Сегодня день рождения отмечает Алла Демидова – лауреат премии «Звезда Театрала» в самой почетной номинации «Легенда сцены». Ведущая актриса любимовской «Таганки», Раневская в «Вишневом саде» Эфроса, Федра – у Виктюка, Медея – у Терзопулоса. Актриса, которая снималась в «Зеркале» Тарковского и в «Настройщике» Муратовой, написала множество книг и подготовила десятки поэтических композиций, она и по сей день не боится экспериментов в профессии. «Театрал» поздравляет Аллу Сергеевну с праздником и публикует фрагменты из ее интервью и книг – «о времени и о себе».
***
Что такое время, по-вашему? Это пространство или люди, которые в нем живут? С одной стороны, людей много, и они все разные, с другой – в чем-то все одинаковые…
Если говорить о времени в философском смысле, можно найти какие-то слова. А когда я говорю о своем ощущении времени, а вы о своем ощущении – это все чисто подсознательное. Еще не найдены слова, которые определяют это состояние. Во всяком случае, все соединяется: моя жизнь, мой опыт, люди, с которыми я сегодня встречаюсь или встречалась раньше. И что вижу из окна или вижу, когда гуляю где-то или куда-то еду. Это все впитывается. Вот это – время.
Надо разграничивать время как культурологическое понятие, когда вы разбиваете на периоды – время 60-х годов, 70-х, 80-х, время нулевых. Это одно. Например, как у Эрдмана в «Самоубийце»: «Что такое секунда? Тик-так. Да, тик-так. И стоит между тиком и таком стена». «Тик» – это то, что было, но и «так» – тоже уже прошло. Где оно, сегодняшнее время?
Конфуций говорил: время стоит, бежите – вы. Это мы движемся в его протяженности. Это наша биография. Это я живу, накапливаю, что-то понимаю или не понимаю. Ошибаюсь. Исправляю. Корректирую. Встречаю. Что-то нравится, что-то не нравится и так далее. Это, собственно, каждый раз субъективное понятие. И чем оно субъективнее, тем интересней художник. Тем он убедительней. Тем он больше захватывает людей в свое пространство. А некоторые просто живут и об этом не думают. Просто живут и свой талант употребляют на что-то другое. Наш актерский талант – это все вбирать в себя, а потом из этого создавать образы и характеры.
***
У меня премьера каждый раз, даже когда я просто читаю Ахматову или Цветаеву. Я их читаю часто, но перед каждым концертом готовлю новую подборку стихов.
***
Вот вы говорите – время… Но я не понимаю, что такое время. Я только понимаю свои ощущения, свою вибрацию и свое желание прочитать то или иное стихотворение. А совпадает ли это со временем? Может быть, совпадает, потому что залы переполнены.
***
...Судьба подарила мне встречи со многими людьми, но моя эгоистическая память фиксировала только то, что касалось меня. Обычно осуждают людей, которые пишут «я и ...». А как же по-другому? Ведь это я пишу, потому — «я и имярек». Театровед или литературовед восстанавливает портрет человека, даже и не зная его близко. Но это совсем другое. А когда ты хорошо знаешь человека, он поворачивается к тебе только той стороной, которой хочет повернуться. Например, Высоцкий был очень многогранен, а ко мне всегда поворачивался одной и той же стороной. Я видела и другие его стороны, но ко мне они отношения не имели. Поэтому некоторые мои воспоминания кажутся однобокими и короткими. Я ведь специально не рисую многогранник, я показываю только одну сторону — «я и ...».
* * *
В своих записных книжках Ахматова заметила про одного писателя: «…самое страшное: он никогда ничего не вспоминает». Для Ахматовой, да и для любого нормального человека, память – ценный дар Бога. Ее стихотворение «Есть три эпохи у воспоминаний» хотелось бы привести полностью, но я просто напоминаю о нем читателю. Оно слишком известно.
У меня… с памятью плохо. События налезают друг на друга, и я не запоминаю последовательности. Я забываю имена, цифры, рассказанные кем-то анекдоты, плохо запоминаю лица. Память держит только тексты пьес и стихи. Тексты пьес я вспоминаю по мизансценам, если прохожу их мысленно. Стихи же можно уложить в «быструю» и «дальнюю» память. Быстрая нужна, когда необходимо запомнить текст для кино или телевидения, когда же читаю стихи на эстраде, то запоминаю их, перекладывая слова на образы или цвета, а лучше – на мысленные цветные картинки. Тогда и возникает «дальняя память».
***
Если бы меня спросили, что меня привлекало как актрису в современной женщине, то в шестидесятые годы, я бы сказала — талант, в семидесятые — женственность, в восьмидесятые — духовность. А сейчас — терпение.
***
У меня бывали разные работы, и они все для меня – эксперименты. Даже если роль была классическая, то я все равно играла ее не так, как играли до меня. Поэтому любая роль – эксперимент. Я никогда не пользовалась своими старыми заготовками. Но актер, он и скульптор, и материал. Так или иначе, но материал – я. И от этого никуда не денешься. Я леплю из себя, и это все равно узнаваемо. Это вначале, в «Дневных звездах», когда меня заметили, говорили: «Ах, какая странная!» – а сейчас: «Слишком узнаваема». Но внутренне все равно каждая роль для меня – это всегда что-то новое. Всегда опасное.
***
В Древней Греции были совершенно другие отношения с богами. Спектакль начинали на рассвете. Действие шло целый день. Зрители ели, пили, занимались любовью, кто уходил, кто спал. Когда солнце в зените, звучали основные женские монологи, потому что все женщины — внучки солнца. Вместе с солнцем на закате умирали все герои. И актеры, конечно, не думали о зрителях, они играли для бога Дионисия. Но люди потеряли эту связь с космосом и с богами. Когда произошел этот разрыв, театра фактически и не стало. Остались какие-то мистерии, площадные театры, все рождалось заново. Недаром «Гамлет» считается великой пьесой — это попытка соединения человека с космосом…. Мне кажется, что сегодня вновь происходит такое соединение. Это не смена мировоззрений, не богоискательство, которое было в начале XX века, а ощущение, что рядом с нами «кричит наш дух, изнемогает плоть, рождая орган для шестого чувства».
***
…В названии всех моих книг так или иначе зашифровано зеркало. Первую книгу я назвала «Вторая реальность» (то есть отраженная), вторую — «Тени зазеркалья»… Я люблю зеркала. Но отношение к зеркалу у меня мистическое. В японском театре «Но» перед выходом на сцену есть, как говорят, зеркальная комната. Актер, отражаясь во множестве зеркал, должен внутренне сконцентрировать эти отражения в одно и только после этого выйти на сцену.
***
Что такое время, по-вашему? Это пространство или люди, которые в нем живут? С одной стороны, людей много, и они все разные, с другой – в чем-то все одинаковые…
Если говорить о времени в философском смысле, можно найти какие-то слова. А когда я говорю о своем ощущении времени, а вы о своем ощущении – это все чисто подсознательное. Еще не найдены слова, которые определяют это состояние. Во всяком случае, все соединяется: моя жизнь, мой опыт, люди, с которыми я сегодня встречаюсь или встречалась раньше. И что вижу из окна или вижу, когда гуляю где-то или куда-то еду. Это все впитывается. Вот это – время.
Надо разграничивать время как культурологическое понятие, когда вы разбиваете на периоды – время 60-х годов, 70-х, 80-х, время нулевых. Это одно. Например, как у Эрдмана в «Самоубийце»: «Что такое секунда? Тик-так. Да, тик-так. И стоит между тиком и таком стена». «Тик» – это то, что было, но и «так» – тоже уже прошло. Где оно, сегодняшнее время?
Конфуций говорил: время стоит, бежите – вы. Это мы движемся в его протяженности. Это наша биография. Это я живу, накапливаю, что-то понимаю или не понимаю. Ошибаюсь. Исправляю. Корректирую. Встречаю. Что-то нравится, что-то не нравится и так далее. Это, собственно, каждый раз субъективное понятие. И чем оно субъективнее, тем интересней художник. Тем он убедительней. Тем он больше захватывает людей в свое пространство. А некоторые просто живут и об этом не думают. Просто живут и свой талант употребляют на что-то другое. Наш актерский талант – это все вбирать в себя, а потом из этого создавать образы и характеры.
***
У меня премьера каждый раз, даже когда я просто читаю Ахматову или Цветаеву. Я их читаю часто, но перед каждым концертом готовлю новую подборку стихов.
***
Вот вы говорите – время… Но я не понимаю, что такое время. Я только понимаю свои ощущения, свою вибрацию и свое желание прочитать то или иное стихотворение. А совпадает ли это со временем? Может быть, совпадает, потому что залы переполнены.
***
...Судьба подарила мне встречи со многими людьми, но моя эгоистическая память фиксировала только то, что касалось меня. Обычно осуждают людей, которые пишут «я и ...». А как же по-другому? Ведь это я пишу, потому — «я и имярек». Театровед или литературовед восстанавливает портрет человека, даже и не зная его близко. Но это совсем другое. А когда ты хорошо знаешь человека, он поворачивается к тебе только той стороной, которой хочет повернуться. Например, Высоцкий был очень многогранен, а ко мне всегда поворачивался одной и той же стороной. Я видела и другие его стороны, но ко мне они отношения не имели. Поэтому некоторые мои воспоминания кажутся однобокими и короткими. Я ведь специально не рисую многогранник, я показываю только одну сторону — «я и ...».
* * *
В своих записных книжках Ахматова заметила про одного писателя: «…самое страшное: он никогда ничего не вспоминает». Для Ахматовой, да и для любого нормального человека, память – ценный дар Бога. Ее стихотворение «Есть три эпохи у воспоминаний» хотелось бы привести полностью, но я просто напоминаю о нем читателю. Оно слишком известно.
У меня… с памятью плохо. События налезают друг на друга, и я не запоминаю последовательности. Я забываю имена, цифры, рассказанные кем-то анекдоты, плохо запоминаю лица. Память держит только тексты пьес и стихи. Тексты пьес я вспоминаю по мизансценам, если прохожу их мысленно. Стихи же можно уложить в «быструю» и «дальнюю» память. Быстрая нужна, когда необходимо запомнить текст для кино или телевидения, когда же читаю стихи на эстраде, то запоминаю их, перекладывая слова на образы или цвета, а лучше – на мысленные цветные картинки. Тогда и возникает «дальняя память».
***
Если бы меня спросили, что меня привлекало как актрису в современной женщине, то в шестидесятые годы, я бы сказала — талант, в семидесятые — женственность, в восьмидесятые — духовность. А сейчас — терпение.
***
У меня бывали разные работы, и они все для меня – эксперименты. Даже если роль была классическая, то я все равно играла ее не так, как играли до меня. Поэтому любая роль – эксперимент. Я никогда не пользовалась своими старыми заготовками. Но актер, он и скульптор, и материал. Так или иначе, но материал – я. И от этого никуда не денешься. Я леплю из себя, и это все равно узнаваемо. Это вначале, в «Дневных звездах», когда меня заметили, говорили: «Ах, какая странная!» – а сейчас: «Слишком узнаваема». Но внутренне все равно каждая роль для меня – это всегда что-то новое. Всегда опасное.
***
В Древней Греции были совершенно другие отношения с богами. Спектакль начинали на рассвете. Действие шло целый день. Зрители ели, пили, занимались любовью, кто уходил, кто спал. Когда солнце в зените, звучали основные женские монологи, потому что все женщины — внучки солнца. Вместе с солнцем на закате умирали все герои. И актеры, конечно, не думали о зрителях, они играли для бога Дионисия. Но люди потеряли эту связь с космосом и с богами. Когда произошел этот разрыв, театра фактически и не стало. Остались какие-то мистерии, площадные театры, все рождалось заново. Недаром «Гамлет» считается великой пьесой — это попытка соединения человека с космосом…. Мне кажется, что сегодня вновь происходит такое соединение. Это не смена мировоззрений, не богоискательство, которое было в начале XX века, а ощущение, что рядом с нами «кричит наш дух, изнемогает плоть, рождая орган для шестого чувства».
***
…В названии всех моих книг так или иначе зашифровано зеркало. Первую книгу я назвала «Вторая реальность» (то есть отраженная), вторую — «Тени зазеркалья»… Я люблю зеркала. Но отношение к зеркалу у меня мистическое. В японском театре «Но» перед выходом на сцену есть, как говорят, зеркальная комната. Актер, отражаясь во множестве зеркал, должен внутренне сконцентрировать эти отражения в одно и только после этого выйти на сцену.
