Актриса Полина Маликова, до недавнего времени известная как Полина Толстун, стала играть на сцене БДТ еще школьницей. Работала с Чхеидзе, Могучим, Панковым, Жолдаком, Богомоловым, Вырыпаевым. Много лет партнерствует с Алисой Фрейндлих и Олегом Басилашвили в спектакле-бестселлере БДТ «Дядюшкин сон». «Театрал» поговорил с Полиной о переменах, которые она остро ощущает в самой себе, а начали мы с фамилии.
– Полина, зачем нужно было менять сценическое имя?
– Это странный поступок для актрисы, я понимаю. Фамилия Толстун мне всегда нравилась, несмотря на то, что в театре сначала предлагали взять псевдоним. Мне нравилось, что она не склоняется. Когда я выходила замуж, думала, стану Маликовой только по паспорту. Но мне приснился очень реалистичный сон на эту тему. Я много размышляла и даже сходила к астрологу (она, правда, не сказала ничего определенного; «да, меняйте» или «ни в коем случае не меняйте» – такого не было). Когда же родилась Алиса, все сомнения отпали, мне захотелось быть под одной фамилией со своей семьей не только по паспорту, но и публично. Театр меня поддержал. Кстати, Алиса Бруновна, с которой я советовалась, сказала: если менять, то менять везде. Это все же неправильный шаг, с точки зрения маркетинга, но мне он невероятно греет душу. Я вообще не такая правильная, какой меня считают. У меня такой образ, возможно, в силу ролей сложился, но это совсем не так и никогда не было так. С возрастом я позволяю себе быть собой. У меня сейчас хороший период, он наступил в 33 года. Когда честность с собой стала основной точкой отсчета. С кем работать, что играть. Вместе с тем внутри осталось ощущение подростка, когда ты думаешь, что 35 – это уже такие тети-дяди пузатые. А с другой стороны, мне сейчас комфортнее, чем в 27, 28, чем в 30 даже. Иллюзии в хорошем смысле стерты. Наверное, это тот самый момент – поменять что-то, обнулиться и обогатиться в то же самое время. И в творчестве, как ни странно, тоже. Потому что я же давно работаю в театре, 18 лет уже…
– Все началось со спектакля «Отец», который поставил в БДТ ваш будущий мастер Григорий Дитятковский.
– Да, был «Отец», потом «Двенадцатая ночь», потом я поступила в Театральную Академию и стала учиться при театре, а потом случился «Дядюшкин сон». Мне грех жаловаться, востребованность моя в театре меня всегда устраивала. Но, может, возраст сказывается, может, стаж, захотелось сделать небольшую паузу. В последние годы возникло ощущение усталости и повторения одного и того же. Я тревожно отнеслась к этому сигналу. И дочка это мое желание исполнила – впервые за 18 лет четыре месяца я не выходила на сцену. А потом еще и карантин случился. Пандемия застала меня с семьей в путешествии, и отель пустел на глазах. Нам повезло, мы успели вернуться домой до полного закрытия границ. Но из отеля мы выходили последними, очень необычное получилось путешествие. Весной я много работала из дома для портала BDT digital, который в апреле придумал Андрей Могучий и запустил в БДТ. И занятость, хоть и на самоизоляции, но была активной. Но мучительная тоска (звучит пафосно, но это именно она) по сцене, зрителям, репетициям и родным стенам театра не покидала меня все эти полгода. Большое счастье, что рядом со мной всё это время были муж и дочка. Без них я бы, наверное, сошла с ума. Самым непростым для меня в 2020 году оказалось, как и для многих, – ощущение неизвестности. Странно, когда ты совсем не можешь строить никаких планов.
– Любите ли вы то, что сопровождает актерскую профессию – быть на виду, фотографироваться, наряжаться?
– Я люблю фотографироваться, когда фотограф – художник. Тогда можно и не наряжаться, какая есть, такая есть, но получиться может чтото очень интересное. Хороший фотограф видит суть, и какую-нибудь твою черту или какой-то нюанс он раскрывает. Наряжаться люблю, когда есть повод. Дочь смотрит на меня, разинув рот, когда я завиваюсь и крашусь. Ей это нравится. Но каждый день я бы не смогла так жить, я, наверное, слишком ленивая. Кеды, джинсы – и вперед. В магазин могу спуститься черте в чем, вообще не заморачиваюсь на этот счет. Мне нравится играть образами. Сегодня ты выходишь в стиле Одри Хепберн, с аккуратно убранными волосами, в юбке до середины икры, а завтра ты ощущаешь себя Тильдой Суинтон, в широких брюках с ботинками. Надо отталкиваться от настроения и чтобы самому было комфортно. Чем честнее ты сам с собой, тем лучше. Когда я в юности пыталась соответствовать какому-нибудь мероприятию, это было очень глупо. Я не рекомендую никому пытаться чему-либо соответствовать. В идеале – самому себе.
– Какие у вас отношения со своей внешностью, нравитесь себе?
– Все просто. Хороший свет, и я очень даже ничего. Плохой свет – и может быть все что угодно. Конечно, как у любой женщины, у меня куча претензий к себе – здесь надо бы побольше, здесь поменьше. Но, скорее, я больше себя принимаю, чем не принимаю. Ну глупо не принимать, это же уже есть. Или надо идти что-то кромсать… Со сцены я могу выглядеть очень эффектно, это я знаю.
– Что должно быть у женщины, чтобы считать ее красивой?
– Конечно, шарм в сочетании с красивыми чертами лица. Правильные черты лица без обаяния – это может быть скучно. Мне очень нравятся у женщины тонкие запястья, щиколотки. Как у Ксении Раппопорт. В спектакле МДТ «Коварство и любвь» Ксения играет Леди Мильфорд, а Лиза Боярская – Луизу. У них сцена, где они стоят рядом и в какой-то момент Ксения смотрит и сравнивает ширину косточки своей и Лизиной. Не сказать, что у Лизы какая-то она большущая, но у Ксении она совсем изящная. Нюанс, а все понятно сразу: Леди Мильфорд благородных кровей и Луиза из простой семьи. Конечно, в этом красота. С другой стороны, это все может быть, но без харизмы – все мимо.
– Насколько вы открыты для общения со зрителями?
– Я общаюсь в интернете, это возможность держать связь. Стараюсь отвечать почти всем. Мне не миллион человек пишут, а все-таки какое-то адекватное количество. И я считаю, что лучше ответить попозже, чем не ответить совсем. Ставлю себя на их место и понимаю: мне было бы приятно получить ответ от того, кто мне интересен. Но друзьями мы не станем через три дня, это точно. Все-таки при внешней открытости я держусь довольно замкнуто.
– Инстаграм для вас это в первую очередь что?
– Поначалу это был такой фотодневник. Потом уже он стал площадкой для саморекламы и обратной связи. Я сыграла спектакль и на следующий день читаю реальные отзывы реальных людей. Это не критики, просто зрители, и это гораздо интересней. Критике сейчас артисты меньше уделяют внимания.
– Оценкам зрителей доверяете?
– Разные бывают зрители. Искусство – дело такое: что тебе нравится, мне не нравится. Интересно знать разные мнения. Интересно понять, если не нравится, то почему. Иногда, наслушавшись знакомых, которые говорят «ну это полная ерунда», начинаешь чуть-чуть грустнеть и думать, что все напрасно. Но видя хорошую реакцию зрителей, получая отклик, приходишь к мысли, наверное, все-таки не напрасно, и просто есть разные мнения.
– Какой вы театр любите? Как зритель за чем идете туда?
– Я иду ради того, чтобы дзынькало внутри, либо в голове, либо в сердце. Люблю разные проявления театрального. Если бы театр не менялся, было бы очень скучно. Мне кажется, в хорошем большом театре должны быть очень разные жанры. Если работа качественная, не важно, какими средствами она сделана. Чем больше средств, тем интереснее. Тем разнообразнее наш зритель. Мне нравится, что в БДТ сегодня можно играть и в кринолинах, тот же «Дядюшкин сон»; завтра «Эрендиру», которая совершенно другим языком рассказывается; послезавтра «Три толстяка», которые вообще иные. Я всегда знаю, на какой спектакль мне отправить знакомых, потому что у нас есть спектакли на любой вкус.
– У вас многолетний опыт партнёрства с такими мастерами, как Фрейндлих, Басилашвили, Крючкова, Усатова. Расскажите о них, пожалуйста.
– Они люди-планеты, очень разные все. Больше всех с Алисой Бруновной мы работали, в трех спектаклях – «Двенадцатая ночь», «Дядюшкин сон» и «Волнение». Я к ней очень неравнодушна, и как к актрисе, и как к человеку. Она превосходит все ожидания о ней.
– Дочку Алисой не в ее ли честь назвали?
– В ее. Алиса Бруновна – мой самый первый большой партнер. А Олега Валериановича я очень боялась с детства, у меня было ощущение от его экранных работ, что он суровый, но он оказался совсем не таким. Сейчас во время пандемии мы записали вместе два диалога в прямом эфире для цикла под названием «Разговор о профессии». Никогда прежде у меня не было возможности так подробно поговорить с Олегом Валериановичем. А ведь он невероятный рассказчик! Светлана Николаевна Крючкова. После премьеры «Дядюшкиного сна» она зашла ко мне в гримерку и сказала какието хорошие слова, я очень удивилась, потому что Светлану Николаевну все боятся. Все меня пугали ею, сетуя на непростой характер. Потом мы вместе стали играть в «Игроке». Она – глыба, очень волевой человек, сильная и при этом где-то внутри очень слабая. В «Эрендире» я играю с Ниной Николаевной Усатовой, тоже потрясающая личность. Оказалось, она училась еще и на режиссёра. Кто бы мог подумать! Мы все ее воспринимаем по кино как женщину из народа, «от земли», она все это знает и умеет сыграть, естественно, но на самом деле она гораздо сложнее. В работе дотошна и любит детали. Что объединяет этих артистов – они всегда точны. Партнер никогда не окажется в неловкой ситуации с ними. Я вижу, как в разных обстоятельствах они оказываются неравнодушными или как не позволяют себе поддаваться слабостям. Это хорошая школа. И мне, конечно, очень везет, что я с ними работаю.
– Они демократично себя держат с младшим поколением?
– В БДТ так удивительно сложилось, что молодых всегда поддерживают. Я уже в свою очередь поддерживаю тех, кто позже меня пришел в театр, потому что так же поступали со мной.
– Полина, зачем нужно было менять сценическое имя?
– Это странный поступок для актрисы, я понимаю. Фамилия Толстун мне всегда нравилась, несмотря на то, что в театре сначала предлагали взять псевдоним. Мне нравилось, что она не склоняется. Когда я выходила замуж, думала, стану Маликовой только по паспорту. Но мне приснился очень реалистичный сон на эту тему. Я много размышляла и даже сходила к астрологу (она, правда, не сказала ничего определенного; «да, меняйте» или «ни в коем случае не меняйте» – такого не было). Когда же родилась Алиса, все сомнения отпали, мне захотелось быть под одной фамилией со своей семьей не только по паспорту, но и публично. Театр меня поддержал. Кстати, Алиса Бруновна, с которой я советовалась, сказала: если менять, то менять везде. Это все же неправильный шаг, с точки зрения маркетинга, но мне он невероятно греет душу. Я вообще не такая правильная, какой меня считают. У меня такой образ, возможно, в силу ролей сложился, но это совсем не так и никогда не было так. С возрастом я позволяю себе быть собой. У меня сейчас хороший период, он наступил в 33 года. Когда честность с собой стала основной точкой отсчета. С кем работать, что играть. Вместе с тем внутри осталось ощущение подростка, когда ты думаешь, что 35 – это уже такие тети-дяди пузатые. А с другой стороны, мне сейчас комфортнее, чем в 27, 28, чем в 30 даже. Иллюзии в хорошем смысле стерты. Наверное, это тот самый момент – поменять что-то, обнулиться и обогатиться в то же самое время. И в творчестве, как ни странно, тоже. Потому что я же давно работаю в театре, 18 лет уже…
– Все началось со спектакля «Отец», который поставил в БДТ ваш будущий мастер Григорий Дитятковский.
– Да, был «Отец», потом «Двенадцатая ночь», потом я поступила в Театральную Академию и стала учиться при театре, а потом случился «Дядюшкин сон». Мне грех жаловаться, востребованность моя в театре меня всегда устраивала. Но, может, возраст сказывается, может, стаж, захотелось сделать небольшую паузу. В последние годы возникло ощущение усталости и повторения одного и того же. Я тревожно отнеслась к этому сигналу. И дочка это мое желание исполнила – впервые за 18 лет четыре месяца я не выходила на сцену. А потом еще и карантин случился. Пандемия застала меня с семьей в путешествии, и отель пустел на глазах. Нам повезло, мы успели вернуться домой до полного закрытия границ. Но из отеля мы выходили последними, очень необычное получилось путешествие. Весной я много работала из дома для портала BDT digital, который в апреле придумал Андрей Могучий и запустил в БДТ. И занятость, хоть и на самоизоляции, но была активной. Но мучительная тоска (звучит пафосно, но это именно она) по сцене, зрителям, репетициям и родным стенам театра не покидала меня все эти полгода. Большое счастье, что рядом со мной всё это время были муж и дочка. Без них я бы, наверное, сошла с ума. Самым непростым для меня в 2020 году оказалось, как и для многих, – ощущение неизвестности. Странно, когда ты совсем не можешь строить никаких планов.
– Любите ли вы то, что сопровождает актерскую профессию – быть на виду, фотографироваться, наряжаться?
– Я люблю фотографироваться, когда фотограф – художник. Тогда можно и не наряжаться, какая есть, такая есть, но получиться может чтото очень интересное. Хороший фотограф видит суть, и какую-нибудь твою черту или какой-то нюанс он раскрывает. Наряжаться люблю, когда есть повод. Дочь смотрит на меня, разинув рот, когда я завиваюсь и крашусь. Ей это нравится. Но каждый день я бы не смогла так жить, я, наверное, слишком ленивая. Кеды, джинсы – и вперед. В магазин могу спуститься черте в чем, вообще не заморачиваюсь на этот счет. Мне нравится играть образами. Сегодня ты выходишь в стиле Одри Хепберн, с аккуратно убранными волосами, в юбке до середины икры, а завтра ты ощущаешь себя Тильдой Суинтон, в широких брюках с ботинками. Надо отталкиваться от настроения и чтобы самому было комфортно. Чем честнее ты сам с собой, тем лучше. Когда я в юности пыталась соответствовать какому-нибудь мероприятию, это было очень глупо. Я не рекомендую никому пытаться чему-либо соответствовать. В идеале – самому себе.
– Какие у вас отношения со своей внешностью, нравитесь себе?– Все просто. Хороший свет, и я очень даже ничего. Плохой свет – и может быть все что угодно. Конечно, как у любой женщины, у меня куча претензий к себе – здесь надо бы побольше, здесь поменьше. Но, скорее, я больше себя принимаю, чем не принимаю. Ну глупо не принимать, это же уже есть. Или надо идти что-то кромсать… Со сцены я могу выглядеть очень эффектно, это я знаю.
– Что должно быть у женщины, чтобы считать ее красивой?
– Конечно, шарм в сочетании с красивыми чертами лица. Правильные черты лица без обаяния – это может быть скучно. Мне очень нравятся у женщины тонкие запястья, щиколотки. Как у Ксении Раппопорт. В спектакле МДТ «Коварство и любвь» Ксения играет Леди Мильфорд, а Лиза Боярская – Луизу. У них сцена, где они стоят рядом и в какой-то момент Ксения смотрит и сравнивает ширину косточки своей и Лизиной. Не сказать, что у Лизы какая-то она большущая, но у Ксении она совсем изящная. Нюанс, а все понятно сразу: Леди Мильфорд благородных кровей и Луиза из простой семьи. Конечно, в этом красота. С другой стороны, это все может быть, но без харизмы – все мимо.
– Насколько вы открыты для общения со зрителями?
– Я общаюсь в интернете, это возможность держать связь. Стараюсь отвечать почти всем. Мне не миллион человек пишут, а все-таки какое-то адекватное количество. И я считаю, что лучше ответить попозже, чем не ответить совсем. Ставлю себя на их место и понимаю: мне было бы приятно получить ответ от того, кто мне интересен. Но друзьями мы не станем через три дня, это точно. Все-таки при внешней открытости я держусь довольно замкнуто.
– Инстаграм для вас это в первую очередь что?
– Поначалу это был такой фотодневник. Потом уже он стал площадкой для саморекламы и обратной связи. Я сыграла спектакль и на следующий день читаю реальные отзывы реальных людей. Это не критики, просто зрители, и это гораздо интересней. Критике сейчас артисты меньше уделяют внимания.
– Оценкам зрителей доверяете?
– Разные бывают зрители. Искусство – дело такое: что тебе нравится, мне не нравится. Интересно знать разные мнения. Интересно понять, если не нравится, то почему. Иногда, наслушавшись знакомых, которые говорят «ну это полная ерунда», начинаешь чуть-чуть грустнеть и думать, что все напрасно. Но видя хорошую реакцию зрителей, получая отклик, приходишь к мысли, наверное, все-таки не напрасно, и просто есть разные мнения.
– Какой вы театр любите? Как зритель за чем идете туда?
– Я иду ради того, чтобы дзынькало внутри, либо в голове, либо в сердце. Люблю разные проявления театрального. Если бы театр не менялся, было бы очень скучно. Мне кажется, в хорошем большом театре должны быть очень разные жанры. Если работа качественная, не важно, какими средствами она сделана. Чем больше средств, тем интереснее. Тем разнообразнее наш зритель. Мне нравится, что в БДТ сегодня можно играть и в кринолинах, тот же «Дядюшкин сон»; завтра «Эрендиру», которая совершенно другим языком рассказывается; послезавтра «Три толстяка», которые вообще иные. Я всегда знаю, на какой спектакль мне отправить знакомых, потому что у нас есть спектакли на любой вкус.
– У вас многолетний опыт партнёрства с такими мастерами, как Фрейндлих, Басилашвили, Крючкова, Усатова. Расскажите о них, пожалуйста.– Они люди-планеты, очень разные все. Больше всех с Алисой Бруновной мы работали, в трех спектаклях – «Двенадцатая ночь», «Дядюшкин сон» и «Волнение». Я к ней очень неравнодушна, и как к актрисе, и как к человеку. Она превосходит все ожидания о ней.
– Дочку Алисой не в ее ли честь назвали?
– В ее. Алиса Бруновна – мой самый первый большой партнер. А Олега Валериановича я очень боялась с детства, у меня было ощущение от его экранных работ, что он суровый, но он оказался совсем не таким. Сейчас во время пандемии мы записали вместе два диалога в прямом эфире для цикла под названием «Разговор о профессии». Никогда прежде у меня не было возможности так подробно поговорить с Олегом Валериановичем. А ведь он невероятный рассказчик! Светлана Николаевна Крючкова. После премьеры «Дядюшкиного сна» она зашла ко мне в гримерку и сказала какието хорошие слова, я очень удивилась, потому что Светлану Николаевну все боятся. Все меня пугали ею, сетуя на непростой характер. Потом мы вместе стали играть в «Игроке». Она – глыба, очень волевой человек, сильная и при этом где-то внутри очень слабая. В «Эрендире» я играю с Ниной Николаевной Усатовой, тоже потрясающая личность. Оказалось, она училась еще и на режиссёра. Кто бы мог подумать! Мы все ее воспринимаем по кино как женщину из народа, «от земли», она все это знает и умеет сыграть, естественно, но на самом деле она гораздо сложнее. В работе дотошна и любит детали. Что объединяет этих артистов – они всегда точны. Партнер никогда не окажется в неловкой ситуации с ними. Я вижу, как в разных обстоятельствах они оказываются неравнодушными или как не позволяют себе поддаваться слабостям. Это хорошая школа. И мне, конечно, очень везет, что я с ними работаю.
– Они демократично себя держат с младшим поколением?
– В БДТ так удивительно сложилось, что молодых всегда поддерживают. Я уже в свою очередь поддерживаю тех, кто позже меня пришел в театр, потому что так же поступали со мной.
