Владислав Миллер говорит, что при поступлении в колледж Олега Табакова его показ прервал сам Олег Павлович и сказал дружелюбно: «Садись, старик!» Сейчас о том моменте он вспоминает с улыбкой, а тогда казалось, будто мир перевернулся и начинающий артист потерял свой последний шанс. С тех пор за годы учебы и работы в Москве ему еще не раз приходилось удивляться и менять себя – как в плане восприятия мира, так и… собственного стиля.
– Ваш Хлестаков выглядит как хипстер: в оксфордах, чиносах, льняном пиджаке, шляпе. Как изменился ваш стиль в одежде после приезда в Москву?
– Мой стиль в одежде изменился кардинально. Когда я приехал в Москву, был на метр ниже ростом, в огромных очках. Я из маленького города Кашин в Тверской области, где просто не было возможности покупать что-то интересное. Я хорошо помню примерки на картонке на рынках и аргументы со стороны продавцов типа «ты что, это же Турция!». Когда я вырвался в Москву, стал тратить много денег на одежду, я обожаю бренды и гонюсь за ними. Как только у меня появились деньги, первое, что я начал делать – это тратить на свой стиль.
– Какой стиль в одежде вы предпочитаете?
– Я очень изменчив в смысле стиля. Но в основном люблю кэжуал, я большой коллекционер кроссовок, сначала мне нравились «Nike Airforce», у меня их восемь пар. Потом я влюбился в итальянский бренд «Premiata», мне очень нравятся их кроссовки. В основном я одет в джинсы, кроссовки и худи. Но когда прихожу на какие-то кинопремьеры или иду в театр, надеваю костюм и понимаю, что с удовольствием носил бы его ежедневно. В нем по-другому себя ощущаешь.
– Что такое для вас стиль и кого из театральных деятелей вы бы назвали стильным?
– Первым в голову приходит Кирилл Серебренников, он выделяется среди всех. Мне очень нравится стиль Владимира Машкова, у него всегда все просто и со вкусом. Недавно я наткнулся на фотографии Римаса Туминаса и подумал, что он очень классно выглядит, в своей стилистике. Но стиль для меня – это не только одежда, это правила жизни, которые включают в себя какие-то пункты, где и внешний вид, и манера общения, какие-то нравственные качества, то, что человек считает для себя более важным, чего хочет от этой жизни. Стили, например, могут не совпадать в том смысле, что мне не нужно то, что нужно другим.
– Вы принимали участие в показе дизайнера Гоши Рубчинского в качестве модели. Чем этот опыт был вам полезен?
– В студенчестве меня задействовали в спектакле «Макбет» по Шекспиру, шли репетиции, и во время обеденного перерыва я пришел в столовую. Там ко мне подошел мужчина и спросил, знаю ли я про бренд «Гоша Рубчинский», на тот момент был пик его популярности. И он пригласил меня на показ этого бренда, я согласился. Потом уже выяснилось, что это был сам Гоша Рубчинский, я не знал, как он выглядит. Показ был в «Ельцин Центре» в Екатеринбурге. Помню, мы приехали за два дня до показа и репетировали дефиле по ночам, поскольку днем центр был открыт для посетителей. Это был очень интересный опыт для меня. Работа в качестве модели мне доставляет удовольствие. Недавно меня звали в модельное агентство на знакомство и уже на встрече предложили мне пройти пятимесячное обучение для работы в сфере моделинга. Но у меня нет, к сожалению, такой возможности с моим графиком в кино и театре.
– С вашего курса в колледже Табакова выпустились лишь 13 артистов из 24 человек. Остальные не справились с большой нагрузкой?
– Мало кто знает, но школа Табакова – это своего рода армия. На курс всегда набирают 24 человека, педагоги ездят по всей стране и проводят отборы. Я вот недавно был в комиссии, куда меня позвал Владимир Машков, мы летали в Кемерово и прослушивали молодых артистов. Всегда отсматривают в среднем 2500 человек. Когда мы учились, нещадно отчисляли за профнепригодность, поведение, какие-то оступки, каким бы талантливым ты ни был. Пропускать занятия можно было только по болезни. Мы жили в том же здании, где и учились. Это пансионат, который полностью на государственном бюджете. Поступая туда, ты бесплатно живешь, питаешься, тебе платят небольшую стипендию. С приходом Машкова этот колледж сделали институтом. Теперь туда поступить после девятого класса, отучиться пять лет и выйти с высшим образованием в 19–20 лет.
– Было ли сложно психологически оторваться от родителей и сразу попасть в такой насыщенный график?
– Мне было сложно как тогда, так и сейчас. Вообще артист каждый день думает о том, стоило ли ему идти в эту профессию, потому что это самая социально незащищенная профессия. Ты ничего не знаешь, что с тобой будет, какие роли получишь, будет ли успех и так далее. Я набрался терпения, потому что у меня была цель, к которой я шел, и понимал, что все трудности так или иначе должны привести к ней, я хотел работать в театре Табакова. Надо не просто обучаться чему-то, а подкрепить это смыслом, ради чего ты это делаешь. Недавно одна подруга-актриса попросила меня прослушать девочку, которая хочет поступать в театральный. Я задал вопрос, почему ей хочется быть актрисой, и она ответила, что не может жить без сцены. Тогда я спросил, почему ты сейчас не умираешь, ты же не на сцене!? Она пока не осознает, куда идет. А это понимание очень важно.
– Что вам дали студенческие годы в такой уникальной театральной школе?
– Эти четыре года меня научили многому. Это было очень счастливое время. В первую очередь меня научили ремеслу, я понял, как пользоваться профессией «актерское мастерство». Я так или иначе им владею. Во-вторых, нас воспитывали как хороших людей, учили этикету, мы читали огромное количество литературы, смотрели хорошее кино. Нас обучили разным смежным навыкам типа жонглирования, престидижитации – это фокусы, например, с картами.
– У вас был какой-то план, куда бы вы хотели пойти работать после учебы?
– В 2018 году, 12 марта, когда я был на четвертом курсе, не стало Табакова. В один день, с уходом Олега Павловича, мои планы рухнули. Я понимал, что неизвестно, кто придет худруком, что делать, непонятно, как существовать театру. Личность такого масштаба, как Табаков, после себя оставляет очень много пустоты. Я начал поступать в институты, в ГИТИС, школу-студию МХАТ, в «Щепку», в надежде, если пройду, буду еще четыре года учиться на артиста. Параллельно с этим показался в театр Безрукова. Я вам более скажу, я думал, если позвоню в Тверской театр, скажу, что окончил школу Табакова, меня сто процентов возьмут. Мне сказали, чтобы я заполнил анкету, я ее отправил, мне перезвонили и отказали. Тогда я понял, что нужно, видимо, менять профессию. Но в последний день нашей учебы, когда выдавали дипломы, был выпускной. Машков нам сказал, что устроит показ для нашего курса и мы должны будем за два дня продемонстрировать все, чему мы научились. В итоге в театр приняли троих.
– Вы один из первых, кого в театр Табакова взял Владимир Машков...
– Я помню, мне позвонили почти в полночь и сказали, что меня принимают в труппу театра Табакова, я это слушал и просто присел на землю на некоторое время. Затем позвонил мой однокурсник, которого тоже взяли, и сказал, что несет ящик шампанского. И мы пошли в парк со своим курсом, праздновали, и все радовались за нас.
– Мы начали разговор с роли Хлестакова. Что она для вас значит?
– Это роль мирового репертуара, одна из самых лучших ролей, которую может получить артист, потому что это роль-мечта, очень объемная. Спектакль «Ревизор» раскрыл меня как артиста со всех сторон, там очень много юмора, драматизма, хореографии, пластики, которой я неплохо владею. Это сложнейшая роль на вырост, в пьесе написано «молодой человек 23-24 лет с небольшим». На момент премьеры мне было 20 лет. Когда я репетировал, было 19. Это рискованный шаг со стороны Машкова дать мне эту роль. Такого человека, как Хлестаков в том спектакле, который у нас, не может быть. Это человек-воздух. Сейчас невозможно представить ситуацию, что приезжает пацан моего возраста в какой-нибудь регион, и губернатор верит, что он чиновник из Петербурга. Поэтому нужно было искать в Хлестакове чтото такое, во что реально бы поверили зрители и Городничий, которого сыграл Машков. У нас это сделано через множество трюков, чтобы это производило впечатление на присутствующих. И характер персонажа такой, что он реально Дьявол. По-моему, есть даже такая теория, что Гоголь писал Хлестакова как Беса, который принимает окраску любого человека. Я видел записи «Ревизора» в Малом театре, их несколько. Посмотрел спектакль, где Хлестакова играет Андрей Миронов, много читал про спектакль Табакова, где он сыграл Хлестакова. Читал про спектакль, где Хлестакова играл Михаил Щепкин, и потом Гоголь написал, что это самый лучший Хлестаков, которого он видел. Актер все время подсматривает за людьми, которые рядом с ним, и так создает свои образы. Почему в зале возникает смех или слезы? Потому что зритель в конечном итоге видит себя, а не персонажа.
– Для роли Давида Шварца в «Матросской тишине» вы научились играть на скрипке. Как часто вам приходилось заниматься?
– У меня есть музыкальное образование, но чтобы играть на скрипке, нужен абсолютный слух, у меня его нет. Я учился играть на фортепиано и окончил музыкальную школу с отличием, но мне это не помогло. Я занимался полгода, несколько раз в неделю. У меня огромное уважение к людям, которые владеют этим инструментом. Порой было очень сложно, я злился. Но я умею расслабиться в нужный момент, много слушаю музыки, для меня наушники – это отдельный атрибут моей жизни. По-моему, у меня сейчас в телефоне десять тысяч песен, и я постоянно ищу новую музыку, потому что она для меня один из самых важных источников вдохновения. Мне было бы намного грустнее, если бы в этом мире не было музыки. Кстати, мой прадед был скрипачом-самоучкой, он жил в украинской деревне, играл на свадьбах и зарабатывал таким образом себе на жизнь.
– Над чем сейчас работаете в театре и кино?
– Сейчас в театре Табакова Владимир Машков ставит новый спектакль, где у меня одна из центральных ролей. Премьера запланирована на начало июня, под занавес сезона. С апреля у меня начинается большая работа в кино, одна из главных ролей, еще одна – у Олега Меньшикова. Сценарий очень перспективный, выкуплен у Голливуда, это будет адаптация. Снимает один из самых хороших режиссеров, которых я знаю, – Константин Статский, он снял такие хиты, как «Мажор» с Прилучным, «Троцкий» с Хабенским. Однажды у меня был случай, когда я пришел на пробы в кино, меня спросили, где я работаю и что окончил, я ответил и потом рассказал, что играю Хлестакова. После этого режиссер замер на три секунды, спросил, кто играет Городничего. Так меня утвердили в кино на следующий день. Я очень горжусь этой историей.
– Еще живя в Кашине, вам удалось сняться в фильме «Две зимы и три лета» Теймураза Эсадзе. Сложно ли сейчас совмещать театр и кино?
– У меня на первом месте театр. Из-за «Матросской тишины» я пожертвовал главной ролью в полнометражном фильме с Викой Толстогановой, я должен был играть ее сына. Кино использует артиста, его навыки и то, что он нарабатывает в театре. Кино – это больше развлечение, в нем может сняться совершенно любой человек, независимо от того, артист он или нет. Как показывает практика, это может быть вполне успешно. Любой человек может сыграть в кино как минимум себя. В театре это невозможно. В театре работают только профессионалы, владеющие ремеслом. Кинопроекты я отбираю по очень простому принципу: я должен понимать мотивацию персонажа, почему он так делает, тогда и зритель будет понимать. Я смотрю на работы режиссера, мы так или иначе должны сойтись в каком-то едином мнении. В хорошее кино попасть гораздо труднее, потому что его меньше. Все картины, в которых я снимался, совершенно средние. Сейчас была премьера вполне перспективного сериала «Вампиры средней полосы» на платформе «Старт», мой персонаж появляется там в третьей серии. Если голодная рука не душит, то сниматься в плохом кино для меня нет смысла. Так как у меня есть театр, то мне легко отказываться от некачественных сценариев.
– В 2012 году вы вошли в число победителей всероссийского конкурса чтецов. Производите впечатление такого счастливчика, которому все дается легко. Как на самом деле?
– Это был конкурс «Живая классика», он до сих пор идет каждый год, его основатель – Олег Табаков. Тогда я в первый раз узнал, кто такой Олег Павлович. Потом уже попал к нему в школу и в театр. Я бы не сказал, что мне все дается легко. Я отношусь очень добросовестно к своей работе, много работаю над собой, я – постоянно думающий артист. Меня очень огорчают выходные дни: я не могу лежать в кровати, когда Хабенский, например, снимается в кино где-нибудь в Германии. Я очень хочу завоевать эту профессию и своего зрителя, стать успешным артистом, я этого не скрываю. У меня есть цель, и я, не перешагивая ни через чьи головы, пытаюсь ее достичь.
– Ваш Хлестаков выглядит как хипстер: в оксфордах, чиносах, льняном пиджаке, шляпе. Как изменился ваш стиль в одежде после приезда в Москву?
– Мой стиль в одежде изменился кардинально. Когда я приехал в Москву, был на метр ниже ростом, в огромных очках. Я из маленького города Кашин в Тверской области, где просто не было возможности покупать что-то интересное. Я хорошо помню примерки на картонке на рынках и аргументы со стороны продавцов типа «ты что, это же Турция!». Когда я вырвался в Москву, стал тратить много денег на одежду, я обожаю бренды и гонюсь за ними. Как только у меня появились деньги, первое, что я начал делать – это тратить на свой стиль.
– Какой стиль в одежде вы предпочитаете?
– Я очень изменчив в смысле стиля. Но в основном люблю кэжуал, я большой коллекционер кроссовок, сначала мне нравились «Nike Airforce», у меня их восемь пар. Потом я влюбился в итальянский бренд «Premiata», мне очень нравятся их кроссовки. В основном я одет в джинсы, кроссовки и худи. Но когда прихожу на какие-то кинопремьеры или иду в театр, надеваю костюм и понимаю, что с удовольствием носил бы его ежедневно. В нем по-другому себя ощущаешь.
– Что такое для вас стиль и кого из театральных деятелей вы бы назвали стильным?
– Первым в голову приходит Кирилл Серебренников, он выделяется среди всех. Мне очень нравится стиль Владимира Машкова, у него всегда все просто и со вкусом. Недавно я наткнулся на фотографии Римаса Туминаса и подумал, что он очень классно выглядит, в своей стилистике. Но стиль для меня – это не только одежда, это правила жизни, которые включают в себя какие-то пункты, где и внешний вид, и манера общения, какие-то нравственные качества, то, что человек считает для себя более важным, чего хочет от этой жизни. Стили, например, могут не совпадать в том смысле, что мне не нужно то, что нужно другим.
– Вы принимали участие в показе дизайнера Гоши Рубчинского в качестве модели. Чем этот опыт был вам полезен?
– В студенчестве меня задействовали в спектакле «Макбет» по Шекспиру, шли репетиции, и во время обеденного перерыва я пришел в столовую. Там ко мне подошел мужчина и спросил, знаю ли я про бренд «Гоша Рубчинский», на тот момент был пик его популярности. И он пригласил меня на показ этого бренда, я согласился. Потом уже выяснилось, что это был сам Гоша Рубчинский, я не знал, как он выглядит. Показ был в «Ельцин Центре» в Екатеринбурге. Помню, мы приехали за два дня до показа и репетировали дефиле по ночам, поскольку днем центр был открыт для посетителей. Это был очень интересный опыт для меня. Работа в качестве модели мне доставляет удовольствие. Недавно меня звали в модельное агентство на знакомство и уже на встрече предложили мне пройти пятимесячное обучение для работы в сфере моделинга. Но у меня нет, к сожалению, такой возможности с моим графиком в кино и театре.
– С вашего курса в колледже Табакова выпустились лишь 13 артистов из 24 человек. Остальные не справились с большой нагрузкой?
– Мало кто знает, но школа Табакова – это своего рода армия. На курс всегда набирают 24 человека, педагоги ездят по всей стране и проводят отборы. Я вот недавно был в комиссии, куда меня позвал Владимир Машков, мы летали в Кемерово и прослушивали молодых артистов. Всегда отсматривают в среднем 2500 человек. Когда мы учились, нещадно отчисляли за профнепригодность, поведение, какие-то оступки, каким бы талантливым ты ни был. Пропускать занятия можно было только по болезни. Мы жили в том же здании, где и учились. Это пансионат, который полностью на государственном бюджете. Поступая туда, ты бесплатно живешь, питаешься, тебе платят небольшую стипендию. С приходом Машкова этот колледж сделали институтом. Теперь туда поступить после девятого класса, отучиться пять лет и выйти с высшим образованием в 19–20 лет.
– Было ли сложно психологически оторваться от родителей и сразу попасть в такой насыщенный график?
– Мне было сложно как тогда, так и сейчас. Вообще артист каждый день думает о том, стоило ли ему идти в эту профессию, потому что это самая социально незащищенная профессия. Ты ничего не знаешь, что с тобой будет, какие роли получишь, будет ли успех и так далее. Я набрался терпения, потому что у меня была цель, к которой я шел, и понимал, что все трудности так или иначе должны привести к ней, я хотел работать в театре Табакова. Надо не просто обучаться чему-то, а подкрепить это смыслом, ради чего ты это делаешь. Недавно одна подруга-актриса попросила меня прослушать девочку, которая хочет поступать в театральный. Я задал вопрос, почему ей хочется быть актрисой, и она ответила, что не может жить без сцены. Тогда я спросил, почему ты сейчас не умираешь, ты же не на сцене!? Она пока не осознает, куда идет. А это понимание очень важно.
– Что вам дали студенческие годы в такой уникальной театральной школе?
– Эти четыре года меня научили многому. Это было очень счастливое время. В первую очередь меня научили ремеслу, я понял, как пользоваться профессией «актерское мастерство». Я так или иначе им владею. Во-вторых, нас воспитывали как хороших людей, учили этикету, мы читали огромное количество литературы, смотрели хорошее кино. Нас обучили разным смежным навыкам типа жонглирования, престидижитации – это фокусы, например, с картами.
– У вас был какой-то план, куда бы вы хотели пойти работать после учебы?
– В 2018 году, 12 марта, когда я был на четвертом курсе, не стало Табакова. В один день, с уходом Олега Павловича, мои планы рухнули. Я понимал, что неизвестно, кто придет худруком, что делать, непонятно, как существовать театру. Личность такого масштаба, как Табаков, после себя оставляет очень много пустоты. Я начал поступать в институты, в ГИТИС, школу-студию МХАТ, в «Щепку», в надежде, если пройду, буду еще четыре года учиться на артиста. Параллельно с этим показался в театр Безрукова. Я вам более скажу, я думал, если позвоню в Тверской театр, скажу, что окончил школу Табакова, меня сто процентов возьмут. Мне сказали, чтобы я заполнил анкету, я ее отправил, мне перезвонили и отказали. Тогда я понял, что нужно, видимо, менять профессию. Но в последний день нашей учебы, когда выдавали дипломы, был выпускной. Машков нам сказал, что устроит показ для нашего курса и мы должны будем за два дня продемонстрировать все, чему мы научились. В итоге в театр приняли троих.
– Вы один из первых, кого в театр Табакова взял Владимир Машков...– Я помню, мне позвонили почти в полночь и сказали, что меня принимают в труппу театра Табакова, я это слушал и просто присел на землю на некоторое время. Затем позвонил мой однокурсник, которого тоже взяли, и сказал, что несет ящик шампанского. И мы пошли в парк со своим курсом, праздновали, и все радовались за нас.
– Мы начали разговор с роли Хлестакова. Что она для вас значит?
– Это роль мирового репертуара, одна из самых лучших ролей, которую может получить артист, потому что это роль-мечта, очень объемная. Спектакль «Ревизор» раскрыл меня как артиста со всех сторон, там очень много юмора, драматизма, хореографии, пластики, которой я неплохо владею. Это сложнейшая роль на вырост, в пьесе написано «молодой человек 23-24 лет с небольшим». На момент премьеры мне было 20 лет. Когда я репетировал, было 19. Это рискованный шаг со стороны Машкова дать мне эту роль. Такого человека, как Хлестаков в том спектакле, который у нас, не может быть. Это человек-воздух. Сейчас невозможно представить ситуацию, что приезжает пацан моего возраста в какой-нибудь регион, и губернатор верит, что он чиновник из Петербурга. Поэтому нужно было искать в Хлестакове чтото такое, во что реально бы поверили зрители и Городничий, которого сыграл Машков. У нас это сделано через множество трюков, чтобы это производило впечатление на присутствующих. И характер персонажа такой, что он реально Дьявол. По-моему, есть даже такая теория, что Гоголь писал Хлестакова как Беса, который принимает окраску любого человека. Я видел записи «Ревизора» в Малом театре, их несколько. Посмотрел спектакль, где Хлестакова играет Андрей Миронов, много читал про спектакль Табакова, где он сыграл Хлестакова. Читал про спектакль, где Хлестакова играл Михаил Щепкин, и потом Гоголь написал, что это самый лучший Хлестаков, которого он видел. Актер все время подсматривает за людьми, которые рядом с ним, и так создает свои образы. Почему в зале возникает смех или слезы? Потому что зритель в конечном итоге видит себя, а не персонажа.
– Для роли Давида Шварца в «Матросской тишине» вы научились играть на скрипке. Как часто вам приходилось заниматься?
– У меня есть музыкальное образование, но чтобы играть на скрипке, нужен абсолютный слух, у меня его нет. Я учился играть на фортепиано и окончил музыкальную школу с отличием, но мне это не помогло. Я занимался полгода, несколько раз в неделю. У меня огромное уважение к людям, которые владеют этим инструментом. Порой было очень сложно, я злился. Но я умею расслабиться в нужный момент, много слушаю музыки, для меня наушники – это отдельный атрибут моей жизни. По-моему, у меня сейчас в телефоне десять тысяч песен, и я постоянно ищу новую музыку, потому что она для меня один из самых важных источников вдохновения. Мне было бы намного грустнее, если бы в этом мире не было музыки. Кстати, мой прадед был скрипачом-самоучкой, он жил в украинской деревне, играл на свадьбах и зарабатывал таким образом себе на жизнь.
– Над чем сейчас работаете в театре и кино?
– Сейчас в театре Табакова Владимир Машков ставит новый спектакль, где у меня одна из центральных ролей. Премьера запланирована на начало июня, под занавес сезона. С апреля у меня начинается большая работа в кино, одна из главных ролей, еще одна – у Олега Меньшикова. Сценарий очень перспективный, выкуплен у Голливуда, это будет адаптация. Снимает один из самых хороших режиссеров, которых я знаю, – Константин Статский, он снял такие хиты, как «Мажор» с Прилучным, «Троцкий» с Хабенским. Однажды у меня был случай, когда я пришел на пробы в кино, меня спросили, где я работаю и что окончил, я ответил и потом рассказал, что играю Хлестакова. После этого режиссер замер на три секунды, спросил, кто играет Городничего. Так меня утвердили в кино на следующий день. Я очень горжусь этой историей.
– Еще живя в Кашине, вам удалось сняться в фильме «Две зимы и три лета» Теймураза Эсадзе. Сложно ли сейчас совмещать театр и кино?– У меня на первом месте театр. Из-за «Матросской тишины» я пожертвовал главной ролью в полнометражном фильме с Викой Толстогановой, я должен был играть ее сына. Кино использует артиста, его навыки и то, что он нарабатывает в театре. Кино – это больше развлечение, в нем может сняться совершенно любой человек, независимо от того, артист он или нет. Как показывает практика, это может быть вполне успешно. Любой человек может сыграть в кино как минимум себя. В театре это невозможно. В театре работают только профессионалы, владеющие ремеслом. Кинопроекты я отбираю по очень простому принципу: я должен понимать мотивацию персонажа, почему он так делает, тогда и зритель будет понимать. Я смотрю на работы режиссера, мы так или иначе должны сойтись в каком-то едином мнении. В хорошее кино попасть гораздо труднее, потому что его меньше. Все картины, в которых я снимался, совершенно средние. Сейчас была премьера вполне перспективного сериала «Вампиры средней полосы» на платформе «Старт», мой персонаж появляется там в третьей серии. Если голодная рука не душит, то сниматься в плохом кино для меня нет смысла. Так как у меня есть театр, то мне легко отказываться от некачественных сценариев.
– В 2012 году вы вошли в число победителей всероссийского конкурса чтецов. Производите впечатление такого счастливчика, которому все дается легко. Как на самом деле?
– Это был конкурс «Живая классика», он до сих пор идет каждый год, его основатель – Олег Табаков. Тогда я в первый раз узнал, кто такой Олег Павлович. Потом уже попал к нему в школу и в театр. Я бы не сказал, что мне все дается легко. Я отношусь очень добросовестно к своей работе, много работаю над собой, я – постоянно думающий артист. Меня очень огорчают выходные дни: я не могу лежать в кровати, когда Хабенский, например, снимается в кино где-нибудь в Германии. Я очень хочу завоевать эту профессию и своего зрителя, стать успешным артистом, я этого не скрываю. У меня есть цель, и я, не перешагивая ни через чьи головы, пытаюсь ее достичь.
