27 и 28 мая на Новой сцене Театра Вахтангова состоится премьера спектакля «Обратная сторона медали» по пьесе современного французского драматурга Флориана Зеллера. Спектакль станет режиссерским дебютом артиста Эльдара Трамова, который ранее выступил ассистентом Римаса Туминаса на постановке «Война и мир».
Сюжет пьесы прост: к супружеской паре приходит друг их возраста, который бросил жену и встречается с молодой девушкой, – им вчетвером предстоит провести время за ужином.
Жанр пьесы определен как комедия положений, но режиссера Эльдара Трамова больше интересует философия, вложенная Зеллером в текст. Об этом (и не только) он и рассказал в интервью «Театралу».
– Эльдар, в России известна трилогия Зеллера «Мама»-«Папа»-«Сын», но вы обращаетесь к его пьесе «Обратная сторона медали», которая еще не имеет сценического воплощения на российской сцене. Почему ваш выбор пал именно на нее?
– Если мы говорим о сравнении, то пьеса не уступает трилогии по художественной ценности. Мне кажется, что там целый спектр вопросов поднимается, которые не сужаются до взаимоотношений супружеской пары. Зеллер выбирает гораздо более глобальные темы. Например, ответственности за свой выбор. В Евангелии сказано: «В начале было слово», у Рождественского было стихотворение «Все начинается с любви». Наш спектакль о том, что все начинается с меня. Если во мне есть любовь и уважение, если я хотя бы пытаюсь быть честным с собой, то уже могу о чем-то говорить с окружающим миром.
– Жанр пьесы определен как комедия положений. Но вас, насколько я понимаю, в большей степени интересует философский подтекст?
– Да. Через смех мы находим сложные вопросы и не менее сложные ответы на них. Но это смех не пустой, не смех ради смеха. Зрители будут смеяться, потому что узнают себя. На самом деле это история не какого-то издателя и не какого-то преподавателя истории из далекого Парижа. Нет, это история каждого из нас.
Ставить эту пьесу как комедию очень обидно, потому что «гыговских» комедий очень много. Мне кажется, Зеллер писал не для того, чтобы смеялись, а для того, чтобы люди оказались в такой общей исповедальне. Задача артистов и моя как режиссера – не задавить зрителей происходящим на сцене, не дать им подумать, что эти ситуации безвыходные. Напротив – сказать, что выход есть всегда.
Если ты к Зеллеру не найдешь ключа, то не сможешь подняться выше бытовой семейной драмы или комедии положений. Мне такой театр чужд, поэтому я изначально искал некий ключ – «о чем?», «через что?».
– Этот ключ, очевидно, нужно найти и к пространству. Как вы его решаете?
– Я следую заповеди своего учителя Римаса: сконцентрироваться на раскрытии текста и игре артистов. Думаю, по стилистике спектакль будет приближен к работам Маэстро.
Над художественным пространством работает Максим Обрезков, главный художник Театра Вахтангова. Мы с ним максимально отходим от быта и средств выразительности, которыми сегодняшняя режиссура и публика пресыщена. Берем четверых героев и помещаем их в декорации, потому что один из возможных переводов названия пьесы – «Перемена декораций».
– Я столкнулась с еще одним переводом – «Изнанка». А почему вы остановились на варианте «Обратная сторона медали»?
– Там было очень много вариантов названия: «Изнанка», «Перемена декораций», «Наизнанку», «Лицом к лицу». В оригинале пьеса называется «L'envers du decor». Это такая «крылатая» фраза на французском, которая может быть переведена по-разному – вплоть до того, что можно назвать пьесу «Фасад». Я остановился на «Обратной стороне медали», потому что, во-первых, это название заявляет переводчик, который, на мой взгляд, очень хорошо перевел пьесу. Во-вторых, русскому человеку это название понятно. Вот это метафорическое подбрасывание монетки, когда нужно принять сложное решение, и ожидание что выпадет – орел или решка, та сторона или обратная.
– Спектакль начинается с того, что герои выходят на двухметровую, полностью чёрную сцену, которая потом становится черно-белой. Что вы этим хотите подчеркнуть?
– Тут много смыслов. Но самое главное для меня – подчеркнуть аскетизм. Сейчас слишком много цветных картинок. И чем они ярче, тем ничтожнее содержание. Поэтому такая скупость выразительных средств кажется мне нужной сейчас.
А два метра – это теснота, в которой, казалось бы, герои должны сближаться, но они, наоборот, отдаляются. В пандемию, когда все сидели в одной квартире, сколько было разводов, сколько трагедий, сколько драм! Потому что люди не выносят друг друга на малом пространстве. Они говорят друг другу слова любви, но эта любовь где-то там – в другом городе, в командировке, на работе. А рядом друг друга услышать, поговорить, понять, почувствовать, уважить – не могут.
– То есть между героями вашего спектакля любовь все-таки есть, но она где-то далеко?
– Конечно. Они просто отдалились друг от друга. Она занимается своим делом, он – своим; она в одном кабинете работает, он – в другом.
Я недавно читал книжку Антония Сурожского, был такой мыслитель религиозный. Он говорит, что проблема людей в том, что они стали жить очень лично, сугубо своими интересами. Даже не интересами семьи, а своими личными. Вот у человека есть хобби – в карты с друзьями играет, паяет какие-то фигурки, изучает иностранный язык... Вот у него есть набор личных дел. А то, что происходит рядом с ним, он не замечает! Чтобы показать, что от героев ушла любовь, мне не обязательно просить их бить друг друга сковородками на сцене. Достаточно того, что они не вглядываются друг в друга. Он только с пятого раза осмеливается сказать ей, что пригласил друга, и то каким образом – вранье, вранье, вранье...
– Чем его привлекает вот эта девочка молодая – спутница его друга?
– Не она, а ее юность. Он в ней видит возможность, путь к другой жизни: «Раз мой друг смог, может быть, и мне попробовать, почему нет?»
Полную версию интервью читайте в июньском номере журнала «Театрал».
Сюжет пьесы прост: к супружеской паре приходит друг их возраста, который бросил жену и встречается с молодой девушкой, – им вчетвером предстоит провести время за ужином.
Жанр пьесы определен как комедия положений, но режиссера Эльдара Трамова больше интересует философия, вложенная Зеллером в текст. Об этом (и не только) он и рассказал в интервью «Театралу».
– Эльдар, в России известна трилогия Зеллера «Мама»-«Папа»-«Сын», но вы обращаетесь к его пьесе «Обратная сторона медали», которая еще не имеет сценического воплощения на российской сцене. Почему ваш выбор пал именно на нее?– Если мы говорим о сравнении, то пьеса не уступает трилогии по художественной ценности. Мне кажется, что там целый спектр вопросов поднимается, которые не сужаются до взаимоотношений супружеской пары. Зеллер выбирает гораздо более глобальные темы. Например, ответственности за свой выбор. В Евангелии сказано: «В начале было слово», у Рождественского было стихотворение «Все начинается с любви». Наш спектакль о том, что все начинается с меня. Если во мне есть любовь и уважение, если я хотя бы пытаюсь быть честным с собой, то уже могу о чем-то говорить с окружающим миром.
– Жанр пьесы определен как комедия положений. Но вас, насколько я понимаю, в большей степени интересует философский подтекст?– Да. Через смех мы находим сложные вопросы и не менее сложные ответы на них. Но это смех не пустой, не смех ради смеха. Зрители будут смеяться, потому что узнают себя. На самом деле это история не какого-то издателя и не какого-то преподавателя истории из далекого Парижа. Нет, это история каждого из нас.
Ставить эту пьесу как комедию очень обидно, потому что «гыговских» комедий очень много. Мне кажется, Зеллер писал не для того, чтобы смеялись, а для того, чтобы люди оказались в такой общей исповедальне. Задача артистов и моя как режиссера – не задавить зрителей происходящим на сцене, не дать им подумать, что эти ситуации безвыходные. Напротив – сказать, что выход есть всегда.
Если ты к Зеллеру не найдешь ключа, то не сможешь подняться выше бытовой семейной драмы или комедии положений. Мне такой театр чужд, поэтому я изначально искал некий ключ – «о чем?», «через что?».
– Этот ключ, очевидно, нужно найти и к пространству. Как вы его решаете?
– Я следую заповеди своего учителя Римаса: сконцентрироваться на раскрытии текста и игре артистов. Думаю, по стилистике спектакль будет приближен к работам Маэстро.
Над художественным пространством работает Максим Обрезков, главный художник Театра Вахтангова. Мы с ним максимально отходим от быта и средств выразительности, которыми сегодняшняя режиссура и публика пресыщена. Берем четверых героев и помещаем их в декорации, потому что один из возможных переводов названия пьесы – «Перемена декораций».
– Я столкнулась с еще одним переводом – «Изнанка». А почему вы остановились на варианте «Обратная сторона медали»?
– Там было очень много вариантов названия: «Изнанка», «Перемена декораций», «Наизнанку», «Лицом к лицу». В оригинале пьеса называется «L'envers du decor». Это такая «крылатая» фраза на французском, которая может быть переведена по-разному – вплоть до того, что можно назвать пьесу «Фасад». Я остановился на «Обратной стороне медали», потому что, во-первых, это название заявляет переводчик, который, на мой взгляд, очень хорошо перевел пьесу. Во-вторых, русскому человеку это название понятно. Вот это метафорическое подбрасывание монетки, когда нужно принять сложное решение, и ожидание что выпадет – орел или решка, та сторона или обратная.
– Спектакль начинается с того, что герои выходят на двухметровую, полностью чёрную сцену, которая потом становится черно-белой. Что вы этим хотите подчеркнуть?
– Тут много смыслов. Но самое главное для меня – подчеркнуть аскетизм. Сейчас слишком много цветных картинок. И чем они ярче, тем ничтожнее содержание. Поэтому такая скупость выразительных средств кажется мне нужной сейчас.
А два метра – это теснота, в которой, казалось бы, герои должны сближаться, но они, наоборот, отдаляются. В пандемию, когда все сидели в одной квартире, сколько было разводов, сколько трагедий, сколько драм! Потому что люди не выносят друг друга на малом пространстве. Они говорят друг другу слова любви, но эта любовь где-то там – в другом городе, в командировке, на работе. А рядом друг друга услышать, поговорить, понять, почувствовать, уважить – не могут.
– То есть между героями вашего спектакля любовь все-таки есть, но она где-то далеко?– Конечно. Они просто отдалились друг от друга. Она занимается своим делом, он – своим; она в одном кабинете работает, он – в другом.
Я недавно читал книжку Антония Сурожского, был такой мыслитель религиозный. Он говорит, что проблема людей в том, что они стали жить очень лично, сугубо своими интересами. Даже не интересами семьи, а своими личными. Вот у человека есть хобби – в карты с друзьями играет, паяет какие-то фигурки, изучает иностранный язык... Вот у него есть набор личных дел. А то, что происходит рядом с ним, он не замечает! Чтобы показать, что от героев ушла любовь, мне не обязательно просить их бить друг друга сковородками на сцене. Достаточно того, что они не вглядываются друг в друга. Он только с пятого раза осмеливается сказать ей, что пригласил друга, и то каким образом – вранье, вранье, вранье...
– Чем его привлекает вот эта девочка молодая – спутница его друга?– Не она, а ее юность. Он в ней видит возможность, путь к другой жизни: «Раз мой друг смог, может быть, и мне попробовать, почему нет?»
Полную версию интервью читайте в июньском номере журнала «Театрал».
