В начале сезона Олег Табаков на сборе труппы театра сказал, что с интересом ждет премьеры спектакля «с кратким, но емким названием «Яйцо», который на Малой сцене театра ставит муж Дарьи Юрской – Магомед Чегер». Премьера, наконец, состоялась. Но в программке под названием спектакля был указан весьма редкий для русского театра жанр – флэш, а ниже – пояснение: давать отблески, отражать, выставлять напоказ.
В этом произведении французского драматурга Фелисьена Марсо (известного исследователя патологических, низменных свойств людей) и в самом деле все наизнанку, многое выставлено напоказ. Но сделано это настолько деликатно, что, разбирая интимные стороны человеческой жизни, режиссер и артисты избегают пошлости. Они словно заняли позицию над схваткой, словно очутились в лаборатории человеческих пороков.
Впрочем, главный порок здесь один. Центральный герой пьесы Мажис (Эдуард Чекмазов) недоволен собственной жизнью, он стремится убежать от судьбы, попасть в мир глянца – благополучных, модных людей; жить в окружении красивых женщин, иметь деньги и власть. На первый взгляд это ситуация, многократно описанная в мировой литературе (скажем, в «Милом друге» Мопассана или в пьесе Островского «На всякого мудреца довольно простоты»). Но Фелисьен Марсо рассматривает ее на другом, более современном уровне. Интриги героев XIX века были не столь жестоки и все же менее циничны, чем у наших современников.
В начале спектакля Мажис склонился над поломанным радиоприемником: «Здесь все дело в том, чтобы найти систему. Как и в жизни… Но систему в радиоприемнике можно увидеть-потрогать… Лампы, провода… Она строго научна. А вот в жизни… Но однажды эту систему я обнаружил». В представлении Мажиса система «красивого мира» похожа на яйцо с окаменелой скорлупой. Чтобы проникнуть внутрь, ее нужно разбить, причем самым изощренным способом. Чем выше ступень хочешь занять, тем греховнее твои поступки. Сперва это ложь, затем предательство и, наконец, убийство.
Поначалу канва спектакля напоминает комедию. Вот Мажис вспоминает, как в 19 лет он пытался лишиться невинности. И чем фанатичнее было его желание, тем в более нелепых ситуациях он оказывался. Затем он начал воровать деньги в магазине, а чтобы его не разоблачили, стал любовником не слишком молодой кассирши. Но, как ни странно, ложь раз за разом помогала ему двигаться к цели – молодой человек с деньгами все же отличается от бедняка. Затем он поставил эксперимент над родной сестрой, которую бросил жених. Путем интриг и шантажа смог вернуть для нее жениха, но радуется не воцарившейся справедливости, а исключительно тому, что научился воздействовать на людей. Эдуард Чекмазов играет Мажиса как страшно закомплексованного, но смазливого человека – из тех, кто пойдет по трупам, пока не добьется своего. Причем в самом прямом смысле. Сперва он «вычислит» любовника своей жены и станет требовать от него денег, а когда и этого будет мало, – сам же убьет жену, свалив вину на любовника.
Мажис предстает в спектакле в двух ипостасях – мы одновременно видим его молодым и пожилым. Пожилого (в программке эта роль названа философски – Хозяин) играет Авангард Леонтьев, который с высоты своих лет, в бархатном домашнем халате вспоминает-оценивает свои поступки. Но эти его «оценки» яйца выеденного не стоят. Сегодня он действительно внутри скорлупы, Хозяин жизни. Авангард Леонтьев сыграл своего Мажиса без излишней эмоциональности – холодными, скупыми красками точно передал пустоту карьериста, но в этой «сдержанности» – та самая скрытность, отражение системы.
Впрочем, главный порок здесь один. Центральный герой пьесы Мажис (Эдуард Чекмазов) недоволен собственной жизнью, он стремится убежать от судьбы, попасть в мир глянца – благополучных, модных людей; жить в окружении красивых женщин, иметь деньги и власть. На первый взгляд это ситуация, многократно описанная в мировой литературе (скажем, в «Милом друге» Мопассана или в пьесе Островского «На всякого мудреца довольно простоты»). Но Фелисьен Марсо рассматривает ее на другом, более современном уровне. Интриги героев XIX века были не столь жестоки и все же менее циничны, чем у наших современников.
В начале спектакля Мажис склонился над поломанным радиоприемником: «Здесь все дело в том, чтобы найти систему. Как и в жизни… Но систему в радиоприемнике можно увидеть-потрогать… Лампы, провода… Она строго научна. А вот в жизни… Но однажды эту систему я обнаружил». В представлении Мажиса система «красивого мира» похожа на яйцо с окаменелой скорлупой. Чтобы проникнуть внутрь, ее нужно разбить, причем самым изощренным способом. Чем выше ступень хочешь занять, тем греховнее твои поступки. Сперва это ложь, затем предательство и, наконец, убийство.
Поначалу канва спектакля напоминает комедию. Вот Мажис вспоминает, как в 19 лет он пытался лишиться невинности. И чем фанатичнее было его желание, тем в более нелепых ситуациях он оказывался. Затем он начал воровать деньги в магазине, а чтобы его не разоблачили, стал любовником не слишком молодой кассирши. Но, как ни странно, ложь раз за разом помогала ему двигаться к цели – молодой человек с деньгами все же отличается от бедняка. Затем он поставил эксперимент над родной сестрой, которую бросил жених. Путем интриг и шантажа смог вернуть для нее жениха, но радуется не воцарившейся справедливости, а исключительно тому, что научился воздействовать на людей. Эдуард Чекмазов играет Мажиса как страшно закомплексованного, но смазливого человека – из тех, кто пойдет по трупам, пока не добьется своего. Причем в самом прямом смысле. Сперва он «вычислит» любовника своей жены и станет требовать от него денег, а когда и этого будет мало, – сам же убьет жену, свалив вину на любовника.
Мажис предстает в спектакле в двух ипостасях – мы одновременно видим его молодым и пожилым. Пожилого (в программке эта роль названа философски – Хозяин) играет Авангард Леонтьев, который с высоты своих лет, в бархатном домашнем халате вспоминает-оценивает свои поступки. Но эти его «оценки» яйца выеденного не стоят. Сегодня он действительно внутри скорлупы, Хозяин жизни. Авангард Леонтьев сыграл своего Мажиса без излишней эмоциональности – холодными, скупыми красками точно передал пустоту карьериста, но в этой «сдержанности» – та самая скрытность, отражение системы.
