Большой театр обзавелся двумя новыми – и отличными – спектаклями, купленными за границей. Балет «Рубины» Джордж Баланчин сделал в 1967 году, спектакль «Херман-Шмерман» Уильям Форсайт сочинил на двадцать пять лет позже. Что между ними общего? На первый взгляд ничего, кроме уровня славы авторов: оба считаются классиками.
«Рубины» на музыку Стравинского похожи и на дорогое колье, и на клумбу, засаженную пурпурными розами: Баланчин не случайно сравнивал себя с садовником, а своих балерин именовал цветами. В постановке нет сюжета и традиционных балетных героинь, но танцовщицы чувствуют себя королевами, правда с Бродвея. «Херман-Шмерман» на современную «точечную» музыку Тома Виллемса, наоборот, далек от любых аллегорий, начиная с бессмысленного наименования. Группа солистов в черно-желтых костюмах от Версаче пластически «выпендривается» и «оттягивается», демонстрируя умение гнуться, словно упругая сталь, и закручиваться, как лента Мебиуса. Если называть вещи своими именами, этот балет – просто форма организации тел на пространстве сцены.
Баланчин ушел от наивной повествовательности, предпочитая напрямую общаться с музыкой. А в коротких спектаклях Форсайта, перед постановками читающего Гегеля, танец разродился интеллектуализмом новейшего времени. У петербуржца Баланчина, творившего в Америке, торжествует самодовлеющая выразительность танца, замешенная на пружинистой, «выстреливающей» манере двигаться. У американца Форсайта, работающего в Германии, от предшественников вообще остались рожки да ножки – он добавил математический расчет, бешеную скорость и жесткую, до жестокости, эксплуатацию тела.
В голливудском фильме «Мисс конгениальность» специалист по дрессировке девушек на конкурсах красоты натаскивает героиню Сандры Баллок, играющей замаскированного сотрудника полиции. И, отчаявшись придать деловитой девице толику женственности, кричит: «Это все равно, что перегонять кислород в углекислый газ». На репетициях премьеры наши артисты попали в схожую ситуацию. Уже Баланчин, сложно отклоняющий тела от вертикальной оси, требовал повышенного профессионального внимания. А познать секреты ураганного форсайтовского «беспредела» нашим артистам было так же трудно, как мыши съесть кота. Впечатление от нашего исполнения западных балетов описано английской поговоркой: тот же человек, но другая шляпа. Но в итоге, впав-таки в нужный энергетический транс, солисты Большого отработали и дергано-быструю первую часть «Хермана-Шмермана», и обманчиво-медленную вторую. Так ведь и полицейская Баллок в итоге выиграла конкурс...
Форсайтовские аттракционы означают, что Большой не адресует эту премьеру сентиментальным бабушкам, привыкшим рыдать над страданиями кукольных персонажей. Театр надеется завлечь молодежь, с которой надо говорить на современном языке. А Баланчин понравится тем, кто оценит афоризм автора «Рубинов»: любая встреча мужчины и женщины на сцене – уже любовная история.
Баланчин ушел от наивной повествовательности, предпочитая напрямую общаться с музыкой. А в коротких спектаклях Форсайта, перед постановками читающего Гегеля, танец разродился интеллектуализмом новейшего времени. У петербуржца Баланчина, творившего в Америке, торжествует самодовлеющая выразительность танца, замешенная на пружинистой, «выстреливающей» манере двигаться. У американца Форсайта, работающего в Германии, от предшественников вообще остались рожки да ножки – он добавил математический расчет, бешеную скорость и жесткую, до жестокости, эксплуатацию тела.
В голливудском фильме «Мисс конгениальность» специалист по дрессировке девушек на конкурсах красоты натаскивает героиню Сандры Баллок, играющей замаскированного сотрудника полиции. И, отчаявшись придать деловитой девице толику женственности, кричит: «Это все равно, что перегонять кислород в углекислый газ». На репетициях премьеры наши артисты попали в схожую ситуацию. Уже Баланчин, сложно отклоняющий тела от вертикальной оси, требовал повышенного профессионального внимания. А познать секреты ураганного форсайтовского «беспредела» нашим артистам было так же трудно, как мыши съесть кота. Впечатление от нашего исполнения западных балетов описано английской поговоркой: тот же человек, но другая шляпа. Но в итоге, впав-таки в нужный энергетический транс, солисты Большого отработали и дергано-быструю первую часть «Хермана-Шмермана», и обманчиво-медленную вторую. Так ведь и полицейская Баллок в итоге выиграла конкурс...
Форсайтовские аттракционы означают, что Большой не адресует эту премьеру сентиментальным бабушкам, привыкшим рыдать над страданиями кукольных персонажей. Театр надеется завлечь молодежь, с которой надо говорить на современном языке. А Баланчин понравится тем, кто оценит афоризм автора «Рубинов»: любая встреча мужчины и женщины на сцене – уже любовная история.