Известный телеведущий Кирилл Цандер (Леонид Ярмольник) в ночь под Новый год возвращается домой с опозданием, но квартира уже пуста. Жена, судя по всему, особа непростая и с большими претензиями, решила наказать заработавшегося супруга, уехав из дома вместе с дочкой. Появляется приглашенный к дочке Дед Мороз (Сергей Гармаш), который выглядит, как и должно выглядеть доброму зимнему волшебнику, любимцу всех маленьких детей. Красная шуба с кушаком, красный колпак.
Вскоре он стянет с головы этот колпак, и мы увидим улыбающееся лицо уже не слишком молодого, мужественного и слегка простоватого мужчины, который в силу неизъяснимых совпадений окажется однокурсником Цандера. И эту новогоднюю ночь им предстоит провести вдвоем прямо на лестничной площадке элитного дома с выкаченным из квартиры Цандера накрытым для праздника роскошным столом, с которого сперва полетит вниз ультрамодный набор рюмок и бокалов, а потом и все остальное.
Когда на сцене весь вечер два таких актера, как Гармаш и Ярмольник, – это уже само по себе способно принести успех. Создатели спектакля не просчитались. Первую и самую решающую ставку они сделали на знаменитых исполнителей, любимцев публики.
Вторую ставку они сделали на саму ситуацию застолья с выпивоном в новогоднюю ночь, в которой обаятельные персонажи делятся самым сокровенным из своей личной жизни – у одного, который побогаче и познаменитей, жена ушла вместе с ребенком в канун этой самой новогодней ночи, через какое-то время выяснится, что ребенок не их, а взят из приюта. Так на героя Ярмольника ложится тень сострадания. Надо же, какие люди! Гуманные… У второго, которого играет Гармаш, в жизни все значительно скромнее и натуральнее. Дети – свои. Жена беспокоится только об одном – как бы он в эту новогоднюю ночь не хватил лишнего. А он, конечно, хватил. Иначе зачем вся эта история с нетрезвыми откровениями, взаимной любовью и верностью до гробовой доски? Когда мужчины, особенно такого склада, как герой Гармаша, выпивают, у них все получается именно так – до гробовой доски, до зеленых соплей, до душевного раздера. Это очень по-русски, по-нашенски – рвать рубаху на груди. Зритель на это, конечно, реагирует. А Михаил (это герой Гармаша) все активнее и активнее, все сильнее и сильнее обнажает свою русскую душу, и в сознание зрителя невольно закрадывается мысль: необязательно быть таким респектабельным и успешным, как еврей Цандер (еврейская тема звучит в спектакле нарочито и подчеркнуто добродушно, как бы внушая мысль о том, что издержки антисемитизма в нашей стране остались в далеком прошлом).
В общем, слово за слово: диалоги, монологи, не совсем трезвые выкрики, душераздирающие откровения – и зал взят в плен, бушуют эмоции, звучит бравурный смех и легонькое подхихикивание. Но под финал история резко переворачивается, переходит в иное русло. Поэту Давиду Самойлову принадлежит такая фраза: «Стихи должны быть хорошо прожиты, а потом записаны кое-как, вроде: «Я помню чудное мгновенье». Воспользовавшись этой фразой, можно сказать, что спектакль хорошо прожит, а потом поставлен «кое-как»: просто, со знанием самого короткого пути к зрительским слезам и смеху.
Когда на сцене весь вечер два таких актера, как Гармаш и Ярмольник, – это уже само по себе способно принести успех. Создатели спектакля не просчитались. Первую и самую решающую ставку они сделали на знаменитых исполнителей, любимцев публики.
Вторую ставку они сделали на саму ситуацию застолья с выпивоном в новогоднюю ночь, в которой обаятельные персонажи делятся самым сокровенным из своей личной жизни – у одного, который побогаче и познаменитей, жена ушла вместе с ребенком в канун этой самой новогодней ночи, через какое-то время выяснится, что ребенок не их, а взят из приюта. Так на героя Ярмольника ложится тень сострадания. Надо же, какие люди! Гуманные… У второго, которого играет Гармаш, в жизни все значительно скромнее и натуральнее. Дети – свои. Жена беспокоится только об одном – как бы он в эту новогоднюю ночь не хватил лишнего. А он, конечно, хватил. Иначе зачем вся эта история с нетрезвыми откровениями, взаимной любовью и верностью до гробовой доски? Когда мужчины, особенно такого склада, как герой Гармаша, выпивают, у них все получается именно так – до гробовой доски, до зеленых соплей, до душевного раздера. Это очень по-русски, по-нашенски – рвать рубаху на груди. Зритель на это, конечно, реагирует. А Михаил (это герой Гармаша) все активнее и активнее, все сильнее и сильнее обнажает свою русскую душу, и в сознание зрителя невольно закрадывается мысль: необязательно быть таким респектабельным и успешным, как еврей Цандер (еврейская тема звучит в спектакле нарочито и подчеркнуто добродушно, как бы внушая мысль о том, что издержки антисемитизма в нашей стране остались в далеком прошлом).
В общем, слово за слово: диалоги, монологи, не совсем трезвые выкрики, душераздирающие откровения – и зал взят в плен, бушуют эмоции, звучит бравурный смех и легонькое подхихикивание. Но под финал история резко переворачивается, переходит в иное русло. Поэту Давиду Самойлову принадлежит такая фраза: «Стихи должны быть хорошо прожиты, а потом записаны кое-как, вроде: «Я помню чудное мгновенье». Воспользовавшись этой фразой, можно сказать, что спектакль хорошо прожит, а потом поставлен «кое-как»: просто, со знанием самого короткого пути к зрительским слезам и смеху.
