. Просто маме меня не хватало, ведь я уехал в другой город, и они с папой уже прямого участия в моей судьбе не принимали. Ее очень мучило, что она не помогает мне ничем. А мне по молодости нравилось надеяться на собственные силы, и только с годами я понял, что и мне в ту пору мамы очень не хватало.