Сегодня мы провожали в бесконечное путешествие к звездам Василия Ланового. Человека-легенду, человека-звезду, человека-символ. Но главное - очень хорошего Человека. Его провожал весь бывший Советский Союз, которому он, его народный Артист, остался верным до конца. Провожала вся Москва, признавшая его совсем недавно своим почетным Гражданином. Провожал родной Театр Вахтангова, которому он посвятил всю свою жизнь и для которого стал одним из самых ярких символов.
С утра у Театра выстроилась очередь зрителей, пришедших с цветами к своему любимому актеру, чтобы поклониться ему и в последний раз устроить овации. К служебному входу вереницей подъезжали лимузины с мигалками, и министры, депутаты, генералы выстраивались в тихую очередь на сцену, чтобы молча склонить перед ним голову.

Зал был заполнен публикой, замершей от безысходности этого последнего спектакля, а со сцены, украшенной траурными венками, звучал его голос. И его глаза с парящего над сценой портрета заглядывали в душу каждому, кто встречался с ним взглядом.
Это было не прощание, не рыдания, не слезы. Это был финальный творческий вечер Мастера на его последнем перроне перед самой дальней дорогой за горизонт.
Когда его гроб проплывал над залом, овации заглушали рвущую сердце музыку Латенаса. Когда его выносили из театра под военный оркестр, встрепенувший душу мелодией из «Офицеров», овации заглушили и оркестр, и улочки его любимого Арбата. Когда на Новодевичьем у его могилы громыхнул троекратный ружейный салют, мы все были оглушены не этой траурной пальбой, а тишиной, рухнувшей вдруг на плечи.
Всю дорогу от Театра до кладбища над нашей печальной процессией сияло солнце. Оно вырвалось ненадолго из-за туч, разогнав унылую серость и распахнув бескрайнюю синеву неба.
«Он был всю свою жизнь светлым человеком, который дарил людям солнце радости. И сегодня солнце вышло, чтобы его проводить», - говорит мне Евгений Князев. И я молча киваю в ответ. А небо после троекратного салюта снова затягивается серой пеленой.

Шатер для прощальной панихиды на Новодевичьем развернут у подножья памятнику Татьяне Самойловой, и с занесенного снегом портрета прекрасная Анна Каренина наблюдает за прощанием с красавцем Вронским. Судьба непостижимым образом свела их здесь на самое последнее свидание.
Горсти песка ударили о крышку гроба. Ирина Купченко замерла у креста с именем любимого. Ее заботливо поддерживает сын, не отходящий ни на шаг.
Вахтанговцы тихо прощаются со своим любимым Василием Семеновичем, и вереницей идут к автобусу. Вечером у них спектакль. Зритель ждет...
С утра у Театра выстроилась очередь зрителей, пришедших с цветами к своему любимому актеру, чтобы поклониться ему и в последний раз устроить овации. К служебному входу вереницей подъезжали лимузины с мигалками, и министры, депутаты, генералы выстраивались в тихую очередь на сцену, чтобы молча склонить перед ним голову.

Зал был заполнен публикой, замершей от безысходности этого последнего спектакля, а со сцены, украшенной траурными венками, звучал его голос. И его глаза с парящего над сценой портрета заглядывали в душу каждому, кто встречался с ним взглядом.
Это было не прощание, не рыдания, не слезы. Это был финальный творческий вечер Мастера на его последнем перроне перед самой дальней дорогой за горизонт.







