Иногда кажется, что театральный бог специально следит за измышлениями теоретиков, чтобы с садистическим наслаждением их немедленно опровергнуть. За последние десять лет столько писали о том, что в эпоху клипового сознания длинные спектакли обречены. Ага. В быт вошли спектакли-монстры (куда там древним грекам). Писали, что исчерпал себя театр слова. И тут же нас накрыла волна «радио-спектаклей», где актеры честно доносят текст, и этим ограничиваются. Сколько клавиш на клавиатуре было стерто ненавистниками «сюжетного театра», а курилка жив, здравствует и процветает. Ярким свидетельством тому стали недавние московские премьеры. Юрий Еремин в Театре им. Моссовета обратился к «Идиоту» Ф.М.Достоевского. Сергей Безруков в Губернском театре поставил «Вишневый сад» Чехова.
Юрий Еремин впервые обратился к «Идиоту» 33 года назад. И в истории театра остался монументальный спектакль-фреска о человеческих страстях, великолепные актерские работы Олега Меньшикова-Гани Иволгина и Андрея Ташкова-князя Мышкина (в спектакле Театра Армии были заняты два состава, оба актера играли – в молодежном). Потом свою инсценировку режиссер ставил в Таллинне. А вот теперь – на сцене Моссовета, где он выступает автором текста, постановщиком и сценографом, задействуя в спектакле два актерских состава.
Серые занавесы то выгораживают для действующих лиц узкую полоску авансцены, то распахиваются ввысь и в глубину, откуда летят клубы дыма и куда в финале уйдет Мышкин-Дмитрий Пададаев.
Если бы Юрий Еремин увлекался модными переименованиями, то «Идиот» в этой трактовке непременно носил бы супермодное – #Meetoo. Поскольку главным в спектакле становится история детской травмы изнасилованной девочки, которая не может простить и забыть, и мстит мужской половине человечества.
В прологе Настасья Филипповна рассказывает душераздирающую повесть оскорбленного подростка, покушавшегося на самоубийство, а вот сейчас решившего сквитаться не только с обидчиками, но со всем миром.
Жанр постановки правильнее всего определить как моралите. Режиссера интересовали не многогранные характеры Достоевского, но именно люди-знаки, люди-маски. Фердыщенко-Евгений Ратьков щеголяет казацким чубом и хохляцким говором. Рогожин-Захар Комлев – идеальный купец первых постановок пьес Островского: русская рубаха, расстегнутая шуба в пол, борода лопатой. Тихий аутист Мышкин-Дмитрий Пададаев смотрит глазами затравленного ребенка, странно ломает строй речи, и легко падает от любого толчка. Наконец, сама Настасья Филипповна-Екатерина Гусева декорирована всеми атрибутами инфернальной женщины: глубоким декольте, высокими разрезами и заливистым смехом.
Как положено в моралите – важны не действующие лица, но само действие с ярко выраженным назидательным и очистительным компонентом. Женщина-русалка дразнит, провоцирует, бьет наотмашь, пытаясь вызвать на ответную агрессию каждого встречного.
Огонь в камине, куда она швыряет 100 тысяч с предложением Гане вытащить пачку голыми руками, - пышет адскими всполохами, и клубы дыма ползут на зал… Как часто бывает, в угаре мести страдают не столько реальные виновники (Тоцкий и у Достоевского, и у Еремина отделывается легким испугом и расторгнутой помолвкой с девицей Епанчиной), сколько попавшие в водоворот неокрепшие души. В финале сцена пустеет, ползут клубы дыма. А кусок небесного свода оказывается недостижимо-далеко…
Если Юрий Еремин, обратившись к «Идиоту», рассказал историю о мести оскорбленной женщины, то Сергей Безруков вычитал в «Вишневом саде» сюжет о благородстве мужской любви.
Главным героем его постановки стал Лопахин-Антон Хабаров. У этого потомка крепостных, который сам себя аттестует мужиком и хамом, - не только пальцы нежные, но и душа, каких больше не делают. Когда-то очень давно, мальчишкой, влюбился в местную худенькую и юную хозяйку. И вот годы прошли. Хозяйка набрала веса и сильно пообтрепалась, но любовь, помноженная на жалость, - она только сильнее язвит сердце. Постановщик Сергей Безруков точно предлагает актеру подсказку: этому Лопахину куда проще разговаривать со шляпой Раневской, чем с ней вживе.
История гибели вишневого сада сплетена с историей мучительного разочарования в любви. Его богиня его не видит, не слышит, ничего не понимает, ничем не отличается от остальных обитателей вишневого сада.
Под его белыми цветами, осыпающимися метелью на зеленый травяной ковер, - резвятся жестокие дети, не ведающие ни жалости, ни любви. Пара Яша – Дуняша, Петя – Аня утопают в чувственном угаре. Шарлотта отчаянно кокетничает с Епиходовым. Сама Раневская-Катерина Андоленко на последнем балу охотно и недвусмысленно принимает рискованные ласки Яши. И вернувшийся с торгов Лопахин вначале гоняет своего ничтожного соперника по саду, а только потом признается: «Я купил!»
Во влюбленном рыцаре вдруг проглядывает мститель Монте-Кристо. И придуманный режиссером неожиданный финт последнего действия, когда Лопахин тайком бросает в шляпную коробку уезжающей в Париж Раневской пачки денег, - вдруг заставляет вспомнить мстительный жест Настасьи Филипповны, которая швыряла, ну, очень похожую пачку в камин…
Мужское благородство не слишком разнится в своих проявлениях от женской мести миру…
В финале спектакля, придуманного Сергее Безруковым, деревья, как и любовь героя, - не вырубаются, - а выкорчевываются, вырываются с корнями, а потом висят над сценой мрачным напоминанием об обманувшей красоте, об обманувшей мечте, об обманувшей жизни.
Предельно разные истории женской мести и мужской любви смыкаются в своей главной мысли: не надо ворошить прошлое. Вызванные призраки – неважно любви или мести, - успешно разрушат и твою жизнь, и все вокруг…
Подписывайтесь на официальный в Telegram (@teatralmedia), чтобы не пропускать наши главные материалы.
Юрий Еремин впервые обратился к «Идиоту» 33 года назад. И в истории театра остался монументальный спектакль-фреска о человеческих страстях, великолепные актерские работы Олега Меньшикова-Гани Иволгина и Андрея Ташкова-князя Мышкина (в спектакле Театра Армии были заняты два состава, оба актера играли – в молодежном). Потом свою инсценировку режиссер ставил в Таллинне. А вот теперь – на сцене Моссовета, где он выступает автором текста, постановщиком и сценографом, задействуя в спектакле два актерских состава.
Серые занавесы то выгораживают для действующих лиц узкую полоску авансцены, то распахиваются ввысь и в глубину, откуда летят клубы дыма и куда в финале уйдет Мышкин-Дмитрий Пададаев.
Если бы Юрий Еремин увлекался модными переименованиями, то «Идиот» в этой трактовке непременно носил бы супермодное – #Meetoo. Поскольку главным в спектакле становится история детской травмы изнасилованной девочки, которая не может простить и забыть, и мстит мужской половине человечества.В прологе Настасья Филипповна рассказывает душераздирающую повесть оскорбленного подростка, покушавшегося на самоубийство, а вот сейчас решившего сквитаться не только с обидчиками, но со всем миром.
Жанр постановки правильнее всего определить как моралите. Режиссера интересовали не многогранные характеры Достоевского, но именно люди-знаки, люди-маски. Фердыщенко-Евгений Ратьков щеголяет казацким чубом и хохляцким говором. Рогожин-Захар Комлев – идеальный купец первых постановок пьес Островского: русская рубаха, расстегнутая шуба в пол, борода лопатой. Тихий аутист Мышкин-Дмитрий Пададаев смотрит глазами затравленного ребенка, странно ломает строй речи, и легко падает от любого толчка. Наконец, сама Настасья Филипповна-Екатерина Гусева декорирована всеми атрибутами инфернальной женщины: глубоким декольте, высокими разрезами и заливистым смехом.
Как положено в моралите – важны не действующие лица, но само действие с ярко выраженным назидательным и очистительным компонентом. Женщина-русалка дразнит, провоцирует, бьет наотмашь, пытаясь вызвать на ответную агрессию каждого встречного.
Огонь в камине, куда она швыряет 100 тысяч с предложением Гане вытащить пачку голыми руками, - пышет адскими всполохами, и клубы дыма ползут на зал… Как часто бывает, в угаре мести страдают не столько реальные виновники (Тоцкий и у Достоевского, и у Еремина отделывается легким испугом и расторгнутой помолвкой с девицей Епанчиной), сколько попавшие в водоворот неокрепшие души. В финале сцена пустеет, ползут клубы дыма. А кусок небесного свода оказывается недостижимо-далеко…Если Юрий Еремин, обратившись к «Идиоту», рассказал историю о мести оскорбленной женщины, то Сергей Безруков вычитал в «Вишневом саде» сюжет о благородстве мужской любви.
Главным героем его постановки стал Лопахин-Антон Хабаров. У этого потомка крепостных, который сам себя аттестует мужиком и хамом, - не только пальцы нежные, но и душа, каких больше не делают. Когда-то очень давно, мальчишкой, влюбился в местную худенькую и юную хозяйку. И вот годы прошли. Хозяйка набрала веса и сильно пообтрепалась, но любовь, помноженная на жалость, - она только сильнее язвит сердце. Постановщик Сергей Безруков точно предлагает актеру подсказку: этому Лопахину куда проще разговаривать со шляпой Раневской, чем с ней вживе.
История гибели вишневого сада сплетена с историей мучительного разочарования в любви. Его богиня его не видит, не слышит, ничего не понимает, ничем не отличается от остальных обитателей вишневого сада.Под его белыми цветами, осыпающимися метелью на зеленый травяной ковер, - резвятся жестокие дети, не ведающие ни жалости, ни любви. Пара Яша – Дуняша, Петя – Аня утопают в чувственном угаре. Шарлотта отчаянно кокетничает с Епиходовым. Сама Раневская-Катерина Андоленко на последнем балу охотно и недвусмысленно принимает рискованные ласки Яши. И вернувшийся с торгов Лопахин вначале гоняет своего ничтожного соперника по саду, а только потом признается: «Я купил!»
Во влюбленном рыцаре вдруг проглядывает мститель Монте-Кристо. И придуманный режиссером неожиданный финт последнего действия, когда Лопахин тайком бросает в шляпную коробку уезжающей в Париж Раневской пачки денег, - вдруг заставляет вспомнить мстительный жест Настасьи Филипповны, которая швыряла, ну, очень похожую пачку в камин…Мужское благородство не слишком разнится в своих проявлениях от женской мести миру…
В финале спектакля, придуманного Сергее Безруковым, деревья, как и любовь героя, - не вырубаются, - а выкорчевываются, вырываются с корнями, а потом висят над сценой мрачным напоминанием об обманувшей красоте, об обманувшей мечте, об обманувшей жизни.
Предельно разные истории женской мести и мужской любви смыкаются в своей главной мысли: не надо ворошить прошлое. Вызванные призраки – неважно любви или мести, - успешно разрушат и твою жизнь, и все вокруг…
Подписывайтесь на официальный в Telegram (@teatralmedia), чтобы не пропускать наши главные материалы.
