Спектакль «Анна Ахматова. Дорога не скажу куда» – часть проекта «Театральная касталия: Человек играющий – Волшебный мир и Божественная Среда». В нём тренер Клим (Владимир Клименко, театральный режиссёр, драматург и педагог) не использует ничего, кроме стихотворений Ахматовой. Это не рассказ о её жизни и творчестве, не литературный вечер, это некий сеанс, где с помощью поэзии устанавливается контакт с автором, с природной музыкой голоса, с пространством, с самим собой. В спектакле нет больших декораций, музыкального сопровождения, там нет даже диалогов или монологов. Есть только свет, микрофон со стойкой и актриса, чей голос разливается по залу, согревая его.
Начинается спектакль с молчания. Всё погружено в темноту. Постепенно разгорается софит, освещающий край сцены. Там, на краю, актриса Наталья Гандзюк, на которой держится вся постановка, сидит на стуле, смотрит вперёд, будто ждёт чего-то или кого-то. Видно, что она кутается в пальто черного цвета, на ногах нет обуви. Свет идёт дальше, и становится понятно, что на сцене пусто, ничего нет. А молчание продолжается. Сидя в зале, заметно напрягаешься, потому что не понимаешь, для чего всё вокруг собирается с силами. Даже пространство.
Спустя какое-то время актриса прерывает своё молчание. Она поёт композицию на стихотворение Ахматовой «Приморский сонет», строчка из которого вынесена в название спектакля. Исполняет аккапельно, никакой дополнительной музыки. Голос нежный, сразу хочется ловить каждое пропетое им слово. С этого начинается дорога, по которой режиссёр Клим уводит и актрису, и зрителя. Снова молчание. Затем пение. И так несколько раз до наступления большой паузы. Светло и тихо. Такой ход по началу действительно обескураживает, кажется странным. Но потом приходит понимание: о поэте может рассказать только его поэзия. После этого происходит погружение в спектакль.
Полотно спектакля полностью соткано из стихотворений и голоса актрисы. Со сцены не проскользнуло ни одного лишнего звука или шороха, не сказано ни одного слова, которое не написано рукой Ахматовой. Её поэзия сама по себе очень музыкальна. Пронзительного голоса актрисы хватает, чтобы перейти какой-то незримый рубеж, выйти за установленные внутри границы и каждой клеточкой тела прочувствовать музыку ахматовского стиха.
Во время исполнения подмечаются важные детали – соединение противоположностей, которое заложено и в самой поэтессе, и в поэзии, где тёмное соседствует со светлым. Это визуально воплощается на сцене. Костюм актрисы состоит из тяжёлого пальто и длинного платья под ним. Когда пальто на плечах, фигура кажется угловатой, а тон голоса тяжёлым, а когда оно сброшено, фигура и звучание приобретают нежные черты. Совершено разные настроения живут вместе, дополняя друг друга. Световая геометрия спектакля выстроена так, что и на сцене свет и тень сосуществуют совсем рядом. Одна часть находится во тьме, другая – подсвечена золотым лучом софита. В одной из сцен тёплые дорожки прожектора как будто выстраиваются в дорогу, по которой идёт героиня. Путь уходит куда-то вглубь зала, в бесконечность. Героиня может стоять на одном месте, сидеть на стуле в углу или хаотично бродить, но она всё равно следует по этой световой дороге, уводящей её в вечность. Другая интересная деталь тоже видна под определенным ракурсом. Когда Наталья Гандзюк поворачивается в профиль, отчётливо заметно удивительное природное сходство с героиней спектакля. Похожесть на Ахматову, конечно, не главное тут, но добавляет атмосферности.
Самым тяжёлым и одновременно с этим самым красивым моментом является сцена, где звучит «Реквием», главное произведение в творчестве Ахматовой. Здесь актриса, всё ещё босая и без пальто на плечах, уже подходит к микрофону и поёт в него. В таком формате поэма звучит ещё более пронзительно и по-особенному красиво, но красота эта горькая. Страшные строки разлетаются по залу, ударяются о стены, потолок, пол, и, отскакивая от них, попадают прямо в сердце. В горле пересыхает, на глазах появляются слёзы. Свет же играет в этой сцене особую роль. В зависимости от строфы света становится то больше, то меньше. Где-то остаётся лишь небольшая полоска, с помощью которой на стене отражается лишь часть тени исполнительницы: грудь, плечи и руки, поднятые к небесам в мольбе. Всё. Зрители видят лишь это и слышат голос. Тут происходит настоящее волшебство. Именно в этом моменте особенно кажется, что на сцене не Наталья Гандзюк, а настоящая Анна Ахматова и её горе. Напрочь забывается, что это театр, что на стуле сидеть уже неудобно, что идёт спектакль. Ты видишь Ахматову, слышишь её и внимаешь каждому слову её мольбы, каждому крику, превращённому в строки «Реквиема».
Спектакль заканчивается плавно, но всё же неожиданно. Волшебный транс, который был на протяжении всего спектакля, тоже обрывается вместе с «сеансом». Аплодисменты, зрители выходят из зала. Послевкусие от такого поэтического сеанса сложное. С одной стороны, нелегко быть участником подобных экспериментов с телом и сознанием, и двух часов вполне достаточно. С другой же – внутри всё сжимается от желания слушать ещё и ещё, хоть бесконечно. Главное – как можно дольше находиться в абсолютном контакте с Анной Ахматовой, её песенной поэзией, с пространством и самим собой.
Начинается спектакль с молчания. Всё погружено в темноту. Постепенно разгорается софит, освещающий край сцены. Там, на краю, актриса Наталья Гандзюк, на которой держится вся постановка, сидит на стуле, смотрит вперёд, будто ждёт чего-то или кого-то. Видно, что она кутается в пальто черного цвета, на ногах нет обуви. Свет идёт дальше, и становится понятно, что на сцене пусто, ничего нет. А молчание продолжается. Сидя в зале, заметно напрягаешься, потому что не понимаешь, для чего всё вокруг собирается с силами. Даже пространство.
Спустя какое-то время актриса прерывает своё молчание. Она поёт композицию на стихотворение Ахматовой «Приморский сонет», строчка из которого вынесена в название спектакля. Исполняет аккапельно, никакой дополнительной музыки. Голос нежный, сразу хочется ловить каждое пропетое им слово. С этого начинается дорога, по которой режиссёр Клим уводит и актрису, и зрителя. Снова молчание. Затем пение. И так несколько раз до наступления большой паузы. Светло и тихо. Такой ход по началу действительно обескураживает, кажется странным. Но потом приходит понимание: о поэте может рассказать только его поэзия. После этого происходит погружение в спектакль.
Полотно спектакля полностью соткано из стихотворений и голоса актрисы. Со сцены не проскользнуло ни одного лишнего звука или шороха, не сказано ни одного слова, которое не написано рукой Ахматовой. Её поэзия сама по себе очень музыкальна. Пронзительного голоса актрисы хватает, чтобы перейти какой-то незримый рубеж, выйти за установленные внутри границы и каждой клеточкой тела прочувствовать музыку ахматовского стиха.
Во время исполнения подмечаются важные детали – соединение противоположностей, которое заложено и в самой поэтессе, и в поэзии, где тёмное соседствует со светлым. Это визуально воплощается на сцене. Костюм актрисы состоит из тяжёлого пальто и длинного платья под ним. Когда пальто на плечах, фигура кажется угловатой, а тон голоса тяжёлым, а когда оно сброшено, фигура и звучание приобретают нежные черты. Совершено разные настроения живут вместе, дополняя друг друга. Световая геометрия спектакля выстроена так, что и на сцене свет и тень сосуществуют совсем рядом. Одна часть находится во тьме, другая – подсвечена золотым лучом софита. В одной из сцен тёплые дорожки прожектора как будто выстраиваются в дорогу, по которой идёт героиня. Путь уходит куда-то вглубь зала, в бесконечность. Героиня может стоять на одном месте, сидеть на стуле в углу или хаотично бродить, но она всё равно следует по этой световой дороге, уводящей её в вечность. Другая интересная деталь тоже видна под определенным ракурсом. Когда Наталья Гандзюк поворачивается в профиль, отчётливо заметно удивительное природное сходство с героиней спектакля. Похожесть на Ахматову, конечно, не главное тут, но добавляет атмосферности.
Самым тяжёлым и одновременно с этим самым красивым моментом является сцена, где звучит «Реквием», главное произведение в творчестве Ахматовой. Здесь актриса, всё ещё босая и без пальто на плечах, уже подходит к микрофону и поёт в него. В таком формате поэма звучит ещё более пронзительно и по-особенному красиво, но красота эта горькая. Страшные строки разлетаются по залу, ударяются о стены, потолок, пол, и, отскакивая от них, попадают прямо в сердце. В горле пересыхает, на глазах появляются слёзы. Свет же играет в этой сцене особую роль. В зависимости от строфы света становится то больше, то меньше. Где-то остаётся лишь небольшая полоска, с помощью которой на стене отражается лишь часть тени исполнительницы: грудь, плечи и руки, поднятые к небесам в мольбе. Всё. Зрители видят лишь это и слышат голос. Тут происходит настоящее волшебство. Именно в этом моменте особенно кажется, что на сцене не Наталья Гандзюк, а настоящая Анна Ахматова и её горе. Напрочь забывается, что это театр, что на стуле сидеть уже неудобно, что идёт спектакль. Ты видишь Ахматову, слышишь её и внимаешь каждому слову её мольбы, каждому крику, превращённому в строки «Реквиема».
Спектакль заканчивается плавно, но всё же неожиданно. Волшебный транс, который был на протяжении всего спектакля, тоже обрывается вместе с «сеансом». Аплодисменты, зрители выходят из зала. Послевкусие от такого поэтического сеанса сложное. С одной стороны, нелегко быть участником подобных экспериментов с телом и сознанием, и двух часов вполне достаточно. С другой же – внутри всё сжимается от желания слушать ещё и ещё, хоть бесконечно. Главное – как можно дольше находиться в абсолютном контакте с Анной Ахматовой, её песенной поэзией, с пространством и самим собой.
