В этом году на Чеховском фестивале был шанс увидеть спектакли почти всех основных представителей мирового танцевального театра, и теперь можно с уверенностью сказать: московский зритель составил представление о географии современного танца.
Этот список открывает израильская компания «Батшева компани» и хореограф Охад Наарин. Ученик Марты Грэхэм, крупный деятель израильского современного танца, активно ведущий просветительскую деятельность на двух континентах, показал целых два спектакля. «Deca Dance» – работа не новая, представляет собой концертную программу, созданную по случаю 10-летнего юбилея труппы. Номера здесь постоянно меняются, добавляются новые или переделываются старые. По выражению самого хореографа, спектакль похож на дом, конструирующийся из обломков разрушенного. Хореографический трансформер, ставший визитной карточкой, хитом труппы. Правда, временами такая дивертисментная структура напоминала об ансамбле Моисеева. Тому виной – непревзойденная безупречность и вышколенность танцовщиков.
Но на помощь пришёл юмор Наарина, не чуждого хореографического и музыкального гротеска (остроумнейшая интерпретация «Болеро» Равеля, поставленная для двух танцовщиц). Финальный номер, в котором атлетически сложенные красавцы пригласили нарядных зрительниц на сцену, произвела особый эффект вакханалии. Дамы разных возрастов, не снимая каблуков, пустились в пляс. Как-то вдруг неминуемо возникли ассоциации с эпизодом в Варьете из «Мастера и Маргариты». Видимо, все дело в месте (Театр Моссовета), том самом, где происходили вышеозначенные события романа.
«Sadeh21» поразил отточенностью движений танцоров, многообразием хореографического языка, безупречностью танца. В его текучей бесконечности, монотонности и заключался юмор хореографа, который обозначил каждый танцевальный эпизод титром с номером и заставил грустно зевающего зрителя считать и с нетерпением ждать заветную цифру 21. Финал спектакля – кинематографический. По экрану ползут титры с именами создателей и исполнителей, а танцовщики бросаются в пропасть куда-то за задник, поднимаются и снова прыгают в красивейших прыжках и так, пока не кончатся титры. На поклон они так и не выйдут.
Азиатское танцевальное искусство было представлено двумя прославленными коллективами из Тайваня: Театр Танца «Клауд Гейт» и «Ледженд Лин Данс Тиэтр». «Песнь задумчивого созерцания» Лин Ли Чен – изысканный бриллиант востока. Хореограф – женщина, и кто как ни женщина может так тонко переживать гибель окружающей природы от рук человека, пагубное влияние на землю мужской воинствующей энергии. Мэтр тайваньского танца, она задалась целью поддерживать и возрождать погибающую культуру Тайваня. Лин Хвай Мин, напротив, вдохновлен западным искусством. В его балете «9 песен», хоть и созданном по китайским литературным источникам, читается влияние европейского танцевального модернизма. Это видно в завуалированных, но вполне очевидных, ссылках на балеты Марты Грэхэм .
Остроумный англичанин Мэтью Боурн, завершив трилогию интерпретаций балетов Чайковского, привез «Спящую красавицу» – веселый шарж классической версии, дополненный очаровательной неразберихой в стиле комедий Шекспира.
Директор центра современного танца Орлеана Джозеф Надж (Франция) представил камерный спектакль на двух танцовщиков, созданный под влиянием японской культуры. Сам автор остроумно признался, что даже если в названиях его спектаклей есть имена известных писателей и заглавия знаменитых произведений, не стоит перерывать тонны книг и искать связь, пытаясь понять его собственные опусы. Часто французские власти, финансирующие спектакли Наджа, вынуждают вешать «этикетки».
Поэтому вряд ли стоит ломать голову над фразой-названием спектакля Sho-bo-qen-zo, что в переводе с японского означает «Настоящий закон, сокровенный взгляд», и гадать, какое отношение имеет наследие японского философа 13 века Догэна к происходящему на сцене. Как это часто бывает у Наджа, получился медитативный спектакль. С помощью «рваного» фриджаза (контрабасист Жоэль Леандр и саксофонист-полиинструменталист Акош Селевени) и скупых, дерганных танцевальных жестов он действительно смог погрузить зрителей (только тех, кто поддался магии, конечно) в спасительное и многообразное Ничто. Это так или иначе связано с японской эстетикой Пустоты и Дзэн Буддизмом, конечно.
Уникальная программа «За 6000 миль» была представлена французской звездой Сильви Гиллем. Совершенная классическая балерина, покинувшая когда-то Парижскую оперу, пребывая на высшей ступеньки иерархической лестнице этого храма искусств, пустилась в свободное плавание экспериментов. Сегодня, уже в солидном для танцовщицы возрасте, она продолжает сотрудничать с лучшими хореографами и осваивать все многообразие техник современного танца. В программе представлено творчество трех хореографов: чеха Иржи Килиана, создавшего свои лучшие работы в Нидерландском театре танца, американца Форсайта, исследователя языка танца, и мастера танцевального гротеска шведа Матса Эка.
Балет Иржи Килиана, под скупым названием « 27`52» представляет собой дуэт двух замечательных танцовщиков, достойно обрамляющих звезду Гиллем – Аурелии Кайла и Лукаша Тимулака. Пара танцует на фоне оголенного задника, как это часто бывает в постановках современного танца. Мужчина и женщина одеты в стандартную «униформу» – футболки и штаны. В какой-то момент танцовщица обнажает грудь, и дуэт приобретает уже совсем другое значение. Из высокоскоростных совершенных машин по выполнению танцевальных связок танцоры превращаются в Мужчину и Женщину. Дуэт приобретает любовный характер.
Миниатюра Уильяма Форсайта «REARRAY» сделана для самой Гиллем. Ее партнер – Николя ле Риш, звезда Парижской оперы. Здесь, как и в знаменитой работе Форсайта «In the Middle Somewhat Elevated», перетанцованной почти всеми балетными дивами, в том числе и российскими, хореограф – мастер эпохи высоких технологий – использует архитектурные формы классического балета, смещая оси и положения тел танцовщиков. Он экспериментирует с паузами, используя вырубку света, именуемое на театральном жаргоне ЗТМ (затемнение), чем провоцирует щедрых на аплодисменты московских балетоманов взрываться криками браво и хлопками, когда еще очень далеко до финала. И завершала программу миниатюра Матса Эка «Bye» в исполнении Гиллем – светлый, ироничный монолог – прощание. Рассказ о себе, о детстве… Юбочка, кофточка, ботинки…Трогательный образ, напоминающий героинь Феллини. На сцене – небольшой прямоугольный видеоэкран. На нем та же девушка в нелепом наряде, что только что танцевала в реальном времени. Прямо со сцены она попадает в кино, где воссоединяется со своим двойником из прошлого. Матс Эк создал ностальгический портрет артистки. Его режиссерский и хореографический почерк невозможно не узнать: хореографа всегда волновало «человеческое, слишком человеческое».
И напоследок стоит сказать о спектакле испанской танцовщицы и хореографа фламенко Марии Пахес. На создание «Утопии» ее вдохновила архитектура Оскара Нимейера, коммуниста и философа, долгожителя, умершего в возрасте 104 лет, чьи архитектурные объекты отличает теплота и чувственность. Чувственность – эпитет, наиболее точно выражающий суть танца фламенко, а вот лучшее определение архитектуры, по словам Пахес, – застывшая хореография. Танцовщики и музыканты одеты в серое. Они составляют железобетонный монолит этого «здания». Композицию венчает Мария Пахес – уникальная солистка, чьи движения точны и каждый жест наполнен глубиной и страстью. Костюмы, выполненные по эскизам самой танцовщицы, являются неотъемлемой частью хореографии. Например, обтягивающее тело алое платье-«цветок», концы которого намного длиннее роста артистки, разложенные на полу, образуют собой раскрывшийся бутон. «Утопия» – идеалистическая мечта о совершенных формах на всех уровнях человеческого бытия – мечта, достижимая за редким исключением, и только в хореографии.
Этот список открывает израильская компания «Батшева компани» и хореограф Охад Наарин. Ученик Марты Грэхэм, крупный деятель израильского современного танца, активно ведущий просветительскую деятельность на двух континентах, показал целых два спектакля. «Deca Dance» – работа не новая, представляет собой концертную программу, созданную по случаю 10-летнего юбилея труппы. Номера здесь постоянно меняются, добавляются новые или переделываются старые. По выражению самого хореографа, спектакль похож на дом, конструирующийся из обломков разрушенного. Хореографический трансформер, ставший визитной карточкой, хитом труппы. Правда, временами такая дивертисментная структура напоминала об ансамбле Моисеева. Тому виной – непревзойденная безупречность и вышколенность танцовщиков.
Но на помощь пришёл юмор Наарина, не чуждого хореографического и музыкального гротеска (остроумнейшая интерпретация «Болеро» Равеля, поставленная для двух танцовщиц). Финальный номер, в котором атлетически сложенные красавцы пригласили нарядных зрительниц на сцену, произвела особый эффект вакханалии. Дамы разных возрастов, не снимая каблуков, пустились в пляс. Как-то вдруг неминуемо возникли ассоциации с эпизодом в Варьете из «Мастера и Маргариты». Видимо, все дело в месте (Театр Моссовета), том самом, где происходили вышеозначенные события романа.
«Sadeh21» поразил отточенностью движений танцоров, многообразием хореографического языка, безупречностью танца. В его текучей бесконечности, монотонности и заключался юмор хореографа, который обозначил каждый танцевальный эпизод титром с номером и заставил грустно зевающего зрителя считать и с нетерпением ждать заветную цифру 21. Финал спектакля – кинематографический. По экрану ползут титры с именами создателей и исполнителей, а танцовщики бросаются в пропасть куда-то за задник, поднимаются и снова прыгают в красивейших прыжках и так, пока не кончатся титры. На поклон они так и не выйдут.
Азиатское танцевальное искусство было представлено двумя прославленными коллективами из Тайваня: Театр Танца «Клауд Гейт» и «Ледженд Лин Данс Тиэтр». «Песнь задумчивого созерцания» Лин Ли Чен – изысканный бриллиант востока. Хореограф – женщина, и кто как ни женщина может так тонко переживать гибель окружающей природы от рук человека, пагубное влияние на землю мужской воинствующей энергии. Мэтр тайваньского танца, она задалась целью поддерживать и возрождать погибающую культуру Тайваня. Лин Хвай Мин, напротив, вдохновлен западным искусством. В его балете «9 песен», хоть и созданном по китайским литературным источникам, читается влияние европейского танцевального модернизма. Это видно в завуалированных, но вполне очевидных, ссылках на балеты Марты Грэхэм .
Остроумный англичанин Мэтью Боурн, завершив трилогию интерпретаций балетов Чайковского, привез «Спящую красавицу» – веселый шарж классической версии, дополненный очаровательной неразберихой в стиле комедий Шекспира.
Директор центра современного танца Орлеана Джозеф Надж (Франция) представил камерный спектакль на двух танцовщиков, созданный под влиянием японской культуры. Сам автор остроумно признался, что даже если в названиях его спектаклей есть имена известных писателей и заглавия знаменитых произведений, не стоит перерывать тонны книг и искать связь, пытаясь понять его собственные опусы. Часто французские власти, финансирующие спектакли Наджа, вынуждают вешать «этикетки».
Поэтому вряд ли стоит ломать голову над фразой-названием спектакля Sho-bo-qen-zo, что в переводе с японского означает «Настоящий закон, сокровенный взгляд», и гадать, какое отношение имеет наследие японского философа 13 века Догэна к происходящему на сцене. Как это часто бывает у Наджа, получился медитативный спектакль. С помощью «рваного» фриджаза (контрабасист Жоэль Леандр и саксофонист-полиинструменталист Акош Селевени) и скупых, дерганных танцевальных жестов он действительно смог погрузить зрителей (только тех, кто поддался магии, конечно) в спасительное и многообразное Ничто. Это так или иначе связано с японской эстетикой Пустоты и Дзэн Буддизмом, конечно.
Уникальная программа «За 6000 миль» была представлена французской звездой Сильви Гиллем. Совершенная классическая балерина, покинувшая когда-то Парижскую оперу, пребывая на высшей ступеньки иерархической лестнице этого храма искусств, пустилась в свободное плавание экспериментов. Сегодня, уже в солидном для танцовщицы возрасте, она продолжает сотрудничать с лучшими хореографами и осваивать все многообразие техник современного танца. В программе представлено творчество трех хореографов: чеха Иржи Килиана, создавшего свои лучшие работы в Нидерландском театре танца, американца Форсайта, исследователя языка танца, и мастера танцевального гротеска шведа Матса Эка.
Балет Иржи Килиана, под скупым названием « 27`52» представляет собой дуэт двух замечательных танцовщиков, достойно обрамляющих звезду Гиллем – Аурелии Кайла и Лукаша Тимулака. Пара танцует на фоне оголенного задника, как это часто бывает в постановках современного танца. Мужчина и женщина одеты в стандартную «униформу» – футболки и штаны. В какой-то момент танцовщица обнажает грудь, и дуэт приобретает уже совсем другое значение. Из высокоскоростных совершенных машин по выполнению танцевальных связок танцоры превращаются в Мужчину и Женщину. Дуэт приобретает любовный характер.
Миниатюра Уильяма Форсайта «REARRAY» сделана для самой Гиллем. Ее партнер – Николя ле Риш, звезда Парижской оперы. Здесь, как и в знаменитой работе Форсайта «In the Middle Somewhat Elevated», перетанцованной почти всеми балетными дивами, в том числе и российскими, хореограф – мастер эпохи высоких технологий – использует архитектурные формы классического балета, смещая оси и положения тел танцовщиков. Он экспериментирует с паузами, используя вырубку света, именуемое на театральном жаргоне ЗТМ (затемнение), чем провоцирует щедрых на аплодисменты московских балетоманов взрываться криками браво и хлопками, когда еще очень далеко до финала. И завершала программу миниатюра Матса Эка «Bye» в исполнении Гиллем – светлый, ироничный монолог – прощание. Рассказ о себе, о детстве… Юбочка, кофточка, ботинки…Трогательный образ, напоминающий героинь Феллини. На сцене – небольшой прямоугольный видеоэкран. На нем та же девушка в нелепом наряде, что только что танцевала в реальном времени. Прямо со сцены она попадает в кино, где воссоединяется со своим двойником из прошлого. Матс Эк создал ностальгический портрет артистки. Его режиссерский и хореографический почерк невозможно не узнать: хореографа всегда волновало «человеческое, слишком человеческое».
И напоследок стоит сказать о спектакле испанской танцовщицы и хореографа фламенко Марии Пахес. На создание «Утопии» ее вдохновила архитектура Оскара Нимейера, коммуниста и философа, долгожителя, умершего в возрасте 104 лет, чьи архитектурные объекты отличает теплота и чувственность. Чувственность – эпитет, наиболее точно выражающий суть танца фламенко, а вот лучшее определение архитектуры, по словам Пахес, – застывшая хореография. Танцовщики и музыканты одеты в серое. Они составляют железобетонный монолит этого «здания». Композицию венчает Мария Пахес – уникальная солистка, чьи движения точны и каждый жест наполнен глубиной и страстью. Костюмы, выполненные по эскизам самой танцовщицы, являются неотъемлемой частью хореографии. Например, обтягивающее тело алое платье-«цветок», концы которого намного длиннее роста артистки, разложенные на полу, образуют собой раскрывшийся бутон. «Утопия» – идеалистическая мечта о совершенных формах на всех уровнях человеческого бытия – мечта, достижимая за редким исключением, и только в хореографии.
