Актер театра «Ленком Марка Захарова» Павел Капитонов – яркий пример поговорки «с судьбой не поспоришь». Его отец – Евгений Павлович Капитонов, Заслуженный артист Украинской ССР, Лауреат Государственной премии СССР с ранних лет знакомил сына с театром и театральным закулисьем. И уже в пять лет Павел вышел на сцену Крымского академического русского театра им. Горького в спектакле «Да здравствует королева, виват!» Но самое удивительное, что и родился он, можно сказать, в театре, о чем и поведал читателям «Театрала».
– Я всегда говорю полушутя, что родился в театре, – рассказывает Павел Капитонов. – Но получается, что это практически правда, потому что из роддома меня принесли в общежитие, которое находилось в здании самого театра. А из общежития через дверь в конце коридора, можно было пройти в закулисную часть. Вот и получается, что я родился за кулисами Крымского академического русского театра. С раннего детства просто обожал ходить по всем цехам. Особенно мне нравилась техническая часть. Помню, мне было лет семь, отец взял меня на выездной спектакль в Севастополь, и я помогал осветителям включать свет. Дядя Валера Кустанович был начальником осветительного цеха, и он мне даже позволил покрутить пульт и перейти с одной картины на другую. Мне это очень нравилось. А однажды на гастролях во время перестановки картины я попытался помочь реквизиторам, но всё с грохотом уронил и потихонечку ретировался.
Еще любил сидеть в папиной гримерке и смотреть, как он после спектакля снимал с себя какие-то накладки – бороду, усы. Это вызывало у меня восторг. Кстати, был один ужасный момент на детском спектакле «Красная Шапочка». Я сижу в зале, на сцене папа играет Волка. В финале ему разрезают живот и оттуда появляются бабушка и Красная Шапочка. И когда всё закончилось, я побежал за кулисы к папе и искал на животе разрез. Конечно, надо мной смеялся не только папа, но и все артисты, занятые в спектакле. На самом деле у меня не было какого-то ужаса и психологической травмы, но было чувство, что с папочкой так поступать нельзя!
Мне очень нравились поклоны на детских спектаклях, потому что папа со сцены всегда мне подмигивал. Я был горд, всем своим видом показывая остальным детям – понимаете, с кем вы здесь сидите?
Я и дома устраивал театр, развешивал занавес, использовал фильмоскоп в качестве прожектора, приводил друзей, и мы ставили сценки. Потом увлекся кукольным театром и мне на день рождения подарили специальный набор с реквизитом. Мы с ребятами во дворе ставили кукольные спектакли, устраивали театрализованные представления. Зрителями были жители двора, в основном, старушки.
Когда мне было четыре года я попал в санаторий в период Новогодних праздников и там проходил утренник, на котором мне надо было изобразить Новый 1974 год. После слов Снегурочки: «А сейчас к нам придет Новый год», должен был выйти из-за ёлки и прочитать стихи. Но поскольку меня не объявили, то есть не сказали: «А сейчас Павел Капитонов прочтет стихи», я вышел, обошел ёлку и вслед за Снегурочкой молча ушел со сцены. И только после официального объявления снова вышел и прочел стихи. Это был мой первый провал.
– Получается, что ваш дебют состоялся в четырехлетнем возрасте. А в пять лет вы уже вышли на профессиональную сцену. Расскажите о работе в спектакле «Да здравствует королева, виват!» Как с вами репетировал режиссер Анатолий Григорьевич Новиков – через игру, учитывая ваш нежный возраст, или как со взрослым актером?
– Анатолий Григорьевич репетировал со мной, как со взрослым артистом. Более того, поскольку в тот год зима в Крыму была холодная и снежная за мной иногда даже приезжала его машина «Волга», чтобы отвезти на репетицию. В спектакле была занята еще одна девочка. В сцене бала мы с ней стояли по обе стороны трона и изображали каких-то карликов, или лилипутов, которые должны развлекать королеву. Поэтому Анатолий Григорьевич говорил, чтобы мы вели себя свободно – кричали, прыгали, смеялись. В начале спектакля мы с этой девочкой были одеты в красные шутовские костюмы. Потом на нас накидывали белые плащи, и мы изображали пажей. В финале я выходил вместе со Светланой Золотько, которая играла Марию Стюарт. Она произносила монолог, а я стоял за её спиной под плащом, потом, после фразы: «В моем конце моё начало», она скидывала плащ, и я появлялся из-за её спины. Она в красном платье, и я тоже одетый в красное. Брал длинный кусок красной ткани и утягивал его, как кровавый след, в середину арьера. Очень эффектная была сцена!
Как мне это нравилось. Очень хотелось, чтобы все знали, что я артист. У нас в Крымском театре такой закрытый дворик и служебный вход с калиткой, а в ней окошко, через которое, протянув руку, можно открыть щеколду. И мне нравилось во время перерыва, в театральном костюме подойти к калитке, просунуть голову в это окошко и общаться с людьми, которые проходили по улице Пушкина. Они с удивлением спрашивали, что я тут делаю ? И я говорил: «Я – артист, играю в спектакле!» А еще помню, на гастролях в Севастополе в Театре имени Луначарского, мы с этой девчонкой во время перерыва в костюмах бегали по набережной, демонстрируя всем, что мы артисты.
Боже мой, даже смешно! Как давно это было… Я знал наизусть текст всех персонажей этого спектакля. Когда артист делал паузу, подсказывал, даже, если этого не требовалось. Но мне казалось, что я всем помогаю. Мне очень нравилось участвовать в спектакле и казалось, что я очень долго в нем работал, а на самом деле немногим больше года. Потому что подрос и меня заменили на маленького мальчика. Для меня это не было трагедией, но ревность по отношению к преемнику была.
Потом меня пригласили еще в один спектакль, где я должен был читать басню Крылова «Гуси». В нем я так и не сыграл, но потом с этой басней поступал в театральный институт. И еще, мне было лет девять, играл в спектакле «Шторм» по пьесе Билль-Белоцерковского. Нас было пять человек и в начале мы пели «Атланты держат небо на каменных плечах», а во втором акте песню Высоцкого. Но потом меня заменили, так как нужен был чистый детский голос, а у меня он был с хрипотцой.
Ну, и как актерский ребенок в школе, начиная с первого класса, я постоянно был задействован в различных мероприятиях. Вел все линейки, читал стихи, делал какие-то инсценировки. Мне иногда хотелось, чтобы на меня никто не обращал внимание, но уже не получалось. Зато выработал громкий голос, потому что микрофон то работает, то не работает, а на линейке площадь большая и надо было всех перекричать.
Где-то в течение года я участвовал в хоре мальчиков, потом попал в театральную студию при Дворце пионеров. Затем – театральная студия при ДК профсоюзов и театральный кружок при ПТУ, в котором учат закройщиков. Мы там ставили «А зори здесь тихие», и я, естественно, играл Васькова. Абсолютно театральная жизнь…
– О другой профессии даже не задумывались? Например, могли бы стать педагогом, как ваша мама?
– Насчет других профессий была такая забавная история. Пообщавшись с ребятами из ПТУ, захотелось заняться чем-то другим помимо театра. Например, мне очень нравилась радиоэлектроника. И, хотя я этим никогда не занимался, много читал на эту тему. И подумал, если не поступлю в театральный институт, пойду или в радиоэлектронику, или в закройщики, как ребята из ПТУ.
Тем более и мама однажды сказала: «Павлик, научись сначала что-то делать руками, а потом иди в артисты». Папа же у меня много всего перепробовал до актерской профессии. Был электриком, и в шахте работал, и преподавателем рисования работал в школе и много еще другого делал... В этом смысле папа в более выгодном положении, чем я. Поэтому мама, может быть, была права. Когда я отправился в Москву поступать в театральный институт, она приехала со мной, потому что мы после экзаменов собирались ехать в Тверскую область к бабушке. И мама купила билеты на поезд на дату, которая следовала за первым туром. То есть, она думала, что я провалю тур и мы на следующий день уедем к бабушке. Но я проходил тур за туром, и мама каждый раз обменивала билеты на новую дату.
– В итоге вы стали студентом Школы-студии МХАТ…
– Да, поступил на курс Александра Александровича Калягина. Правда, через год меня призвали в армию. Сначала служил в войсках ПВО, продолжая участвовать в художественной самодеятельности, а через год меня перевели на службу в Театр Советской армии. Здесь я играл в спектаклях «Кортик», «Моя профессия – синьор из общества», «Смерть Иоанна Грозного», «Дама с камелиями», «Сватовство майора», «Мандат». Вернувшись из армии, продолжил учебу в Школе-студии МХАТ, но уже на курсе Ивана Михайловича Тарханова.
Во время учебы мы ездили по обмену в США. В Florida State University School of Theatre получали образование артиста музыкального театра. В первую поездку осваивали степ и вокал. А во второй раз делали дипломный спектакль – мюзикл «Оклахома». Сначала мюзиклы мне очень нравились, но потом, посмотрев множество спектаклей в Москве, в том числе гастроли американского театра, я понял, что это очень технологический вид искусства. Довольно холодный для меня.
После окончания института меня одновременно пригласили и в Театр Советской армии, и в «Ленком». Несколько месяцев я пытался совмещать работу в двух театрах, но оказалось, что это невозможно, поэтому сделал выбор в пользу «Ленкома».
– И, наверное, лет десять «танцевали» крайним в третьем ряду?
– Нет, в этом плане мне повезло. Потому что в первый же год исполнилось мое желание. Дело в том, что в детстве, когда только вышла пластинка «Юнона и Авось», я любил ставить её и проигрывать спектакль сам с собой. И еще слушал на пластинке партию Трубадура из «Бременских музыкантов» и пел вместе с ним. И кто знал, что любовь к пластинкам в первый же год приведет к тому, что я буду играть в спектакле «Юнона и Авось»! Правда, мы, молодые артисты, все в него попадали танцевать, но я во второй половине первого сезона уже получил роль со словами – офицера-переводчика. И, собственно говоря, 31 год его играю. А на второй год моей работы в театре сыграл Трубадура в спектакле «Бременские музыканты». Так что мечты сбылись.
Мне очень повезло, что я попал в «Ленком». Когда я пришел, здесь работали Евгений Павлович Леонов, Инна Михайловна Чурикова, Олег Иванович Янковский, Николай Петрович Караченцов, Александр Гаврилович Абдулов. Столько известных актеров, что сложно всех перечислить! «Ленком» был и остается звёздным театром. И, несмотря на обилие звёзд, здесь не было никаких закулисных интриг и нет до сих пор. По крайней мере, я этого не вижу. В театре всегда работает много молодежи, царит атмосфера радости, веселья и взаимного уважения. И это очень подкупает.
В прошедшем театральном сезоне театр выпустил пять премьер – «Бег», «Последний поезд», «Старомодная комедия, «Маршрут построен» и «Маяковский». Я занят в двух – «Бег», где играю в первом акте архиепископа Африкана, а во втором тараканьего царя Артура Артуровича. И второй спектакль – «Последний поезд», у меня там три роли – ведущего, доктора и бармена. Это постановка Антона Яковлева по роману Вины Дельмар «Дорогу завтрашнему дню». Спектакль получился очень трогательным, зал в итоге рыдает. И, по-моему, это хорошо. Я считаю, что театр должен вызывать у зрителя эмоции.
Для меня театр – это сказка, это праздничная история, независимо от того, что ты играешь. Не люблю, когда говорят, что актер – зависимая профессия. Просто бывает много ожиданий и очень много несовпадений по поводу этих ожиданий. В этом смысле я в более выгодном положении, потому что из актерской семьи, и в какой-то степени был ко всему готов. Поэтому никаких страданий по поводу того, что судьба не сложилась и роль досталась не мне, а кому-то другому, у меня никогда не было. Я считаю, что выйти на сцену и принести радость зрителю – это уже счастье!
– Я всегда говорю полушутя, что родился в театре, – рассказывает Павел Капитонов. – Но получается, что это практически правда, потому что из роддома меня принесли в общежитие, которое находилось в здании самого театра. А из общежития через дверь в конце коридора, можно было пройти в закулисную часть. Вот и получается, что я родился за кулисами Крымского академического русского театра. С раннего детства просто обожал ходить по всем цехам. Особенно мне нравилась техническая часть. Помню, мне было лет семь, отец взял меня на выездной спектакль в Севастополь, и я помогал осветителям включать свет. Дядя Валера Кустанович был начальником осветительного цеха, и он мне даже позволил покрутить пульт и перейти с одной картины на другую. Мне это очень нравилось. А однажды на гастролях во время перестановки картины я попытался помочь реквизиторам, но всё с грохотом уронил и потихонечку ретировался.
Еще любил сидеть в папиной гримерке и смотреть, как он после спектакля снимал с себя какие-то накладки – бороду, усы. Это вызывало у меня восторг. Кстати, был один ужасный момент на детском спектакле «Красная Шапочка». Я сижу в зале, на сцене папа играет Волка. В финале ему разрезают живот и оттуда появляются бабушка и Красная Шапочка. И когда всё закончилось, я побежал за кулисы к папе и искал на животе разрез. Конечно, надо мной смеялся не только папа, но и все артисты, занятые в спектакле. На самом деле у меня не было какого-то ужаса и психологической травмы, но было чувство, что с папочкой так поступать нельзя!
Мне очень нравились поклоны на детских спектаклях, потому что папа со сцены всегда мне подмигивал. Я был горд, всем своим видом показывая остальным детям – понимаете, с кем вы здесь сидите?
Я и дома устраивал театр, развешивал занавес, использовал фильмоскоп в качестве прожектора, приводил друзей, и мы ставили сценки. Потом увлекся кукольным театром и мне на день рождения подарили специальный набор с реквизитом. Мы с ребятами во дворе ставили кукольные спектакли, устраивали театрализованные представления. Зрителями были жители двора, в основном, старушки.
Когда мне было четыре года я попал в санаторий в период Новогодних праздников и там проходил утренник, на котором мне надо было изобразить Новый 1974 год. После слов Снегурочки: «А сейчас к нам придет Новый год», должен был выйти из-за ёлки и прочитать стихи. Но поскольку меня не объявили, то есть не сказали: «А сейчас Павел Капитонов прочтет стихи», я вышел, обошел ёлку и вслед за Снегурочкой молча ушел со сцены. И только после официального объявления снова вышел и прочел стихи. Это был мой первый провал.

– Анатолий Григорьевич репетировал со мной, как со взрослым артистом. Более того, поскольку в тот год зима в Крыму была холодная и снежная за мной иногда даже приезжала его машина «Волга», чтобы отвезти на репетицию. В спектакле была занята еще одна девочка. В сцене бала мы с ней стояли по обе стороны трона и изображали каких-то карликов, или лилипутов, которые должны развлекать королеву. Поэтому Анатолий Григорьевич говорил, чтобы мы вели себя свободно – кричали, прыгали, смеялись. В начале спектакля мы с этой девочкой были одеты в красные шутовские костюмы. Потом на нас накидывали белые плащи, и мы изображали пажей. В финале я выходил вместе со Светланой Золотько, которая играла Марию Стюарт. Она произносила монолог, а я стоял за её спиной под плащом, потом, после фразы: «В моем конце моё начало», она скидывала плащ, и я появлялся из-за её спины. Она в красном платье, и я тоже одетый в красное. Брал длинный кусок красной ткани и утягивал его, как кровавый след, в середину арьера. Очень эффектная была сцена!
Как мне это нравилось. Очень хотелось, чтобы все знали, что я артист. У нас в Крымском театре такой закрытый дворик и служебный вход с калиткой, а в ней окошко, через которое, протянув руку, можно открыть щеколду. И мне нравилось во время перерыва, в театральном костюме подойти к калитке, просунуть голову в это окошко и общаться с людьми, которые проходили по улице Пушкина. Они с удивлением спрашивали, что я тут делаю ? И я говорил: «Я – артист, играю в спектакле!» А еще помню, на гастролях в Севастополе в Театре имени Луначарского, мы с этой девчонкой во время перерыва в костюмах бегали по набережной, демонстрируя всем, что мы артисты.
Боже мой, даже смешно! Как давно это было… Я знал наизусть текст всех персонажей этого спектакля. Когда артист делал паузу, подсказывал, даже, если этого не требовалось. Но мне казалось, что я всем помогаю. Мне очень нравилось участвовать в спектакле и казалось, что я очень долго в нем работал, а на самом деле немногим больше года. Потому что подрос и меня заменили на маленького мальчика. Для меня это не было трагедией, но ревность по отношению к преемнику была.
Потом меня пригласили еще в один спектакль, где я должен был читать басню Крылова «Гуси». В нем я так и не сыграл, но потом с этой басней поступал в театральный институт. И еще, мне было лет девять, играл в спектакле «Шторм» по пьесе Билль-Белоцерковского. Нас было пять человек и в начале мы пели «Атланты держат небо на каменных плечах», а во втором акте песню Высоцкого. Но потом меня заменили, так как нужен был чистый детский голос, а у меня он был с хрипотцой.
Ну, и как актерский ребенок в школе, начиная с первого класса, я постоянно был задействован в различных мероприятиях. Вел все линейки, читал стихи, делал какие-то инсценировки. Мне иногда хотелось, чтобы на меня никто не обращал внимание, но уже не получалось. Зато выработал громкий голос, потому что микрофон то работает, то не работает, а на линейке площадь большая и надо было всех перекричать.
Где-то в течение года я участвовал в хоре мальчиков, потом попал в театральную студию при Дворце пионеров. Затем – театральная студия при ДК профсоюзов и театральный кружок при ПТУ, в котором учат закройщиков. Мы там ставили «А зори здесь тихие», и я, естественно, играл Васькова. Абсолютно театральная жизнь…
– О другой профессии даже не задумывались? Например, могли бы стать педагогом, как ваша мама?
– Насчет других профессий была такая забавная история. Пообщавшись с ребятами из ПТУ, захотелось заняться чем-то другим помимо театра. Например, мне очень нравилась радиоэлектроника. И, хотя я этим никогда не занимался, много читал на эту тему. И подумал, если не поступлю в театральный институт, пойду или в радиоэлектронику, или в закройщики, как ребята из ПТУ.
Тем более и мама однажды сказала: «Павлик, научись сначала что-то делать руками, а потом иди в артисты». Папа же у меня много всего перепробовал до актерской профессии. Был электриком, и в шахте работал, и преподавателем рисования работал в школе и много еще другого делал... В этом смысле папа в более выгодном положении, чем я. Поэтому мама, может быть, была права. Когда я отправился в Москву поступать в театральный институт, она приехала со мной, потому что мы после экзаменов собирались ехать в Тверскую область к бабушке. И мама купила билеты на поезд на дату, которая следовала за первым туром. То есть, она думала, что я провалю тур и мы на следующий день уедем к бабушке. Но я проходил тур за туром, и мама каждый раз обменивала билеты на новую дату.
– В итоге вы стали студентом Школы-студии МХАТ…
– Да, поступил на курс Александра Александровича Калягина. Правда, через год меня призвали в армию. Сначала служил в войсках ПВО, продолжая участвовать в художественной самодеятельности, а через год меня перевели на службу в Театр Советской армии. Здесь я играл в спектаклях «Кортик», «Моя профессия – синьор из общества», «Смерть Иоанна Грозного», «Дама с камелиями», «Сватовство майора», «Мандат». Вернувшись из армии, продолжил учебу в Школе-студии МХАТ, но уже на курсе Ивана Михайловича Тарханова.
Во время учебы мы ездили по обмену в США. В Florida State University School of Theatre получали образование артиста музыкального театра. В первую поездку осваивали степ и вокал. А во второй раз делали дипломный спектакль – мюзикл «Оклахома». Сначала мюзиклы мне очень нравились, но потом, посмотрев множество спектаклей в Москве, в том числе гастроли американского театра, я понял, что это очень технологический вид искусства. Довольно холодный для меня.
После окончания института меня одновременно пригласили и в Театр Советской армии, и в «Ленком». Несколько месяцев я пытался совмещать работу в двух театрах, но оказалось, что это невозможно, поэтому сделал выбор в пользу «Ленкома».

– Нет, в этом плане мне повезло. Потому что в первый же год исполнилось мое желание. Дело в том, что в детстве, когда только вышла пластинка «Юнона и Авось», я любил ставить её и проигрывать спектакль сам с собой. И еще слушал на пластинке партию Трубадура из «Бременских музыкантов» и пел вместе с ним. И кто знал, что любовь к пластинкам в первый же год приведет к тому, что я буду играть в спектакле «Юнона и Авось»! Правда, мы, молодые артисты, все в него попадали танцевать, но я во второй половине первого сезона уже получил роль со словами – офицера-переводчика. И, собственно говоря, 31 год его играю. А на второй год моей работы в театре сыграл Трубадура в спектакле «Бременские музыканты». Так что мечты сбылись.
Мне очень повезло, что я попал в «Ленком». Когда я пришел, здесь работали Евгений Павлович Леонов, Инна Михайловна Чурикова, Олег Иванович Янковский, Николай Петрович Караченцов, Александр Гаврилович Абдулов. Столько известных актеров, что сложно всех перечислить! «Ленком» был и остается звёздным театром. И, несмотря на обилие звёзд, здесь не было никаких закулисных интриг и нет до сих пор. По крайней мере, я этого не вижу. В театре всегда работает много молодежи, царит атмосфера радости, веселья и взаимного уважения. И это очень подкупает.
В прошедшем театральном сезоне театр выпустил пять премьер – «Бег», «Последний поезд», «Старомодная комедия, «Маршрут построен» и «Маяковский». Я занят в двух – «Бег», где играю в первом акте архиепископа Африкана, а во втором тараканьего царя Артура Артуровича. И второй спектакль – «Последний поезд», у меня там три роли – ведущего, доктора и бармена. Это постановка Антона Яковлева по роману Вины Дельмар «Дорогу завтрашнему дню». Спектакль получился очень трогательным, зал в итоге рыдает. И, по-моему, это хорошо. Я считаю, что театр должен вызывать у зрителя эмоции.
Для меня театр – это сказка, это праздничная история, независимо от того, что ты играешь. Не люблю, когда говорят, что актер – зависимая профессия. Просто бывает много ожиданий и очень много несовпадений по поводу этих ожиданий. В этом смысле я в более выгодном положении, потому что из актерской семьи, и в какой-то степени был ко всему готов. Поэтому никаких страданий по поводу того, что судьба не сложилась и роль досталась не мне, а кому-то другому, у меня никогда не было. Я считаю, что выйти на сцену и принести радость зрителю – это уже счастье!