«Мы на парадной лестнице. Сделана она под итальянское Возрождение, под ренессансный палаццо. Попадаешь сюда и стоишь, как будто внутри шкатулки, прикрытой резной крышкой», – рассказывает заведующая музеем Театра им. Ленсовета Вера Матвеева. Специально для «Театрала» она провела экскурсию по закулисью и всем залам здания, которому почти 200 лет. Оно охраняется государством как памятник архитектуры. И, конечно, при постройке не имело никакого отношения к театру.
– В реестре охраны мы называемся по имени первых владельцев – «дом Корсаковых»: сначала – небольшой особнячок, ещё во второй половине XVIII века, где столовался Дени Дидро, гостивший при дворе Екатерины II, а потом – уже практически дворец, который был построен на старом фундаменте.
Парадная анфилада
Поднимаемся на второй этаж. Литературные и музыкальные салоны, приемы гостей, балы – вся светская жизнь во времена Корсаковых-Голицыных проходила здесь.
Заходим в анфиладу, с окнами на Владимирский проспект, и сразу из ренессанса попадаем в барокко – это зала а-ля Растрелли. Три года назад здесь провели научную, подробную реставрацию. В советское время золото было полностью утрачено, потолочная лепнина просто заштукатурена, а шикарные двери – закрашены белой масляной краской. Реставраторы всё восстановили, причем в технике XIX века. Как хирурги работали: на дверях даже есть набивка по золоту, тончайший рисунок, а золото наверху – и глянцевое, и матовое. Игра фактуры сделана за счет разных технологий золотого напыления. Совершенно уникальная работа – абсолютно как в Зимнем дворце, как в Царском Селе.
Театральный буфет
Это наша зрительская ресторация. Сделана она под итальянские патио, внутренние дворики ренессансных палаццо. Бывшая парадная столовая семьи Корсаковых-Голицыных. Здесь проходили банкеты и торжества, на Рождество стояла ёлка и собирались гости. Её реставраторы тоже привели в идеальный порядок: расчистили мрамор, поменяли зеркала.
«Новый театр»
Двери ресторации открываются во вторую парадную залу, и тут появляется экспозиция по истории Театра имени Ленсовета. Его первое имя – «Новый театр». Родился он 19 ноября 1933 года, но не здесь, а по адресу Невский проспект 20 – в доме бывшей голландской церкви. После пожара коллектив переехал на Рубинштейна 13. Сейчас это детский музыкальный театр «Зазеркалье», а раньше – дом самодеятельного творчества, при котором возник знаменитый ленинградский рок-клуб. То есть очень знаковое для города место. Оттуда в ноябре 1940-го «Новый театр» уехал на Дальний Восток, играть для войск дальневосточного округа. И потом всю войну работал в городах Сибири и Урала, выпускал новые спектакли, а не только те, что привез с собой эшелоном. И когда после Победы они вернулись в Ленинград, то могли тут же начать ежевечернюю репертуарную деятельность. Но здание на Рубинштейна 13 было насквозь прошито авиабомбой, и труппе дали новый адрес – на Владимирском проспекте 12. С 1945 года здесь жил «Новый театр», можно сказать, совершивший подвиг военных лет. К 20-летию коллектива ему было торжественно присвоено имя Ленинградского Совета – как награда, как орден на грудь.
От князей – к купцам
Третья парадная зала называется «Дубовой», потому что двери и наличники сделаны из морёного дуба, как и потрясающей красоты камин с гербом Голицыных. Как же он тут появился? Редкая случилась история по тем временам. Девушка из богатой семьи Корсаковых вышла замуж за князя Голицына, с титулом, но без денег, – и из родительского гнезда не уехала. Молодожены поселились здесь. Оба были экстравертного типа, жили на широкую ногу и приданое благополучно промотали. Дети, вступив в наследство, обнаружили, что дом трижды заложен под проценты, и, расплачиваясь по долгам, были вынуждены выставить его на муниципальные торги.
В 1860 году дом купило Русское купеческое общество, которое только образовалось в Петербурге и искало для себя, как бы сейчас сказали, офисное помещение. Очень быстро это место стало называться Купеческим клубом, а в парадной столовой появился шикарный клубный ресторан. Эта арка была входом в огромный танцевальный зал, где сначала проходили балы Корсаковых-Голицыных, а потом все увеселительные мероприятия новых владельцев. До самой революции 1917 года.
Театральная «перестройка»
После революции дому, в принципе, очень повезло. Здесь не разместилась ни казарма, ни тюрьма, ни склад, ни бассейн. Мы прекрасно знаем, что в домах такого типа – и в Петербурге, и в Москве, и по стране – бывало разное, если их вообще не стирали с лица земли. Сюда же сразу поселили культуру: один за другим заезжали всякие революционные театрики – и бальный зал перестроили. Теперь это наша сцена и зрительный зал.
Самый крупный театр, который здесь жил до войны, назывался Новый ТЮЗ Зона. Борис Вульфович Зон – очень известная фигура. Он и режиссер, и прямой ученик Станиславского, а самое главное – потрясающий педагог, профессор театрального института на Моховой, где выпустил 16 курсов. Среди его учеников – много великих людей, в том числе и Алиса Фрейндлих. В 1936-м Борис Вульфович выпустил очередной курс, и он был настолько сильный, что городское начальство решило не распылять ребят по разным труппам, а сохранить как единый коллектив, поселить сюда и открыть ТЮЗ Зона. Почему «новый»? Потому что с начала 20-х годов уже действовал наш знаменитый ленинградский ТЮЗ под руководством Александра Александровича Брянцева. Прожили они здесь недолго, с 1936-го по 1941 год. Ребятки ушли на фронт, мало кто вернулся, и после войны Новый ТЮЗ уже не возобновил свою работу.
Зимний сад
Идем дальше. Это большое красивое фойе перестроили как раз под Новый ТЮЗ Зона. Что здесь было раньше? Во-первых, все колонны XIX века были не классические, как сейчас, а тонкие, витые, чугунные. Реставраторы нашли и оставили один фрагмент. Остальные не уцелели из-за коррозии. Почему? Дело в том, что на колоннах крепились огромные чаши с водой и растения: монстеры, диффенбахии, кувшинки, лианы и т.д. По центру бил трёхъярусный фонтан. И всё это пространство было шикарным зимним садом, куда люди выходили с бала, а потом направлялись в ресторацию.
Эта стена с высокими окнами выходит на наш театральный дворик и на флигель, где сосредоточилось всё закулисье. Раньше там жили слуги, там же была инфраструктура, которая позволяла обслуживать дом – кухня, столярка, слесарка, конюшня и т.д. Так вот, когда здесь находился зимний сад, вся эта стена была стеклянная, как в оранжерее, потому что растения нуждались в дневном свете. Сад уничтожили в 30-е годы, когда перестраивали здание под Новый ТЮЗ. Это называлось «борьбой с буржуазными пережитками», но дело, конечно, в другом – он требовал рук, он требовал ухода. Ну а какие в советском ТЮЗе садовники, оранжерейщики? Интерьер изменили, а стена оставалась стеклянной, пока её не вышибло взрывной волной. Во время блокады авиабомба попала как раз во флигель. После войны восстанавливать её не стали, потому что и зимнего сада уже не было.
«Большой человек»
О нашем театральном прошлом в фойе напоминают костюмы – абсолютно уникальные вещи. Когда смотришь на кружевное платье ручной работы, в котором Фрейндлих играла Раневскую в «Вишневом саде», или на костюм Владимирова, в котором он играл профессора Преображенского в «Собачьем сердце», испытываешь особые чувства. Для нас и для очень многих зрителей – для тех, кто связан с театром и по профессии, и по любви – эта история, эта связь с прошлым, она как будто все время присутствует.
Во-первых, здесь работает шесть поколений учеников Игоря Петровича, и волей-неволей имя Владимирова возникает. К 100-летию со дня его рождения мы усилиями многих людей подготовили книгу «Большой человек» – можно сказать, судьбоносную – и в прошлом году сумели её издать, несмотря на все пандемийные сложности. Это огромное число воспоминаний и уникальных фотоснимков, которые никогда и нигде не публиковались.
Во-вторых, имя Юрия Бутусова тоже постоянно на слуху. Он ушел, но остались его ученики: курс, который он выпускал в 2004-м вместе с тогдашним худруком Владиславом Пази, и выпуск 2014 года, выученный вместе с ученицей Владимирова Анной Алексахиной, на тот момент Юрий Николаевич был уже главным режиссером нашего театра. Кроме того, остались в репертуаре бутусовские спектакли. Их очень любят артисты и зрители, они по-прежнему приносят успех – и никто расставаться с ними не собирается.
А здесь гримировалась Алиса Фрейндлих
В закулисье – бывшем флигеле для слуг – понятно, очень тесно. Мы идем по женской половине, мужская – этажом выше: чтобы попасть на сцену, надо лесенку преодолеть. Комната отдыха – одна на всех. Здесь и репетиции проходят, и внутренние премьерные банкетики, и худсовет может собраться, и артисты интервью дать телевидению или прессе. Ну или телевизор посмотреть, за «Зенит» наш любимый поболеть.
Гримерки маленькие, узенькие. Персональных в Театре имени Ленсовета никогда не было. Здесь, например, в гримёрке № 5, жила Алиса Бруновна Фрейндлих, а с ней еще три-четыре актрисы. Женская костюмерная и мужская тоже расселены по разным этажам.
Слева по коридору – доска с прессой: новости о нескольких номинациях «Утиной охоты» на «Золотую Маску» и вручении «Золотого софита» актрисе-дебютантке Тане Трудовой. Справа светится расписание: все составы, репетиции, репертуар.
Кабинет Игоря Владимирова
Мимо закулисного буфета мы идем в знаковое для театра место – кабинет Игоря Владимирова. На входе, прислонившись к стене, стоит кукла солдата в форме рядового дореволюционных времен. Это Юрий Бутусов сюда поставил. Охранник наших творческих дел.
Когда Владимиров пришел в театр в ноябре 1960 года, здесь были зрительские туалеты. Он решил перенести их вниз, под парадную лестницу, а здесь оборудовать свой кабинет и репетиционную комнату. После Игоря Петровича тут поселился Бутусов и прекрасно ужился с аурой. Он ничего не менял, только больше фотографий своего предшественника повесил. И портрет Мейерхольда оставил, потому что Владимиров практически по прямой ему наследовал – обучался актерскому мастерству у Ирины Всеволодовны Мейерхольд. На столе – до сих пор личные вещи Игоря Петровича: и его очки, и его записная книжка. Лариса Луппиан, наш нынешний худрук, открыла ее на своей фамилии. Говорит, это помогает ей существовать. Кстати, кресло руководителя она не любит занимать – ей неуютно. Все наши творческие вопросы решает за общим столом.
Её открыли при Бутусове
Это выход в репетиционную комнату, куда Владимиров попадал прямо из кабинета. Другие режиссеры в ней тоже, конечно, работали, но вообще это было его личное пространство, особо любимое. Теперь тут наша Камерная сцена. Ее открыли в 2013 году при Юрии Бутусове. Здесь 50 посадочных мест. Сейчас минус 25%, совсем мало. Но артисты очень любят это пространство, потому что тут им дают возможность делать самостоятельные вещи, которые они потом предъявляют худруку, худсовету – и некоторые попадают в репертуар, как недавняя премьера «Колымские рассказы». Моноспектакль по Варламу Шаламову, который сделал Макс Фомин с артистом Марком Овчинниковым. Единственная проблема – здесь нельзя играть вечером, потому что разводка по звуку с большим залом невозможна. Спектакли идут днем и только по выходным. Но тут проводятся и пресс-конференции, и заседания худсовета и, естественно, репетиции.
На смену кариатидам
К театральным нуждам здание приспосабливалось по-разному. Низкий потолок над рестораном изначально был высоким, как и в смежном Колонном фойе. Но Владимиров переделал. Когда в 1974 году он выпускал первый актерский курс, где учились наши нынешние народные артисты Лариса Луппиан, Сергей Мигицко, Олег Леваков, Владимир Матвеев, то захотел всех «первенцев» оставить в театре и открыть для них свое пространство. Он же был по первой профессии инженер-кораблестроитель, сопроматом владел, ходил-ходил с проектировщиками по театру и в итоге придумал, что они уберут 16 кариатид, которые держали потолок ресторана, положат перекрытия и впишут туда Малую сцену. Так и сделали.
Место силы
И Игорь Петрович, и Владислав Борисович, и Юрий Николаевич очень любили смотреть спектакли из «рубки» звукорежиссера. Стул рядом с пультом звуковика – это место, откуда наши худруки-режиссёры следили за процессом. Потому что отсюда ты видишь весь зал, чувствуешь, как зрители реагируют на твой спектакль. Они понимали: спектакль – это то, что происходит между сценой и зрительным залом. Он случается только тогда, когда есть «ввинчивание» актерской и зрительской энергии друг в друга.
Кабинет Владимирова, а потом Бутусова, тоже можно назвать местом силы. Оттуда лучи творческой энергии расходились по всему театру. И сейчас Ларисе Луппиан, конечно, трудно. Она же не режиссер. Она артистка. Это другая психология. Но поскольку в Театре имени Ленсовета она 50 лет, то знает всех, знает, к кому и какой подход нужен, знает, что здесь было хорошо, а что было плохо. Это очень важные знания для руководства театром. Мы, естественно, ей помогаем, и она как демократичный человек всегда прислушивается. Потому что есть общий язык и самое главное – общие воспоминания. Это цементирует любой коллектив. Равно как и общие представления о том, что было успешно. Театр без успеха – это не театр.
– В реестре охраны мы называемся по имени первых владельцев – «дом Корсаковых»: сначала – небольшой особнячок, ещё во второй половине XVIII века, где столовался Дени Дидро, гостивший при дворе Екатерины II, а потом – уже практически дворец, который был построен на старом фундаменте.
Парадная анфилада
Поднимаемся на второй этаж. Литературные и музыкальные салоны, приемы гостей, балы – вся светская жизнь во времена Корсаковых-Голицыных проходила здесь.
Заходим в анфиладу, с окнами на Владимирский проспект, и сразу из ренессанса попадаем в барокко – это зала а-ля Растрелли. Три года назад здесь провели научную, подробную реставрацию. В советское время золото было полностью утрачено, потолочная лепнина просто заштукатурена, а шикарные двери – закрашены белой масляной краской. Реставраторы всё восстановили, причем в технике XIX века. Как хирурги работали: на дверях даже есть набивка по золоту, тончайший рисунок, а золото наверху – и глянцевое, и матовое. Игра фактуры сделана за счет разных технологий золотого напыления. Совершенно уникальная работа – абсолютно как в Зимнем дворце, как в Царском Селе. Театральный буфетЭто наша зрительская ресторация. Сделана она под итальянские патио, внутренние дворики ренессансных палаццо. Бывшая парадная столовая семьи Корсаковых-Голицыных. Здесь проходили банкеты и торжества, на Рождество стояла ёлка и собирались гости. Её реставраторы тоже привели в идеальный порядок: расчистили мрамор, поменяли зеркала.
«Новый театр»Двери ресторации открываются во вторую парадную залу, и тут появляется экспозиция по истории Театра имени Ленсовета. Его первое имя – «Новый театр». Родился он 19 ноября 1933 года, но не здесь, а по адресу Невский проспект 20 – в доме бывшей голландской церкви. После пожара коллектив переехал на Рубинштейна 13. Сейчас это детский музыкальный театр «Зазеркалье», а раньше – дом самодеятельного творчества, при котором возник знаменитый ленинградский рок-клуб. То есть очень знаковое для города место. Оттуда в ноябре 1940-го «Новый театр» уехал на Дальний Восток, играть для войск дальневосточного округа. И потом всю войну работал в городах Сибири и Урала, выпускал новые спектакли, а не только те, что привез с собой эшелоном. И когда после Победы они вернулись в Ленинград, то могли тут же начать ежевечернюю репертуарную деятельность. Но здание на Рубинштейна 13 было насквозь прошито авиабомбой, и труппе дали новый адрес – на Владимирском проспекте 12. С 1945 года здесь жил «Новый театр», можно сказать, совершивший подвиг военных лет. К 20-летию коллектива ему было торжественно присвоено имя Ленинградского Совета – как награда, как орден на грудь.
От князей – к купцамТретья парадная зала называется «Дубовой», потому что двери и наличники сделаны из морёного дуба, как и потрясающей красоты камин с гербом Голицыных. Как же он тут появился? Редкая случилась история по тем временам. Девушка из богатой семьи Корсаковых вышла замуж за князя Голицына, с титулом, но без денег, – и из родительского гнезда не уехала. Молодожены поселились здесь. Оба были экстравертного типа, жили на широкую ногу и приданое благополучно промотали. Дети, вступив в наследство, обнаружили, что дом трижды заложен под проценты, и, расплачиваясь по долгам, были вынуждены выставить его на муниципальные торги.
В 1860 году дом купило Русское купеческое общество, которое только образовалось в Петербурге и искало для себя, как бы сейчас сказали, офисное помещение. Очень быстро это место стало называться Купеческим клубом, а в парадной столовой появился шикарный клубный ресторан. Эта арка была входом в огромный танцевальный зал, где сначала проходили балы Корсаковых-Голицыных, а потом все увеселительные мероприятия новых владельцев. До самой революции 1917 года.
Театральная «перестройка»После революции дому, в принципе, очень повезло. Здесь не разместилась ни казарма, ни тюрьма, ни склад, ни бассейн. Мы прекрасно знаем, что в домах такого типа – и в Петербурге, и в Москве, и по стране – бывало разное, если их вообще не стирали с лица земли. Сюда же сразу поселили культуру: один за другим заезжали всякие революционные театрики – и бальный зал перестроили. Теперь это наша сцена и зрительный зал.
Самый крупный театр, который здесь жил до войны, назывался Новый ТЮЗ Зона. Борис Вульфович Зон – очень известная фигура. Он и режиссер, и прямой ученик Станиславского, а самое главное – потрясающий педагог, профессор театрального института на Моховой, где выпустил 16 курсов. Среди его учеников – много великих людей, в том числе и Алиса Фрейндлих. В 1936-м Борис Вульфович выпустил очередной курс, и он был настолько сильный, что городское начальство решило не распылять ребят по разным труппам, а сохранить как единый коллектив, поселить сюда и открыть ТЮЗ Зона. Почему «новый»? Потому что с начала 20-х годов уже действовал наш знаменитый ленинградский ТЮЗ под руководством Александра Александровича Брянцева. Прожили они здесь недолго, с 1936-го по 1941 год. Ребятки ушли на фронт, мало кто вернулся, и после войны Новый ТЮЗ уже не возобновил свою работу.
Зимний сад
Идем дальше. Это большое красивое фойе перестроили как раз под Новый ТЮЗ Зона. Что здесь было раньше? Во-первых, все колонны XIX века были не классические, как сейчас, а тонкие, витые, чугунные. Реставраторы нашли и оставили один фрагмент. Остальные не уцелели из-за коррозии. Почему? Дело в том, что на колоннах крепились огромные чаши с водой и растения: монстеры, диффенбахии, кувшинки, лианы и т.д. По центру бил трёхъярусный фонтан. И всё это пространство было шикарным зимним садом, куда люди выходили с бала, а потом направлялись в ресторацию.
Эта стена с высокими окнами выходит на наш театральный дворик и на флигель, где сосредоточилось всё закулисье. Раньше там жили слуги, там же была инфраструктура, которая позволяла обслуживать дом – кухня, столярка, слесарка, конюшня и т.д. Так вот, когда здесь находился зимний сад, вся эта стена была стеклянная, как в оранжерее, потому что растения нуждались в дневном свете. Сад уничтожили в 30-е годы, когда перестраивали здание под Новый ТЮЗ. Это называлось «борьбой с буржуазными пережитками», но дело, конечно, в другом – он требовал рук, он требовал ухода. Ну а какие в советском ТЮЗе садовники, оранжерейщики? Интерьер изменили, а стена оставалась стеклянной, пока её не вышибло взрывной волной. Во время блокады авиабомба попала как раз во флигель. После войны восстанавливать её не стали, потому что и зимнего сада уже не было.«Большой человек»
О нашем театральном прошлом в фойе напоминают костюмы – абсолютно уникальные вещи. Когда смотришь на кружевное платье ручной работы, в котором Фрейндлих играла Раневскую в «Вишневом саде», или на костюм Владимирова, в котором он играл профессора Преображенского в «Собачьем сердце», испытываешь особые чувства. Для нас и для очень многих зрителей – для тех, кто связан с театром и по профессии, и по любви – эта история, эта связь с прошлым, она как будто все время присутствует.
Во-первых, здесь работает шесть поколений учеников Игоря Петровича, и волей-неволей имя Владимирова возникает. К 100-летию со дня его рождения мы усилиями многих людей подготовили книгу «Большой человек» – можно сказать, судьбоносную – и в прошлом году сумели её издать, несмотря на все пандемийные сложности. Это огромное число воспоминаний и уникальных фотоснимков, которые никогда и нигде не публиковались.
Во-вторых, имя Юрия Бутусова тоже постоянно на слуху. Он ушел, но остались его ученики: курс, который он выпускал в 2004-м вместе с тогдашним худруком Владиславом Пази, и выпуск 2014 года, выученный вместе с ученицей Владимирова Анной Алексахиной, на тот момент Юрий Николаевич был уже главным режиссером нашего театра. Кроме того, остались в репертуаре бутусовские спектакли. Их очень любят артисты и зрители, они по-прежнему приносят успех – и никто расставаться с ними не собирается.
А здесь гримировалась Алиса ФрейндлихВ закулисье – бывшем флигеле для слуг – понятно, очень тесно. Мы идем по женской половине, мужская – этажом выше: чтобы попасть на сцену, надо лесенку преодолеть. Комната отдыха – одна на всех. Здесь и репетиции проходят, и внутренние премьерные банкетики, и худсовет может собраться, и артисты интервью дать телевидению или прессе. Ну или телевизор посмотреть, за «Зенит» наш любимый поболеть.
Гримерки маленькие, узенькие. Персональных в Театре имени Ленсовета никогда не было. Здесь, например, в гримёрке № 5, жила Алиса Бруновна Фрейндлих, а с ней еще три-четыре актрисы. Женская костюмерная и мужская тоже расселены по разным этажам.Слева по коридору – доска с прессой: новости о нескольких номинациях «Утиной охоты» на «Золотую Маску» и вручении «Золотого софита» актрисе-дебютантке Тане Трудовой. Справа светится расписание: все составы, репетиции, репертуар.
Кабинет Игоря Владимирова
Мимо закулисного буфета мы идем в знаковое для театра место – кабинет Игоря Владимирова. На входе, прислонившись к стене, стоит кукла солдата в форме рядового дореволюционных времен. Это Юрий Бутусов сюда поставил. Охранник наших творческих дел.
Когда Владимиров пришел в театр в ноябре 1960 года, здесь были зрительские туалеты. Он решил перенести их вниз, под парадную лестницу, а здесь оборудовать свой кабинет и репетиционную комнату. После Игоря Петровича тут поселился Бутусов и прекрасно ужился с аурой. Он ничего не менял, только больше фотографий своего предшественника повесил. И портрет Мейерхольда оставил, потому что Владимиров практически по прямой ему наследовал – обучался актерскому мастерству у Ирины Всеволодовны Мейерхольд. На столе – до сих пор личные вещи Игоря Петровича: и его очки, и его записная книжка. Лариса Луппиан, наш нынешний худрук, открыла ее на своей фамилии. Говорит, это помогает ей существовать. Кстати, кресло руководителя она не любит занимать – ей неуютно. Все наши творческие вопросы решает за общим столом.
Её открыли при Бутусове Это выход в репетиционную комнату, куда Владимиров попадал прямо из кабинета. Другие режиссеры в ней тоже, конечно, работали, но вообще это было его личное пространство, особо любимое. Теперь тут наша Камерная сцена. Ее открыли в 2013 году при Юрии Бутусове. Здесь 50 посадочных мест. Сейчас минус 25%, совсем мало. Но артисты очень любят это пространство, потому что тут им дают возможность делать самостоятельные вещи, которые они потом предъявляют худруку, худсовету – и некоторые попадают в репертуар, как недавняя премьера «Колымские рассказы». Моноспектакль по Варламу Шаламову, который сделал Макс Фомин с артистом Марком Овчинниковым. Единственная проблема – здесь нельзя играть вечером, потому что разводка по звуку с большим залом невозможна. Спектакли идут днем и только по выходным. Но тут проводятся и пресс-конференции, и заседания худсовета и, естественно, репетиции.
На смену кариатидам
К театральным нуждам здание приспосабливалось по-разному. Низкий потолок над рестораном изначально был высоким, как и в смежном Колонном фойе. Но Владимиров переделал. Когда в 1974 году он выпускал первый актерский курс, где учились наши нынешние народные артисты Лариса Луппиан, Сергей Мигицко, Олег Леваков, Владимир Матвеев, то захотел всех «первенцев» оставить в театре и открыть для них свое пространство. Он же был по первой профессии инженер-кораблестроитель, сопроматом владел, ходил-ходил с проектировщиками по театру и в итоге придумал, что они уберут 16 кариатид, которые держали потолок ресторана, положат перекрытия и впишут туда Малую сцену. Так и сделали.
Место силы
И Игорь Петрович, и Владислав Борисович, и Юрий Николаевич очень любили смотреть спектакли из «рубки» звукорежиссера. Стул рядом с пультом звуковика – это место, откуда наши худруки-режиссёры следили за процессом. Потому что отсюда ты видишь весь зал, чувствуешь, как зрители реагируют на твой спектакль. Они понимали: спектакль – это то, что происходит между сценой и зрительным залом. Он случается только тогда, когда есть «ввинчивание» актерской и зрительской энергии друг в друга.
Кабинет Владимирова, а потом Бутусова, тоже можно назвать местом силы. Оттуда лучи творческой энергии расходились по всему театру. И сейчас Ларисе Луппиан, конечно, трудно. Она же не режиссер. Она артистка. Это другая психология. Но поскольку в Театре имени Ленсовета она 50 лет, то знает всех, знает, к кому и какой подход нужен, знает, что здесь было хорошо, а что было плохо. Это очень важные знания для руководства театром. Мы, естественно, ей помогаем, и она как демократичный человек всегда прислушивается. Потому что есть общий язык и самое главное – общие воспоминания. Это цементирует любой коллектив. Равно как и общие представления о том, что было успешно. Театр без успеха – это не театр.
