Молодой артист МХТ имени Чехова Дмитрий Сумин стремительно и успешно ввелся в комедию Михаила Рахлина «Веселые времена». Сыграл вальяжного французского графа, которого «перевоспитывает» любовь советской девушки. Впереди – еще одна важная работа: роль капитана Абросимова в спектакле Сергея Женовача «В окопах Сталинграда», премьера которого запланирована на май. Есть, о чем поговорить.
– Дима, как в твоей жизни случился театр?
– Я родился и вырос в небольшом городке в Воронежской области – Калач. Никакого отношения к театру мои родители не имели. Да и театра в городе не было. Но я с детства обожал клоуничать, озорничать. Пять лет отучился в музыкальной школе по классу фортепиано. Занимался спортом: у меня есть разряды по волейболу, легкой атлетике и туризму. Хорошо рисовал. Плюс, несмотря на все это, была улица: районы, драки. Но у нас существовали свои «пацанские» границы. За слова и беспредел могли спросить. Потом я пошел в армию.
– Это было твое решение?
– Мое. Родители переживали за мой выбор, но у нас доверительные отношения. Я понял, что должен разобраться в себе, в том, кем хочу быть. Так сказать, расставить приоритеты. В детстве я часто и много болел, плюс разные травмы. Моя медкнижка была очень толстой настолько, что я мог спокойно не идти в армию. Рекомендовано было не заниматься спортом в принципе. Но вопреки всему я им занимался и победил – спорт вытащил мое здоровье. Я хотел узнать на себе – что такое армия? В военкомате сказал: «Я хочу служить, абсолютно здоров, отправьте подальше и посложнее». На меня смотрели как на юного максималиста. Наверное, нечасто слышали подобные просьбы.
Так я оказался в ВДВ. Дослужился до сержанта, в подчинении была рота. Это, конечно, колоссальный опыт, который я ни за что не променяю.
– Что ты в армии понял про людей?
– Армия – это закрытая территория, там свои законы, и когда туда попадаешь, начинается отсчет с точки ноль. Всем абсолютно все равно кто ты, откуда, кто стоит у тебя за спиной и так далее. Начинаешь выстраивать взаимоотношения: с солдатами, офицерами, а самое главное, с собой. Открываешь много интересного в себе и окружающих.
Я служил в батальоне, подготовка у нас была серьезнее, чем в других ротах. Батальон в случае каких-то передряг в первую очередь отправляют на выполнение боевых задач. Поэтому мы постоянно были на учениях, выездах, жили в лесу в палатках зимой. Каждое утро начиналось в 6.30 с пяти км пробежки. В таких условиях люди проявляют себя очень по-разному. Я понял, что оценку этому давать не стоит. Мы все менялись каждодневно: у кого-то ломалась психика или, наоборот, укреплялась. Жили в моменте.
– А у тебя?
– Моя психика была подготовлена в каком-то смысле еще до армии. А в армии я узнал ее границы. Но я адекватный человек (Смеется).
– И все же. Более разных миров, чем театр и армия, трудно себе представить…
– У меня с детства было развито чувство эмпатии, ощущение энергии своей и других людей. С таким мировосприятием трудно заниматься техническими специальностями. Но идея об актерстве как о профессии пришла после армии. На тот момент родители работали и жили в Москве, и я решил тоже здесь остаться.
Демобилизовался я в июле, к этому моменту институты в основном завершают набор абитуриентов. Что делать? Нашел информацию про Институт телевидения и радиовещания «Останкино», который принимал документы до августа. Вот туда и поступил на продюсерский факультет. Год спустя понял, что все-таки хочу на актерский. Поступил на актерский курс и перевелся на заочный на продюсерском. Так совмещал еще два года.
По окончании 2 курса актерского факультета понял: если заниматься этой профессией серьезно, то нужно идти в основные театральные вузы.
Очень хотел попасть в Школу-студию МХАТ и поступил. Мои мастера – Игорь Золотовицкий и Сергей Земцов. Безмерная любовь и благодарность им за все. Курс у нас был прекрасный, дружный. Все сейчас существуют в профессии. В МХТ с курса попали семь человек, включая меня. Большинство спектаклей мы играем вместе, и это радостно.
– Через год после прихода в МХТ ты получил большую роль – ефрейтора Прохора Пенкина в «Сахарном немце» Уланбека Баялиева по роману Сергея Клычкова. Удивителен твой дуэт с Ксенией Тепловой в этом спектакле: ваших героев – мужа, уходящего на Первую мировую войну, и жену, которая мучительно скучает без него, – переполняют и чувственность, и отчаяние.
– В основе этого спектакля – безумно сложный для восприятия текст Сергея Клычкова, писателя, о котором я до начала репетиций ничего, к сожалению, не знал. Мой Прохор – интересная личность. Военный, но при этом еще и старовер. Для него не существует других цветов, кроме черного и белого. Либо счастье, либо горе. Он не кондовый, просто время другое. Восприятие жизни – все от Бога. Нет детей у них с Пелагеей — воспринимает это как наказание, но не может согласиться с этим. Мучается, продолжает бороться. Мне важно сказать, что без Пелагеи мой герой не может прозвучать, только вместе с ней его можно понять в полной мере. Пелагея и Прохор – будто единое целое.
– Прохор – персонаж драматический, а граф Леон в спектакле «Веселые времена» Михаила Рахлина – наоборот, легкомысленный…
– Мне нравится пробовать разное. Да и профессия актера во многом заключается в этом. Граф в «Веселых временах» – это очень забавный персонаж. Франт, немного альфонс. Вальяжный, расслабленный. В общем, совсем не я. Мне говорят, что я серьезный.
– А ты не такой?
– Думается, так говорят люди, которые меня не знают. Да, мне свойственно серьезное отношение к профессии, вообще к жизни. Но в душе я клоун, поэтому трагифарс — мое все. Очень рад, что в моем небольшом пока репертуаре сегодня есть этот спектакль. Жанр позволяет иногда импровизировать, а это я тоже очень люблю. Миша Рахлин поставил отличную комедию, которая с успехом идет уже несколько лет.
– С каким режиссером ты мечтал бы поработать?
– С Юрием Бутусовым. Это абсолютно «мой» режиссер. Он просто еще не знает, что я его артист (смеется). Но я верю, что это время придет. Не может не прийти. Его спектакли – мое спасение. Обостренное чувство правды с природной энергией – я так живу. В этом мой театр. Некоторое время назад в спектакль «Человек из рыбы» (спектакль Юрия Бутусова, идущий в МХТ имени Чехова – прим. Н.В.) нужно было ввести второй состав. Мне сказали: «Дима, у вас встреча с Юрием Николаевичем в Театре Вахтангова. Давайте». Была зима, я шел, волновался, думал: «Господи, неужели»? Когда мы встретились, Юрий Николаевич спрашивал меня про роли в дипломных спектаклях, попросил что-то почитать.
Я прочитал монолог Подсекальникова, которого играл в дипломном спектакле «Самоубийца» по пьесе Николая Эрдмана. Мне кажется, что-то пошло не так, потому что Бутусов не перезвонил (Смеется). Возможно, он не увидел глубину, или недостаточно «взрослые» глаза для роли. Помню, как я психовал и говорил: «Он просто не знает мою жизнь! Ну пусть он со мной просто поговорит!» (Смеется). В итоге Юрий Николаевич сам играл в своем спектакле эту роль.
Посмотрим, что будет дальше. Работаем.
– Сейчас ты репетируешь в новом спектакле Сергея Женовача «В окопах Сталинграда» по повести Виктора Некрасова. Расскажи, как проходят репетиции.
– Сергей Васильевич очень круто разбирает роли. Я вот во многом за этюдный метод, за свое высказывание, так воспитан со Школы-студии, но здесь другая специфика. Другой подход. Он не говорит, как именно ты должен сыграть, но направляет в какую сторону, показывает, и в этом «зашита» вся суть.
– Твой армейский опыт тебе помогает?
– Я знаю, что такое армия. Знаю, как люди могут себя проявлять в критических ситуациях. Как слабый может стать сильным и наоборот. Видел много крайностей. Но, конечно, наш опыт не может сравниться с опытом людей, которые прошли войну.
Роль, которую я репетирую, – капитана Абросимова – небольшая, но важная. Мой герой совершает трагический поступок: ведет в атаку людей, которые погибают. Военный карьерист такой. Он рассчитывал на удачный исход и медаль, а получил трупы молодых пацанов и суд с «изгнанием». Этого можно было избежать, но у каждого своя правда на войне, а уж поступки тем более, и капитан Абросимов не исключение. У войны свои законы, и кто знает, как на ней будет вести себя человек. Дай Бог не узнаем. У нас театр.
– Дима, как в твоей жизни случился театр?
– Я родился и вырос в небольшом городке в Воронежской области – Калач. Никакого отношения к театру мои родители не имели. Да и театра в городе не было. Но я с детства обожал клоуничать, озорничать. Пять лет отучился в музыкальной школе по классу фортепиано. Занимался спортом: у меня есть разряды по волейболу, легкой атлетике и туризму. Хорошо рисовал. Плюс, несмотря на все это, была улица: районы, драки. Но у нас существовали свои «пацанские» границы. За слова и беспредел могли спросить. Потом я пошел в армию.
– Это было твое решение?
– Мое. Родители переживали за мой выбор, но у нас доверительные отношения. Я понял, что должен разобраться в себе, в том, кем хочу быть. Так сказать, расставить приоритеты. В детстве я часто и много болел, плюс разные травмы. Моя медкнижка была очень толстой настолько, что я мог спокойно не идти в армию. Рекомендовано было не заниматься спортом в принципе. Но вопреки всему я им занимался и победил – спорт вытащил мое здоровье. Я хотел узнать на себе – что такое армия? В военкомате сказал: «Я хочу служить, абсолютно здоров, отправьте подальше и посложнее». На меня смотрели как на юного максималиста. Наверное, нечасто слышали подобные просьбы.
Так я оказался в ВДВ. Дослужился до сержанта, в подчинении была рота. Это, конечно, колоссальный опыт, который я ни за что не променяю.
– Что ты в армии понял про людей?– Армия – это закрытая территория, там свои законы, и когда туда попадаешь, начинается отсчет с точки ноль. Всем абсолютно все равно кто ты, откуда, кто стоит у тебя за спиной и так далее. Начинаешь выстраивать взаимоотношения: с солдатами, офицерами, а самое главное, с собой. Открываешь много интересного в себе и окружающих.
Я служил в батальоне, подготовка у нас была серьезнее, чем в других ротах. Батальон в случае каких-то передряг в первую очередь отправляют на выполнение боевых задач. Поэтому мы постоянно были на учениях, выездах, жили в лесу в палатках зимой. Каждое утро начиналось в 6.30 с пяти км пробежки. В таких условиях люди проявляют себя очень по-разному. Я понял, что оценку этому давать не стоит. Мы все менялись каждодневно: у кого-то ломалась психика или, наоборот, укреплялась. Жили в моменте.
– А у тебя?
– Моя психика была подготовлена в каком-то смысле еще до армии. А в армии я узнал ее границы. Но я адекватный человек (Смеется).
– И все же. Более разных миров, чем театр и армия, трудно себе представить…
– У меня с детства было развито чувство эмпатии, ощущение энергии своей и других людей. С таким мировосприятием трудно заниматься техническими специальностями. Но идея об актерстве как о профессии пришла после армии. На тот момент родители работали и жили в Москве, и я решил тоже здесь остаться.
Демобилизовался я в июле, к этому моменту институты в основном завершают набор абитуриентов. Что делать? Нашел информацию про Институт телевидения и радиовещания «Останкино», который принимал документы до августа. Вот туда и поступил на продюсерский факультет. Год спустя понял, что все-таки хочу на актерский. Поступил на актерский курс и перевелся на заочный на продюсерском. Так совмещал еще два года.
По окончании 2 курса актерского факультета понял: если заниматься этой профессией серьезно, то нужно идти в основные театральные вузы.
Очень хотел попасть в Школу-студию МХАТ и поступил. Мои мастера – Игорь Золотовицкий и Сергей Земцов. Безмерная любовь и благодарность им за все. Курс у нас был прекрасный, дружный. Все сейчас существуют в профессии. В МХТ с курса попали семь человек, включая меня. Большинство спектаклей мы играем вместе, и это радостно.
– Через год после прихода в МХТ ты получил большую роль – ефрейтора Прохора Пенкина в «Сахарном немце» Уланбека Баялиева по роману Сергея Клычкова. Удивителен твой дуэт с Ксенией Тепловой в этом спектакле: ваших героев – мужа, уходящего на Первую мировую войну, и жену, которая мучительно скучает без него, – переполняют и чувственность, и отчаяние.– В основе этого спектакля – безумно сложный для восприятия текст Сергея Клычкова, писателя, о котором я до начала репетиций ничего, к сожалению, не знал. Мой Прохор – интересная личность. Военный, но при этом еще и старовер. Для него не существует других цветов, кроме черного и белого. Либо счастье, либо горе. Он не кондовый, просто время другое. Восприятие жизни – все от Бога. Нет детей у них с Пелагеей — воспринимает это как наказание, но не может согласиться с этим. Мучается, продолжает бороться. Мне важно сказать, что без Пелагеи мой герой не может прозвучать, только вместе с ней его можно понять в полной мере. Пелагея и Прохор – будто единое целое.
– Прохор – персонаж драматический, а граф Леон в спектакле «Веселые времена» Михаила Рахлина – наоборот, легкомысленный… – Мне нравится пробовать разное. Да и профессия актера во многом заключается в этом. Граф в «Веселых временах» – это очень забавный персонаж. Франт, немного альфонс. Вальяжный, расслабленный. В общем, совсем не я. Мне говорят, что я серьезный.
– А ты не такой?
– Думается, так говорят люди, которые меня не знают. Да, мне свойственно серьезное отношение к профессии, вообще к жизни. Но в душе я клоун, поэтому трагифарс — мое все. Очень рад, что в моем небольшом пока репертуаре сегодня есть этот спектакль. Жанр позволяет иногда импровизировать, а это я тоже очень люблю. Миша Рахлин поставил отличную комедию, которая с успехом идет уже несколько лет.
– С каким режиссером ты мечтал бы поработать?
– С Юрием Бутусовым. Это абсолютно «мой» режиссер. Он просто еще не знает, что я его артист (смеется). Но я верю, что это время придет. Не может не прийти. Его спектакли – мое спасение. Обостренное чувство правды с природной энергией – я так живу. В этом мой театр. Некоторое время назад в спектакль «Человек из рыбы» (спектакль Юрия Бутусова, идущий в МХТ имени Чехова – прим. Н.В.) нужно было ввести второй состав. Мне сказали: «Дима, у вас встреча с Юрием Николаевичем в Театре Вахтангова. Давайте». Была зима, я шел, волновался, думал: «Господи, неужели»? Когда мы встретились, Юрий Николаевич спрашивал меня про роли в дипломных спектаклях, попросил что-то почитать.
Я прочитал монолог Подсекальникова, которого играл в дипломном спектакле «Самоубийца» по пьесе Николая Эрдмана. Мне кажется, что-то пошло не так, потому что Бутусов не перезвонил (Смеется). Возможно, он не увидел глубину, или недостаточно «взрослые» глаза для роли. Помню, как я психовал и говорил: «Он просто не знает мою жизнь! Ну пусть он со мной просто поговорит!» (Смеется). В итоге Юрий Николаевич сам играл в своем спектакле эту роль.
Посмотрим, что будет дальше. Работаем.
– Сейчас ты репетируешь в новом спектакле Сергея Женовача «В окопах Сталинграда» по повести Виктора Некрасова. Расскажи, как проходят репетиции.
– Сергей Васильевич очень круто разбирает роли. Я вот во многом за этюдный метод, за свое высказывание, так воспитан со Школы-студии, но здесь другая специфика. Другой подход. Он не говорит, как именно ты должен сыграть, но направляет в какую сторону, показывает, и в этом «зашита» вся суть.
– Твой армейский опыт тебе помогает?
– Я знаю, что такое армия. Знаю, как люди могут себя проявлять в критических ситуациях. Как слабый может стать сильным и наоборот. Видел много крайностей. Но, конечно, наш опыт не может сравниться с опытом людей, которые прошли войну.
Роль, которую я репетирую, – капитана Абросимова – небольшая, но важная. Мой герой совершает трагический поступок: ведет в атаку людей, которые погибают. Военный карьерист такой. Он рассчитывал на удачный исход и медаль, а получил трупы молодых пацанов и суд с «изгнанием». Этого можно было избежать, но у каждого своя правда на войне, а уж поступки тем более, и капитан Абросимов не исключение. У войны свои законы, и кто знает, как на ней будет вести себя человек. Дай Бог не узнаем. У нас театр.
