В декабре 2018-го директором Театра Маяковского был назначен заслуженный работник культуры РФ Александр СТУЛЬНЕВ. Такой выбор Департамента культуры Москвы ни у кого в театральной среде не вызвал вопросов. Театру, не прерывая работы над текущим репертуаром, предстояло готовиться одновременно к столетнему юбилею и к давно назревшему капитальному ремонту. Управление процессом в таких напряженных условиях можно было доверить лишь человеку с огромным опытом и безупречным профессионализмом. Но никто тогда не ожидал, что еще одним испытанием станет пандемия...
– Александр Сергеевич, если подвести итог ковидному году, какие финансовые и творческие потери понес Театр им. Маяковского?
– В чём наши творческие потери? Мы не сумели выпустить весной две премьеры: пришлось выпускать их осенью. Слава богу, нам повезло, что показы пришлись на период, когда заполняемость зала составляла 50%. И еще мы успели съездить на гастроли, где и сыграли одну из премьер. В Саратовской области есть фестиваль «Театральное Прихоперье», который проходит в Балашове. Когдато Балашов был богатым городом: в конце XIX века местное купечество построило там хороший театрик. Потом здание обветшало, но недавно его отреставрировали и проводят фестивали, в том числе и всероссийского уровня. К тому же, там очень красивые места, река Хопер, а недалеко – имение Нарышкиных, которое в советское время было санаторием…
– То есть вы в тяжелые времена решили сделать подарок своему коллективу, чтобы хоть как-то разнообразить его жизнь в ожидании аншлагов?
– Можно сказать и так. Хотя мы в Балашове уже второй раз. Они часто приглашают московские театры. Там был МХТ, Евгений Миронов туда приезжал. Но держатся эти инициативы, скорее, на личных связях, поскольку мы все из Саратова. Короче говоря, там мы сыграли премьеру «Дикарки» Островского, а потом уже, вернувшись в Москву, Миндаугас Карбаускис успел выпустить свой спектакль по Бернхарду «Семейный альбом». К сожалению, вышло так, что сыграли его всего два раза, потому что потом заболел Михаил Иванович Филиппов и, признаться, до сих пор еще не оправился. Мы очень его ждем, желаем скорейшего выздоровления, но, похоже, в этом сезоне постановка идти уже не будет. Требуется долгая реабилитация: вот они, страшные последствия ковида.
– А в отношении предстоящих премьер планы не поменялись?
– Нет. Если вы слышите, сейчас трансляция идет. Это как раз репетиции нашей третьей премьеры в сезоне. Мы решили, что нынешний год (после всех пандемийных мытарств) должны прожить под знаком больших комедий. Больших в том смысле, что выпущены они на большой сцене.
– Чем это объясняется?
– Очень просто. Надо немножко народ порадовать веселыми спектаклями.
– Стало быть, вы преследуете и кассовый ход?
– Его мы тоже, конечно, учитывали, поскольку публику надо возвращать в зрительный зал. Мы же понимали, что люди отвыкли за это время ходить в театры. Кроме того, мне кажется, что мы выбрали вполне достойные комедии (Миндаугас Карбаускис утверждал программу). Во-первых, Оскар Уайльд «Как важно быть серьезным», потом Дмитрий Быков по нашей просьбе поработал над переводом пьесы Мольера «Школа жен». Он когда-то делал это для «Табакерки», но получилось, что режиссер, который ставил спектакль, не во всем согласился с переводом Быкова, разбавил его работу отрывками из других переводов пьесы, чем Дмитрий был недоволен. В итоге теперь в Театре им. Маяковского выйдет, наконец, это произведение в авторской редакции Быкова. Совершенно замечательный современный язык, просто потрясающий стих и шутки, которые очень близки сегодняшнему зрителю.
– Дмитрий Быков всегда очень тонко слышит интонацию времени, что для театра, конечно, немаловажно.
– Знаете, что еще хорошо? Он в совершенстве владеет французским. Поэтому ему не нужен был никакой подстрочник. Он мастерски поработал с текстом, убрал длинноты, которые есть у Мольера, но которые в современном театре совершенно неактуальны.
– Мало таких соавторов, трудно их искать?
– Ну, как трудно... У нас есть целый ряд соавторов. Вот Марюс Ивашкявичюс, например, с которым мы давно уже работаем.
– Это почти ваш Чехов.
– Можно сказать и так. «Кант» – это переводная пьеса, он писал ее не для нас. Потом вышло «Изгнание» – тоже переводная пьеса, а вот «Русский роман» Марюс написал специально по нашему заказу. В 2020 году этот спектакль мы должны были играть в Китае (Харбин, Пекин, Шанхай), намечался такой очень масштабный проект, который полностью сорвался. Но мы это понимали уже в декабре 2019 года, когда в Китае началась эпидемия.
– Вернемся к вопросу о возвращении публики в театр. Все запуганы массово, а возвращать надо индивидуально.
– Знаете, весь этот процесс осложнен ещё и правилами продажи билетов, которые введены в Москве. Дело в том, что когда в ноябре ввели 25-процентную заполняемость зала, нам рекомендовали закрыть кассы театра. Притом что в театрах федерального подчинения кассы работали все это время. Нам же оставалось, по требованию Департамента культуры Москвы, продавать билеты только онлайн и только с полной регистрацией абсолютно каждого зрителя. Это очень сильно, конечно, подорвало заполняемость столичных театров городского подчинения. Почему? Потому что не все зрители могут полноценно освоить эту систему. Довольно сложный процесс для многих.
– В федеральных театрах разве не так?
– Да, но у них есть при этом работающие кассы. А что такое касса? Это в первую очередь пожилой зритель и, конечно, турист либо командированный, который плохо знает столичную инфраструктуру и не совсем разбирается, как и где покупать билеты в театр. И этот зритель, увы, отпал. Теперь надо как-то его вернуть в театр. Знаете, откуда еще потеря идет? У нас кресла установлены таким образом, что посадка осуществляется два через два. То есть два кресла мы продаем, а два кресла оставляем пустыми. Мы сумели снять сидушки (в нашем театре они легко снимаются), и это очень устраивает зрителя, потому что смотреть удобно: перед вами никого нет. Но получается так, что иногда кто-то купит одно место, и потому сидушку с соседнего нам приходится снимать, поскольку продать одно кресло довольно сложно: люди ходят в театр, как правило, парами. Такой демонтаж сидений – процесс, конечно, хлопотный, но зато он обеспечивает социальную дистанцию. Вот мы теряем еще на тех одиночных местах, которые нельзя продавать, поскольку зритель, купивший одно место, не может сидеть рядом с незнакомым человеком. У нас были проверки Роспотребнадзора: они оценили нашу рассадку, ведь на кресло без сидения при всем желании пересесть невозможно.
– Надо полагать, что ограничения будут сниматься постепенно. Сначала вернут 80% и только потом 100%.
– Наверное, это хорошо, с одной стороны, но с другой, – конечно, нас это очень сильно волнует.
– В каком смысле? Отучив людей ходить в театр за время пандемии, сумеем ли мы заполнить весь зрительный зал.
– Вряд ли Театру Маяковского стоит опасаться незаполняемости. Звездная труппа, центр города, сильный репертуар… – Понимаете, чего я опасаюсь. В этот ковидный 2020 год нам очень, можно сказать, мощно помог Департамент культуры. Помог он всем театрам, конечно. Но я могу сказать только одно: перед всеми директорами московских театров была поставлена задача, чтобы мы сохранили уровень заработной платы 2019 года. Так вот, нам удалось не только сохранить этот уровень, но и выполнить, и даже чуть-чуть перевыполнить ранее установленную дорожную карту на 2020 год. Она превышает уровень заработной платы 2019 года
– Как превышает?
– Во-первых, за счет собственных сбережений, во-вторых, как я уже отметил, за счет помощи Департамента культуры. В марте 2020 года мы заплатили полную зарплату, среднегодовую, а начиная с апреля по июнь включительно мы выплачивали оклад плюс 70% стимулирующих выплат. (То есть от обычных стимулирующих выплат платили 70%). Платили всем. А начиная с сентября платим всем полную зарплату. Я знаю про многих своих коллег, во всех театрах поступали по-разному. Например, в некоторых коллективах артистов «65+» отправляли на больничные листы. Театру им. Маяковского удалось избежать такой участи. Мы никого не отправили на больничный, потому что у нас в штате 69 человек старше 65 лет. Из них 43 человека – это артисты. Ну, как я могу Светлану Немоляеву лишить работы? Что она получит по этому листку нетрудоспособности?
– Вы считали, какую сумму театр потерял в пандемию от несыгранных спектаклей?
– Порядка 150 миллионов за прошлый год. И, конечно, если бы не помощь Департамента, если бы не это дополнительное финансирование из Москвы, мы бы, конечно, остановились и потеряли бы коллектив. А так мы не потеряли ни одного человека.
– Казалось бы, можно перевести дух и восстанавливать прежнюю жизнь, но перед вашим театром, помнится, стоят новые глобальные задачи. Это, конечно же, юбилей и капитальный ремонт здания.
– Если говорить о юбилее, у нас же вообще странный юбилей. Театр был образован 29 октября 1922 года, хотя здание на 36 лет старше, и много коллективов работало на этой сцене. Но исторически Театр им. Маяковского ведет свое летоисчисление от Театра революции, который возглавлял Мейерхольд. Поэтому мы придумали такой ход: у нас на афишах будет написано «100+36». То есть 100 сезонов плюс 36 лет «предыстории». Будет юбилейный вечер, множество мероприятий и ряд премьер. Так что до юбилея никакой реконструкции проводиться не будет…
– Столетие дома отметите?
– Да, это очень важный вопрос. У нас много артистов, которые всю свою жизнь посвятили этой сцене. Ну как я Светлане Немоляевой скажу, что юбилей мы встретим на чемоданах или на чужой площадке? Светлана Владимировна 62 года на этой сцене играет… Когда она узнала, что предстоит реконструкция и нас переведут во Дворец на Яузе, она была в ужасе. Поэтому мы, конечно, согласились на такую отсрочку. Тем более что из-за пандемии Москва не могла выделить на реконструкцию требуемую сумму. Нам предложили немного подождать. Вот всё и решилось в нашу пользу.
– Ход мудрый, через время и денег будет больше, чем сейчас.
– Конечно. Еще и другое обстоятельство: а куда мы переселимся? Департамент культуры платит, насколько я знаю, довольно большие деньги за аренду Дворца на Яузе ежегодно. А других подобных площадок в городе нет. Мой предшественник Леонид Ошарин перебрал множество вариантов – от метро «Войковская» до «Профсоюзной». Но, как вы понимаете, все они неудобны. Никто не поедет смотреть спектакль в спальный район.
– Для новой сцены Театра Табакова вам удалось собрать суперсовременное оборудование. Здесь тоже получится?
– Я не знаю, получится ли это сделать сейчас, потому что там во многом это удалось за счет денег спонсоров плюс было удачное сотрудничество с немецкой фирмой. Мы нашли человека в Берлине, который был просто завпостом в одном из немецких театров (мы, кстати, там бывали на гастролях с Табаковым), а позже создал фирму по проектированию сценического оборудования. Заказчиков он понимает с полуслова. Я перед ним долго ставил задачу (волновался, поскольку общение шло через переводчика), но в итоге он мое техническое задание перевыполнил на 50% и даже сэкономил нам денег. Потрясающий партнер. Сможем ли мы привлечь его к сотрудничеству с Театром им. Маяковского, пока не знаю. Еще ничего не определено. В этом году возник только вопрос сроков реконструкции. Тем более что мы ожидаем ее в ряду с Пушкинским театром, а денег, которые были заложены в бюджете Москвы на наши две реконструкции, явно не хватает. Нас специально приглашали по этому поводу для разговора: дескать, не будем ли мы недовольны, если нашу реконструкцию, наши строительные дела перенесут на 2023 год. Мы согласились.
– Леонид Ошарин рассказывал нам, что особую тревогу вызывает нынешнее состояние старинного здания. Реконструкция – это еще полбеды. Когда дому больше ста лет, никогда не знаешь, откуда ждать сюрпризов: то трубу прорвет, то проводка не выдержит…
– Он правильно волновался. Вот совсем недавно был «сюрприз»: осенью у нас в подвале прорвало холодный водовод, и стало лить прямо в землю. Мы ничего не могли сделать, мы вызвали город, а они даже не знают, где внешние задвижки – где перекрыть водовод, идущий к театру. Наши внутренние задвижки мы перекрыть не смогли, поскольку они уже просто недееспособны. Если их крутить, то мы их сорвем и устроим наводнение. В конце концов мы устранили аварию. При этом наши сотрудники, я бы сказал, героизм в работе проявили. Реконструкция театральных площадей и реставрация основного здания – памятника федерального значения – дело недалекого будущего. Сейчас разработана концепция, которая предусматривает приспособление наших зданий к современному использованию. Мы очень подробно работали с проектировщиками, создавшими концепцию. Они учли почти все наши пожелания. Если это воплотится в жизнь, Театр Маяковского превратится в одну из лучших по оснащению театральных площадок Москвы.
– Масштабные планы…
– Лишь бы очередная волна пандемии их не нарушила.
– Александр Сергеевич, если подвести итог ковидному году, какие финансовые и творческие потери понес Театр им. Маяковского?
– В чём наши творческие потери? Мы не сумели выпустить весной две премьеры: пришлось выпускать их осенью. Слава богу, нам повезло, что показы пришлись на период, когда заполняемость зала составляла 50%. И еще мы успели съездить на гастроли, где и сыграли одну из премьер. В Саратовской области есть фестиваль «Театральное Прихоперье», который проходит в Балашове. Когдато Балашов был богатым городом: в конце XIX века местное купечество построило там хороший театрик. Потом здание обветшало, но недавно его отреставрировали и проводят фестивали, в том числе и всероссийского уровня. К тому же, там очень красивые места, река Хопер, а недалеко – имение Нарышкиных, которое в советское время было санаторием…
– То есть вы в тяжелые времена решили сделать подарок своему коллективу, чтобы хоть как-то разнообразить его жизнь в ожидании аншлагов?
– Можно сказать и так. Хотя мы в Балашове уже второй раз. Они часто приглашают московские театры. Там был МХТ, Евгений Миронов туда приезжал. Но держатся эти инициативы, скорее, на личных связях, поскольку мы все из Саратова. Короче говоря, там мы сыграли премьеру «Дикарки» Островского, а потом уже, вернувшись в Москву, Миндаугас Карбаускис успел выпустить свой спектакль по Бернхарду «Семейный альбом». К сожалению, вышло так, что сыграли его всего два раза, потому что потом заболел Михаил Иванович Филиппов и, признаться, до сих пор еще не оправился. Мы очень его ждем, желаем скорейшего выздоровления, но, похоже, в этом сезоне постановка идти уже не будет. Требуется долгая реабилитация: вот они, страшные последствия ковида.
– А в отношении предстоящих премьер планы не поменялись?
– Нет. Если вы слышите, сейчас трансляция идет. Это как раз репетиции нашей третьей премьеры в сезоне. Мы решили, что нынешний год (после всех пандемийных мытарств) должны прожить под знаком больших комедий. Больших в том смысле, что выпущены они на большой сцене.
– Чем это объясняется?
– Очень просто. Надо немножко народ порадовать веселыми спектаклями.
– Стало быть, вы преследуете и кассовый ход?
– Его мы тоже, конечно, учитывали, поскольку публику надо возвращать в зрительный зал. Мы же понимали, что люди отвыкли за это время ходить в театры. Кроме того, мне кажется, что мы выбрали вполне достойные комедии (Миндаугас Карбаускис утверждал программу). Во-первых, Оскар Уайльд «Как важно быть серьезным», потом Дмитрий Быков по нашей просьбе поработал над переводом пьесы Мольера «Школа жен». Он когда-то делал это для «Табакерки», но получилось, что режиссер, который ставил спектакль, не во всем согласился с переводом Быкова, разбавил его работу отрывками из других переводов пьесы, чем Дмитрий был недоволен. В итоге теперь в Театре им. Маяковского выйдет, наконец, это произведение в авторской редакции Быкова. Совершенно замечательный современный язык, просто потрясающий стих и шутки, которые очень близки сегодняшнему зрителю.
– Дмитрий Быков всегда очень тонко слышит интонацию времени, что для театра, конечно, немаловажно.
– Знаете, что еще хорошо? Он в совершенстве владеет французским. Поэтому ему не нужен был никакой подстрочник. Он мастерски поработал с текстом, убрал длинноты, которые есть у Мольера, но которые в современном театре совершенно неактуальны.
– Мало таких соавторов, трудно их искать?
– Ну, как трудно... У нас есть целый ряд соавторов. Вот Марюс Ивашкявичюс, например, с которым мы давно уже работаем.
– Это почти ваш Чехов.
– Можно сказать и так. «Кант» – это переводная пьеса, он писал ее не для нас. Потом вышло «Изгнание» – тоже переводная пьеса, а вот «Русский роман» Марюс написал специально по нашему заказу. В 2020 году этот спектакль мы должны были играть в Китае (Харбин, Пекин, Шанхай), намечался такой очень масштабный проект, который полностью сорвался. Но мы это понимали уже в декабре 2019 года, когда в Китае началась эпидемия.
– Вернемся к вопросу о возвращении публики в театр. Все запуганы массово, а возвращать надо индивидуально.
– Знаете, весь этот процесс осложнен ещё и правилами продажи билетов, которые введены в Москве. Дело в том, что когда в ноябре ввели 25-процентную заполняемость зала, нам рекомендовали закрыть кассы театра. Притом что в театрах федерального подчинения кассы работали все это время. Нам же оставалось, по требованию Департамента культуры Москвы, продавать билеты только онлайн и только с полной регистрацией абсолютно каждого зрителя. Это очень сильно, конечно, подорвало заполняемость столичных театров городского подчинения. Почему? Потому что не все зрители могут полноценно освоить эту систему. Довольно сложный процесс для многих.
– В федеральных театрах разве не так?
– Да, но у них есть при этом работающие кассы. А что такое касса? Это в первую очередь пожилой зритель и, конечно, турист либо командированный, который плохо знает столичную инфраструктуру и не совсем разбирается, как и где покупать билеты в театр. И этот зритель, увы, отпал. Теперь надо как-то его вернуть в театр. Знаете, откуда еще потеря идет? У нас кресла установлены таким образом, что посадка осуществляется два через два. То есть два кресла мы продаем, а два кресла оставляем пустыми. Мы сумели снять сидушки (в нашем театре они легко снимаются), и это очень устраивает зрителя, потому что смотреть удобно: перед вами никого нет. Но получается так, что иногда кто-то купит одно место, и потому сидушку с соседнего нам приходится снимать, поскольку продать одно кресло довольно сложно: люди ходят в театр, как правило, парами. Такой демонтаж сидений – процесс, конечно, хлопотный, но зато он обеспечивает социальную дистанцию. Вот мы теряем еще на тех одиночных местах, которые нельзя продавать, поскольку зритель, купивший одно место, не может сидеть рядом с незнакомым человеком. У нас были проверки Роспотребнадзора: они оценили нашу рассадку, ведь на кресло без сидения при всем желании пересесть невозможно.
– Надо полагать, что ограничения будут сниматься постепенно. Сначала вернут 80% и только потом 100%.
– Наверное, это хорошо, с одной стороны, но с другой, – конечно, нас это очень сильно волнует.
– В каком смысле? Отучив людей ходить в театр за время пандемии, сумеем ли мы заполнить весь зрительный зал.
– Вряд ли Театру Маяковского стоит опасаться незаполняемости. Звездная труппа, центр города, сильный репертуар… – Понимаете, чего я опасаюсь. В этот ковидный 2020 год нам очень, можно сказать, мощно помог Департамент культуры. Помог он всем театрам, конечно. Но я могу сказать только одно: перед всеми директорами московских театров была поставлена задача, чтобы мы сохранили уровень заработной платы 2019 года. Так вот, нам удалось не только сохранить этот уровень, но и выполнить, и даже чуть-чуть перевыполнить ранее установленную дорожную карту на 2020 год. Она превышает уровень заработной платы 2019 года
– Как превышает?
– Во-первых, за счет собственных сбережений, во-вторых, как я уже отметил, за счет помощи Департамента культуры. В марте 2020 года мы заплатили полную зарплату, среднегодовую, а начиная с апреля по июнь включительно мы выплачивали оклад плюс 70% стимулирующих выплат. (То есть от обычных стимулирующих выплат платили 70%). Платили всем. А начиная с сентября платим всем полную зарплату. Я знаю про многих своих коллег, во всех театрах поступали по-разному. Например, в некоторых коллективах артистов «65+» отправляли на больничные листы. Театру им. Маяковского удалось избежать такой участи. Мы никого не отправили на больничный, потому что у нас в штате 69 человек старше 65 лет. Из них 43 человека – это артисты. Ну, как я могу Светлану Немоляеву лишить работы? Что она получит по этому листку нетрудоспособности?
– Вы считали, какую сумму театр потерял в пандемию от несыгранных спектаклей?
– Порядка 150 миллионов за прошлый год. И, конечно, если бы не помощь Департамента, если бы не это дополнительное финансирование из Москвы, мы бы, конечно, остановились и потеряли бы коллектив. А так мы не потеряли ни одного человека.
– Казалось бы, можно перевести дух и восстанавливать прежнюю жизнь, но перед вашим театром, помнится, стоят новые глобальные задачи. Это, конечно же, юбилей и капитальный ремонт здания.
– Если говорить о юбилее, у нас же вообще странный юбилей. Театр был образован 29 октября 1922 года, хотя здание на 36 лет старше, и много коллективов работало на этой сцене. Но исторически Театр им. Маяковского ведет свое летоисчисление от Театра революции, который возглавлял Мейерхольд. Поэтому мы придумали такой ход: у нас на афишах будет написано «100+36». То есть 100 сезонов плюс 36 лет «предыстории». Будет юбилейный вечер, множество мероприятий и ряд премьер. Так что до юбилея никакой реконструкции проводиться не будет…
– Столетие дома отметите?
– Да, это очень важный вопрос. У нас много артистов, которые всю свою жизнь посвятили этой сцене. Ну как я Светлане Немоляевой скажу, что юбилей мы встретим на чемоданах или на чужой площадке? Светлана Владимировна 62 года на этой сцене играет… Когда она узнала, что предстоит реконструкция и нас переведут во Дворец на Яузе, она была в ужасе. Поэтому мы, конечно, согласились на такую отсрочку. Тем более что из-за пандемии Москва не могла выделить на реконструкцию требуемую сумму. Нам предложили немного подождать. Вот всё и решилось в нашу пользу.
– Ход мудрый, через время и денег будет больше, чем сейчас.
– Конечно. Еще и другое обстоятельство: а куда мы переселимся? Департамент культуры платит, насколько я знаю, довольно большие деньги за аренду Дворца на Яузе ежегодно. А других подобных площадок в городе нет. Мой предшественник Леонид Ошарин перебрал множество вариантов – от метро «Войковская» до «Профсоюзной». Но, как вы понимаете, все они неудобны. Никто не поедет смотреть спектакль в спальный район.
– Для новой сцены Театра Табакова вам удалось собрать суперсовременное оборудование. Здесь тоже получится?
– Я не знаю, получится ли это сделать сейчас, потому что там во многом это удалось за счет денег спонсоров плюс было удачное сотрудничество с немецкой фирмой. Мы нашли человека в Берлине, который был просто завпостом в одном из немецких театров (мы, кстати, там бывали на гастролях с Табаковым), а позже создал фирму по проектированию сценического оборудования. Заказчиков он понимает с полуслова. Я перед ним долго ставил задачу (волновался, поскольку общение шло через переводчика), но в итоге он мое техническое задание перевыполнил на 50% и даже сэкономил нам денег. Потрясающий партнер. Сможем ли мы привлечь его к сотрудничеству с Театром им. Маяковского, пока не знаю. Еще ничего не определено. В этом году возник только вопрос сроков реконструкции. Тем более что мы ожидаем ее в ряду с Пушкинским театром, а денег, которые были заложены в бюджете Москвы на наши две реконструкции, явно не хватает. Нас специально приглашали по этому поводу для разговора: дескать, не будем ли мы недовольны, если нашу реконструкцию, наши строительные дела перенесут на 2023 год. Мы согласились.
– Леонид Ошарин рассказывал нам, что особую тревогу вызывает нынешнее состояние старинного здания. Реконструкция – это еще полбеды. Когда дому больше ста лет, никогда не знаешь, откуда ждать сюрпризов: то трубу прорвет, то проводка не выдержит…
– Он правильно волновался. Вот совсем недавно был «сюрприз»: осенью у нас в подвале прорвало холодный водовод, и стало лить прямо в землю. Мы ничего не могли сделать, мы вызвали город, а они даже не знают, где внешние задвижки – где перекрыть водовод, идущий к театру. Наши внутренние задвижки мы перекрыть не смогли, поскольку они уже просто недееспособны. Если их крутить, то мы их сорвем и устроим наводнение. В конце концов мы устранили аварию. При этом наши сотрудники, я бы сказал, героизм в работе проявили. Реконструкция театральных площадей и реставрация основного здания – памятника федерального значения – дело недалекого будущего. Сейчас разработана концепция, которая предусматривает приспособление наших зданий к современному использованию. Мы очень подробно работали с проектировщиками, создавшими концепцию. Они учли почти все наши пожелания. Если это воплотится в жизнь, Театр Маяковского превратится в одну из лучших по оснащению театральных площадок Москвы.
– Масштабные планы…
– Лишь бы очередная волна пандемии их не нарушила.
