
Зрительская любовь, которая казалась вечной и незыблемой, которая, как думалось, опекает и сохраняет театр от любых напастей, на деле в трудные наши времена дрогнула и отступила. Отступила перед натиском серой и злобной моли, выползшей вдруг из каких-то мутных чуланов и налетевшей на известные имена, на успешные спектакли, на прославленные театры. Эта моль преимущественно анонимна, как и всякая мелкая нечисть, которая существует исключительно за счет чужих талантов, паразитируя на них. В нормальные времена на подобные извращения природы никто бы и внимания не обратил, оставив это на долю психиатров. Но мы теперь живем во времена глобальных потрясений и тектонических сдвигов, когда правила приличия и нравственные нормы подвергаются немыслимым ранее испытаниям. Когда черное с легкостью объявляется белым, а добро становится наказуемым в угоду злу.
Сегодня правят бал анонимы и доносчики. По опрометчивой воле властей этой всеразъедающей моли дан зеленый свет. И многочисленные силовые структуры с небывалой ранее легкостью идут у нее на поводу. К ответу призывают не анонимов, не сомнительных личностей, которые ничем достойным в своей жизни не отмечены: к ответу призывают художника. И театр. Попытки высокого руководства (как это делала Валентина Матвиенко) предостеречь от «охоты на ведьм» или признание доносов отвратительным явлением (как говорил Дмитрий Песков) уже не могли остановить джина, выпущенного из бутылки. Печальных тому примеров за минувший сезон такое количество, что все уже и не упомнишь. Из самых недавних и громких – непродление контракта с одним из лучших режиссеров страны, художественным руководителем БДТ Андреем Могучим, спектакли которого не раз становились настоящим событием в театральной жизни.
Или арест режиссера Жени Беркович и драматурга Светланы Петрийчук за спектакль «Финист Ясный сокол», в котором доносчики усмотрели оправдание терроризма, а правоохранительная и судебная системы к доносчикам угодливо прислушались. И сделали это, притом что спектакль отмечен высшими театральными наградами, признан критиками не только достойным художественным творением, но и чрезвычайно убедительным произведением, разоблачающим коварную сущность поборников террора. Мало того, даже руководство ФСИН еще недавно приглашало этот спектакль для показа в колониях в просветительских и воспитательных целях – чтобы продемонстрировать заключенным наглядный урок антитеррора. Но теперь силовикам почему-то нет дела до всех этих признаний. Мнение сомнительных личностей стало для них более убедительным, чем оценки театральной общественности и десятков тысяч человек, открыто подписавших обращение в поддержку режиссера и драматурга.
Не менее абсурдная ситуация сложилась и с МДТ-Театром Европы, который внезапно опечатали и закрыли службы Роспотребнадзора. Предлог для такого решения выглядит настолько формальным и надуманным, что его даже сложно комментировать. Но факт остается фактом – из-за каких-то мелких и незначительных нарушений, которые легко устранимы, остановлена работа одного из ведущих и чрезвычайно успешных театров страны, сорваны запланированные показы, прославленный коллектив выбит из творческого ритма, а тысячи зрителей оставлены без спектаклей.
О том, какой урон от подобных действий наносится отечественной культуре, какой финансовый ущерб потерпит российский театр и бюджет – никто, похоже, и не задумывается. Во главе угла не здравый смысл, а чья-то мутная анонимная воля.
За все последние времена расцвета разрушительных доносов лишь однажды была предпринята достойная попытка привлечь к судебной ответственности ничтожных стукачей – Данила Козловский попытался вызвать доносчика к судебному барьеру. Но иск остался без рассмотрения. Суд отказался заниматься этим делом. И стукач ушел от ответа. А миллионы поклонников актера так и не поддержали своего кумира в попытке отстоять свое имя в честном и открытом судебном разбирательстве.
Бескорыстная зрительская любовь отступает перед натиском все разъедающей моли. Театр остается один на один с этой серой и зачастую безымянной массой, которой нет дела до того, что сегодня театральные стены остаются едва ли не единственным прибежищем добра и мудрости. Моль наступает. Зритель молчит. И театр становится все более беззащитным. Все более уязвимым. И отчаянно одиноким в этот сезон утраченной любви.