На прошлой неделе худрук ЦИМа Виктор Рыжаков получил бумагу из прокуратуры с требованием дать показания о спектаклях, заподозренных в «пропаганде аморального поведения и порнографии». Среди перечисленных постановок, в основном Кирилла Серебренникова, в репертуаре ЦИМа ни один не значится, а многие и в других театрах давно не идут. Тем не менее, прокурор интересовался, проходили ли указанные спектакли «предварительное рецензирование в органах исполнительной власти». «Театрал» решил выяснить, почему «наезды» на театр происходят все чаще, и есть ли реальная опасность в подобной активности недовольных «безобразием», на которое затрачены бюджетные средства.
Виктор Рыжаков, режиссер, художественный руководитель ЦИМа– Вероятно, прокуратура в данном случае выполняет свою работу. Им пришел запрос – они проводят проверку. И это, казалось бы, нормально. Мы на их запрос официально ответили. Но вот что спровоцировало всех на такую дичайшую, малообъяснимую деятельность? Быть может, после чрезвычайного случая с «Тангейзером» теперь каждому гражданину, «сомневающемуся и обиженному» художественным языком театра, дано право писать заявления в органы власти и требовать ответа? А кто же сегодня защитит художника от обиженного, непонимающего законы искусства, раздраженного и возмущенного зрителя? Кто может решать, что должно идти в театре, а что нет? Художники? Вряд ли. Факт на лицо – создан вопиющий прецедент. И все это происходит оттого, что люди начинают заниматься не своим делом, подменяя и искажая понятия художественных законов в профессиональной среде, всего лишь из-за элементарного незнания этих законов и простой невежественности.
Почему запрос пришел именно в наш театр? Мы – экспериментальный центр. И что, теперь разводить руками... Ведь после последних событий любое художественное решение, любой творческий эксперимент может вызвать такую реакцию. Ведь мы всегда, по роду своей деятельности, за новый театральный поиск, за создание новых смыслов. А написать обиженное заявление в органы сейчас могут на любого, на Петрова, на Сидорова… Почему же все опять повторяется… Отчего же нет у нас исторической памяти?!
Сергей Чонишвили, актер– Люди, устраивающие подобное, видимо, были троечниками в школе, книжек они не читают, а действуют только по инструкциям. Благодаря им в нашей стране возможно все. В конце концов, это приведет к тому, что искусство у нас перестанет развиваться, мы отбросим себя назад на несколько десятилетий и будем чувствовать, что мы супердержава, которая поднимается с колен. Я считаю, что все нововведения в области искусства сегодня просто зашкаливают в своей глупости. Впрочем, как и в области экономики.
Я уже много лет занимаюсь тем, чем я занимаюсь, пытаюсь создавать что-то посредством своих профессиональных навыков. Если это будет не нужно, придется переквалифицироваться в управдомы, а искусством пусть занимаются чиновники. Знаете, как говорят? Самые большие противники алкоголя – это завзятые алкоголики. Пусть люди сначала посмотрят внутрь себя, а потом занимаются проверками.
При этом я не призываю разговаривать со сцены исключительно матом. Но бывают варианты, когда четырехэтажный мат – это искусство. А бороться надо с теми, кто, не произнося ни одного матерного слова, звучит пошло и нецензурно. Иногда человек выходит и говорит слово «ложка», но в таком контексте, что сразу хочется стать тараканом и забиться в щель.
Дмитрий Волкострелов, режиссер– Опасность есть, это совершенно очевидно. У нас уже есть опыт суда над спектаклем и его создателями. В другом государстве подобное вряд ли возможно. Тем более, на таком уровне и так масштабно. К сожалению, у нас государственная политика такова, что всем пытаются навязать одну идеологию, практически так, как это было в Советском Союзе. Только немного добавив цвета – вместо одного красного допускают еще белый и синий. А остальных как бы и не должно быть. Вероятно, у людей, которые инициируют все эти проверки, глубоко в подсознании сидит советский опыт, который они пережили. И, вероятно, им не терпится его вернуть, потому что тогда они были молоды. А молодым ты всегда кажешься себе лучше, чем есть сейчас. Да и вообще, с одним цветом и проще, и понятней.
Когда я работаю на независимой площадке, я чувствую себя свободно, и подобные угрозы не могут повлиять на мою работу. Но когда меня приглашают в театр, приходится думать о контексте, работать еще и с ним.
Я не думаю, что великие советские режиссеры ставили спектакли действительно так, как им хотелось. То есть они ставили так, как хотелось, но с учетом условий, в которых находились. Мы все прекрасно знаем термин эзопов язык. Я не исключаю, что русскому театру скоро снова придется вспомнить, как им пользоваться. Заявление о том, что лично я не собираюсь говорить на эзоповом языке, было бы очень громким. Хотя учить его, безусловно, не хочется. Нельзя. Театр – это вещь коллективная, а не ответственность одного человека. Пока удается без этого языка обходиться. Перед нами есть пример Театра.doc, за судьбой которого мы все наблюдаем, которому по мере сил помогаем. Я искренне восхищаюсь этими героическими людьми. И, надеюсь, что нам всем хватит сил продолжать свое дело, несмотря на то, что происходит вокруг.
