История сумасшедшего деспотизма одного из самых противоречивых и таинственных правителей в истории российского престола впервые поставлена на вахтанговской сцене. Дуэт из двух эпох – драматург Серебряного века Дмитрий Мережковский и современный режиссер Наталья Ковалева – открыли зрителю своеобразного русского Гамлета.
«Мы живем накануне упадка реалистического искусства, накануне нового, еще невиданного идеализма... Нужен какой-то необычный, великий порыв, чтобы спасти Красоту, Искусство от того варварства и пошлости, которые надвигаются на нас», – так писал в своем письме к великой русской актрисе Марии Ермоловой Дмитрий Мережковский.
Пьеса «Павел I» (1908) – первое произведение в трилогии Мережковского под названием «Царство Зверя». За драмой о дворцовом перевороте последовали романы «Александр I» (1913) и «14 декабря» (1918).
Писатель был ярким идеалистом и хотел переродить русский театр, поставить в его главе возвышенные мысли и образы. В погоне за этим духом в драматургии Мережковский обратился сначала к античности («Мессалина», «Сакунтала», «Натан и Митридат»), затем к отечественной истории, к событиям обширным и потрясавшим некогда не только российское, но и мировое общество. Переосмысление героев русской истории, трагедий эпох, самодержавия – эти темы прошли ураганом по творчеству символиста.
Стоит отметить, что писатель имел очень сильную внутреннюю связь с христианством. Название вышеупомянутой трилогии «Царство Зверя» соответствует собственной религиозно-философской концепции Мережковского: история человечества конечна; на пути к Апокалипсису нам предстоит пройти царствование Зверя – эпоху вражды и раздора, время царей и полководцев, бездумно проливающих кровь за благое дело. Но кому же быть Сатаной в пьесе «Павел I»? Ответ вроде как очевиден. Только у Мережковского нет цели надеть копыта и хвост одному из самых скандальных императоров в истории российского престола. Он стремится его оправдать, а режиссер-постановщик Наталья Ковалева успешно улавливает это неожиданное решение.
Метафоричный, концептуальный и минималистичный Театр Вахтангова как нельзя кстати подошёл хронотопу начала 19 века. Туманное пространство сцены растягивается от площади перед Михайловским замком до его просторных комнат. Изъеденные будто черной плесенью колонны и зеркала. Огромное возвышение для престола без трона, похожее на могильную плиту, – символ затхлого придворного мира, где нет места милосердию и любви, где сын пойдет с оружием на отца. Здесь царят сырость и холод, а призраки жестокого прошлого постоянно проникают в настоящее. Действие и начинается диалогом Павла с тенью покойной Екатерины II.
Фигуры императрицы нет ни в пьесе Мережковского, ни в трагедии Симонова, на основе которых поставлен спектакль. Вводя этого персонажа, режиссер вносит гамлетовский мотив, который сразу задает трагическую ноту одинокой, не понятной никому души. В исполнении Ирины Дымченко Екатерина – воплощение холодного, расчетливого царедворца: «Политика не больница – кто слаб, того пятками вперед». Так вынесли Петра III, убитого по приказу Екатерины. Так вынесут Павла I – центрального героя спектакля.
Фигура этого персонажа крайне неоднозначна и поистине трагична. Александр Олешко показал личность Павла I в двух плоскостях. На плацу перед нами – жестокий правитель, приказывающий избить до полусмерти старого солдата за небольшую провинность; плохой политик, объявляющий войну сразу пяти-шести державам. Его голова втянута в плечи, голос резок и криклив. Императора все боятся и считают – или хотят считать – сумасшедшим. Совершенно иного Павла мы видим в покоях его фаворитки Анны Гагариной (Мария Риваль). Это одинокий, истерзанный человек, который пытается хоть на миг найти покой рядом с любимой женщиной. Строя образ героя, Олешко отталкивается именно от этой стороны внутренней жизни Павла и тем самым оправдывает его в глазах зрителя. Мы видим изматывающую борьбу человека и государства. И тем острее этот конфликт, что Павел сам стоит в центре механической, железной системы и становится ее жертвой.
Перед нами подлинная история души человека – именно человека, а не императора. Выросший без материнской ласки, зная, что его отец убит по приказу его матери, постоянно ожидающий ареста, он стал болезненно мнительным и подозрительным. Павел замахивается тяжелой тростью на собственного сына – тростью, принятой из рук Екатерины. Так режиссер подчеркивает, что деспотизм, царящий при дворе, – не творение Павла, а жестокое наследство российской истории.
Следующим наследником станет Александр. Во многом образ этого героя параллелен образу Павла – именно с ними обоими связана важнейшая для спектакля тема. Александр в исполнении Юрия Поляка – возвышенный, полный романтизма юноша, который, тем не менее, состоит в заговоре против своего отца. Интересно, что артист создает образ человека, так же запутавшегося в сетях власти. Александр нерешителен, робок; жена Елизавета (Дарья Щербакова) уговаривает его перейти к решительным действиям, как ребенка уговаривают съесть ложку каши: «Надо, Сашенька, надо». Но со слезами на глазах, занеся одну ногу на возвышение для трона, наследник все же подписывает манифест о своем воцарении, фактически соглашаясь на убийство отца. Этот документ обернется для Александра договором с дьяволом.
Присутствие чьей-то роковой воли чувствуется с самого начала спектакля. Появление призрака Екатерины, предсказание Павлом собственной гибели, пророческие слова видения Петра I: «Бедный Павел». Лейтмотивом звучит «Stabat mater» Вивальди, утяжеляя и без того давящие чернотой и массивностью декорации.
И потому такой неожиданной кажется комичная сцена собрания бунтовщиков. Похожие на механических кукол, гвардейцы с ужимками маршируют, синхронным движением снимают шляпы, откупоривают бутылки – и между выпивкой обсуждают положения Конституции. И чем нелепее и смешнее ведут себя бунтовщики, тем трагичнее видится положение Павла: его судьба, судьба России зависит от кучки пьяниц, которые сами сомневаются в успехе задуманного. Жизнь императора в этот момент – легкое перышко, подвластное любому дуновению.
Очень тонко решена сцена убийства Павла. Режиссер убирает со сцены физические подробности борьбы: о том, какие страшные увечья были нанесены императору, зрители узнают из уст бунтовщиков. Павел же остается чист. Белый шарф, которым обмотана его шея, взмывает ввысь и становится похож на белое пламя. Павел с достоинством и тоской смотрит в зрительный зал, белое полотно дрожит и, постепенно ослабевая, падает на пол – гаснет человеческая душа, тает жизнь. Преданный своей семьей, всеми ненавидимый, Павел уходит в темный мрак истории – куда прежде ушел призрак его матери.
Спектакль «Павел I» – история большого ребёнка, искалеченного самодержавной матерью. Его судьба тяжела и противоречива. В воздухе витает лишь один вопрос – осуждать или сожалеть? И недаром граф Пален, зачинщик переворота, восклицает: «Разве он знает, что делает? Сумасшедший с бритвою… Не его, Богом клянусь, не его, безумца, жалости достойного, я ненавижу, а источник одного безумия – деспотичество».
«Мы живем накануне упадка реалистического искусства, накануне нового, еще невиданного идеализма... Нужен какой-то необычный, великий порыв, чтобы спасти Красоту, Искусство от того варварства и пошлости, которые надвигаются на нас», – так писал в своем письме к великой русской актрисе Марии Ермоловой Дмитрий Мережковский.
Пьеса «Павел I» (1908) – первое произведение в трилогии Мережковского под названием «Царство Зверя». За драмой о дворцовом перевороте последовали романы «Александр I» (1913) и «14 декабря» (1918).Писатель был ярким идеалистом и хотел переродить русский театр, поставить в его главе возвышенные мысли и образы. В погоне за этим духом в драматургии Мережковский обратился сначала к античности («Мессалина», «Сакунтала», «Натан и Митридат»), затем к отечественной истории, к событиям обширным и потрясавшим некогда не только российское, но и мировое общество. Переосмысление героев русской истории, трагедий эпох, самодержавия – эти темы прошли ураганом по творчеству символиста.
Стоит отметить, что писатель имел очень сильную внутреннюю связь с христианством. Название вышеупомянутой трилогии «Царство Зверя» соответствует собственной религиозно-философской концепции Мережковского: история человечества конечна; на пути к Апокалипсису нам предстоит пройти царствование Зверя – эпоху вражды и раздора, время царей и полководцев, бездумно проливающих кровь за благое дело. Но кому же быть Сатаной в пьесе «Павел I»? Ответ вроде как очевиден. Только у Мережковского нет цели надеть копыта и хвост одному из самых скандальных императоров в истории российского престола. Он стремится его оправдать, а режиссер-постановщик Наталья Ковалева успешно улавливает это неожиданное решение.
Метафоричный, концептуальный и минималистичный Театр Вахтангова как нельзя кстати подошёл хронотопу начала 19 века. Туманное пространство сцены растягивается от площади перед Михайловским замком до его просторных комнат. Изъеденные будто черной плесенью колонны и зеркала. Огромное возвышение для престола без трона, похожее на могильную плиту, – символ затхлого придворного мира, где нет места милосердию и любви, где сын пойдет с оружием на отца. Здесь царят сырость и холод, а призраки жестокого прошлого постоянно проникают в настоящее. Действие и начинается диалогом Павла с тенью покойной Екатерины II. Фигуры императрицы нет ни в пьесе Мережковского, ни в трагедии Симонова, на основе которых поставлен спектакль. Вводя этого персонажа, режиссер вносит гамлетовский мотив, который сразу задает трагическую ноту одинокой, не понятной никому души. В исполнении Ирины Дымченко Екатерина – воплощение холодного, расчетливого царедворца: «Политика не больница – кто слаб, того пятками вперед». Так вынесли Петра III, убитого по приказу Екатерины. Так вынесут Павла I – центрального героя спектакля. Фигура этого персонажа крайне неоднозначна и поистине трагична. Александр Олешко показал личность Павла I в двух плоскостях. На плацу перед нами – жестокий правитель, приказывающий избить до полусмерти старого солдата за небольшую провинность; плохой политик, объявляющий войну сразу пяти-шести державам. Его голова втянута в плечи, голос резок и криклив. Императора все боятся и считают – или хотят считать – сумасшедшим. Совершенно иного Павла мы видим в покоях его фаворитки Анны Гагариной (Мария Риваль). Это одинокий, истерзанный человек, который пытается хоть на миг найти покой рядом с любимой женщиной. Строя образ героя, Олешко отталкивается именно от этой стороны внутренней жизни Павла и тем самым оправдывает его в глазах зрителя. Мы видим изматывающую борьбу человека и государства. И тем острее этот конфликт, что Павел сам стоит в центре механической, железной системы и становится ее жертвой. Перед нами подлинная история души человека – именно человека, а не императора. Выросший без материнской ласки, зная, что его отец убит по приказу его матери, постоянно ожидающий ареста, он стал болезненно мнительным и подозрительным. Павел замахивается тяжелой тростью на собственного сына – тростью, принятой из рук Екатерины. Так режиссер подчеркивает, что деспотизм, царящий при дворе, – не творение Павла, а жестокое наследство российской истории. Следующим наследником станет Александр. Во многом образ этого героя параллелен образу Павла – именно с ними обоими связана важнейшая для спектакля тема. Александр в исполнении Юрия Поляка – возвышенный, полный романтизма юноша, который, тем не менее, состоит в заговоре против своего отца. Интересно, что артист создает образ человека, так же запутавшегося в сетях власти. Александр нерешителен, робок; жена Елизавета (Дарья Щербакова) уговаривает его перейти к решительным действиям, как ребенка уговаривают съесть ложку каши: «Надо, Сашенька, надо». Но со слезами на глазах, занеся одну ногу на возвышение для трона, наследник все же подписывает манифест о своем воцарении, фактически соглашаясь на убийство отца. Этот документ обернется для Александра договором с дьяволом. Присутствие чьей-то роковой воли чувствуется с самого начала спектакля. Появление призрака Екатерины, предсказание Павлом собственной гибели, пророческие слова видения Петра I: «Бедный Павел». Лейтмотивом звучит «Stabat mater» Вивальди, утяжеляя и без того давящие чернотой и массивностью декорации.И потому такой неожиданной кажется комичная сцена собрания бунтовщиков. Похожие на механических кукол, гвардейцы с ужимками маршируют, синхронным движением снимают шляпы, откупоривают бутылки – и между выпивкой обсуждают положения Конституции. И чем нелепее и смешнее ведут себя бунтовщики, тем трагичнее видится положение Павла: его судьба, судьба России зависит от кучки пьяниц, которые сами сомневаются в успехе задуманного. Жизнь императора в этот момент – легкое перышко, подвластное любому дуновению.
Очень тонко решена сцена убийства Павла. Режиссер убирает со сцены физические подробности борьбы: о том, какие страшные увечья были нанесены императору, зрители узнают из уст бунтовщиков. Павел же остается чист. Белый шарф, которым обмотана его шея, взмывает ввысь и становится похож на белое пламя. Павел с достоинством и тоской смотрит в зрительный зал, белое полотно дрожит и, постепенно ослабевая, падает на пол – гаснет человеческая душа, тает жизнь. Преданный своей семьей, всеми ненавидимый, Павел уходит в темный мрак истории – куда прежде ушел призрак его матери. Спектакль «Павел I» – история большого ребёнка, искалеченного самодержавной матерью. Его судьба тяжела и противоречива. В воздухе витает лишь один вопрос – осуждать или сожалеть? И недаром граф Пален, зачинщик переворота, восклицает: «Разве он знает, что делает? Сумасшедший с бритвою… Не его, Богом клянусь, не его, безумца, жалости достойного, я ненавижу, а источник одного безумия – деспотичество».
