Директор Санкт-Петербургского театра «Мюзик-Холл» Юлия СТРИЖАК не первый год подряд добивается ремонта памятника архитектуры, в котором работает прославленный коллектив. После многочисленных экспертиз и согласований ремонт должен был начаться уже в нынешнем году, однако планы пришлось перенести. Тем временем «Мюзик-Холл» продолжает жить и работать в привычных условиях и надеется, что в ближайшей перспективе его все-таки ждет не только ремонт, но и ребрендинг, который позволит восстановить историческую справедливость и напомнит зрителям о том, что эти подмостки связаны с биографией Федора Шаляпина
– Юлия Николаевна, начнем, пожалуй, с наболевшей темы. Знаю, что Театр «Мюзик-Холл» не первый год подряд ждет своей реконструкции. В этом году дело сдвинется с мертвой точки?
– Действительно, много лет мы с маэстро Фабио Мастранджело, художественным руководителем театра, добиваемся, чтобы наш театр поставили на глобальную реконструкцию. И поверьте, это непростой путь – привлечь внимание городских властей, показать, что здание давно в этом нуждается… В последний раз капитальный ремонт здесь был в середине 1980-х. Фойе, гостевые зоны, кабинеты сейчас более-менее в приличном состоянии, поскольку мы сделали косметический ремонт, но зрительный зал требует серьезного обновления. В плачевном состоянии купол, технический этаж, вся подвальная часть и сценический комплекс. У нас, к сожалению, по-прежнему применяется ручной труд, лебёдки... Нет никакой нижней механизации и, к сожалению, никогда не было. Когда возрожденный ленинградский «Мюзик-Холл» сдавали тогдашнему директору Илье Рахлину, ему сказали: либо вы принимаете театр в таком виде, либо здесь будет другой директор. И Рахлин принял, надеясь, что со временем многое удастся исправить, но всё затянулось. Сегодня ни одна декорация не может выехать на сцену, потому что нет поворотного круга. В результате мы, конечно, оказались неконкурентоспособными в техническом плане…
– …Хотя творчески – очень сильные.
– Да, мы заметны в городе, мы входим в число ньюсмейкеров, поскольку плотно работаем с нашей аудиторией. Но в техническом отношении, конечно, не можем реализовать многие замыслы. Почему, например, мы не можем просто взять и покрасить стены?
– Вероятно, потому, что «МюзикХолл» расположен в здании – памятнике архитектуры?
– Да, памятник архитектуры – это всегда особая ответственность. Деньги нужны крупные.... При этом, несколько лет назад нам удалось получить финансирование на проект реконструкции. Была оформлена проектная документация, пройдена государственная экспертиза. Мы попали в АИП – адресную инвестиционную программу Санкт-Петербурга. Была сформирована дорожная карта, согласно которой мы должны были уже в мае этого года покинуть здание. Причем мы долго боролись за то, чтобы получить хоть какое-то временное пристанище для репетиций. Выступления предполагались на арендных площадках, договоры с которыми я уже заключила. Но в силу известных событий эти планы пришлось заморозить. Надолго ли – не знаю. Это решение наших учредителей. Но, на мой взгляд, к реконструкции всё было готово, а сейчас все благородные планы поставлены на паузу. Пока мы остаемся в историческом здании. У нас отличная команда, прекрасные творческие силы, и при этом мы никак не можем выпрыгнуть из этой ситуации неопределенности. Однако мы живем в предлагаемых обстоятельствах; мы должны работать и делать то, что мы умеем… Что касается маэстро Фабио Мастранджело, вы знаете, что он уже более десяти лет гражданин России. Многие звонят, спрашивают: «Как Фабио? Как его самочувствие?» Фабио работает в России и никуда уезжать не собирается. Он уверен, что мир не обойдется без русской музыки, потому что люди не проведут ни одно Рождество без Чайковского, и, конечно, ни одна балетная труппа не пройдет мимо Петра Ильича, никакие интеллектуалы не выживут без Шостаковича и Достоевского. В этом году у нас были запланированы гастроли во Францию и в Италию. Конечно, мы вынуждены были их отменить, но никакого разрыва отношений не последовало. Напротив, мы получили деликатные письма: дескать, мы понимаем, что подобный проект пока невозможен… Зарубежные гастроли все отложились, даже пока Корея и Китай заморожены. Однако мы с успехом выступили в Сочи в середине мая, в Парке науки и искусств «Сириус», дали два концерта, состоящих из произведений русских и итальянских европейских композиторов. В октябре едем на гастроли в Москву, с нашим нашумевшим мюзиклом «Винил» на фестиваль «Видеть музыку».
– Не слишком ли уязвим оказался музыкальный жанр на фоне происходящего? Сейчас, похоже, возрастает интерес к драме, но музыкально-комедийные истории, наверное, теряют зрителей…
– Трудно сказать… Это ведь процесс долгоиграющий, и прямую взаимосвязь установить порой непросто. Но снижения интереса к Театру «Мюзик-Холл» не наблюдается. Думаю, причина здесь в том, что у нас все же многожанровый театр, поскольку Фабио Мастранджело – классический музыкант, у нас есть оперные спектакли в репертуаре. Есть и большая концертная программа. А когда мы с Фабио пришли сюда работать, у нас ни одного названия не было в репертуаре и не было ни одного артиста в штате. И окна не горели по вечерам. И 37 миллионов долга. Как отдавать, если ты не можешь ничего заработать? Была очень сложная ситуация, тогда театр явно тонул…
– Я как раз хотел об этом спросить... Как вам удалось создать фактически новый театр?
– Да, тогда пришлось несладко. Но, к счастью, рядом был Фабио, абсолютный фанат своего дела, который всегда готов играть, дирижировать, придумывать новые программы. Очень не хотелось потерять уникальность этого здания, этого театра и отдать его кому-то случайному или же бизнесу. Такие проекты, насколько я знаю, рассматривались, но бизнесменов театр как театр совсем не интересовал: они предлагали открыть здесь варьете или каток… В итоге город лишился бы уникального культурного объекта. Поэтому наши власти решили восстановить театр и остановились на фигуре Фабио, поскольку в его отношении не скажешь: «Почему он?»
– Идея пришла именно вам?
– Честно говоря, мне, да. Я с Фабио много лет была знакома, дружна, мы делали совместные проекты. И, конечно, я была уверена, что с его появлением мы непременно выиграем. Он человек неунывающий, никогда не жалуется и всегда устремлен вперед.
– Само по себе словосочетание «мюзик-холл» едва ли не дореволюционных времен. Есть и другая ассоциация – что-то романтичное, ленинградское, довоенное. Сегодня вы наполняете театр самой разноплановой программой. То есть создаете театр-бренд. На какую-то ретростилистику ориентируетесь?
– Да, совершенно верно, очень много ассоциаций вызывает такое слово. Причем вы затронули больную тему для нас, поскольку именно так с Фабио мы и думали – менять название не рискнули, плюс нам хотелось подчеркнуть связь времен…
– Вы могли вернуться к истокам – «Народный дом», как было до революции.
– В наш век такое название немного отдает самодеятельностью. До революции «Народный дом» вызывал совершенно иную, довольно стойкую ассоциацию, поскольку был создан в противовес буржуазному императорскому Мариинскому театру – то есть для людей более простых в хорошем смысле слова. Для интеллигенции, для врачей, учителей, даже для рабочих. А основной задачей было просвещение. Считалось, что людям надо дать культурный досуг как альтернативу. Какой? Попробовали театр. И, как ни странно, это сработало. Сюда, в парк при «Народном доме», по выходным приходило от десяти до двадцати тысяч человек. Вдоль канала были построены американские горки, работали рестораны, кафе, так что в какой-то момент оперный зал «Народного дома» составил ощутимую конкуренцию Мариинскому театру: здесь было больше свободы. «Хочешь поставить оперу? Давай!» А в Мариинке был долгий процесс утверждения, императорская сцена, цензура, уставы, вышколенный репертуар, великие князья… Почему Шаляпин так полюбил нашу сцену? Потому что здесь он был звездой, фактически режиссером и художественным руководителем. В кабинете директора, где мы сейчас находимся, Шаляпину разрешали гримироваться.
– Это действительно то самое пространство?
– Да. Из кабинета выход на просторную террасу, почти стометровую. И Шаляпину сюда обеды приносили из ресторана. Он часто капризничал, уезжал с репетиций, такой характер был звездный. Но в то же время он говорил антрепренерам: «Вот я бы спел партию Короля Филиппа!». И для него здесь поставили оперу «Дон Карлос» Верди, а потом по его желанию поставили «Вражью силу». Потому что свободы здесь было значительно больше.
– Как только ни пытались поменять предназначение этого здания, но все равно уже больше века оно существует в своем первозданном виде. Менялись только вывески. И вам приходится теперь, как песчаную горку, собирать эту историю, протягивать нить от Шаляпина к маэстро Фабио…
– Совершенно верно. Здесь был еще и кинотеатр «Великан». Кто только в Ленинграде не посещал «Великан», включая Бродского… Потом, когда Илья Рахлин создал второй, уже гремевший, ленинградский «МюзикХолл», он ходил к городским властям и просил, чтобы ему дали здание. Ему предложили «Колизей» на Невском и… кинотеатр «Великан». И Рахлин выбрал «Великан», потому что это настоящее театральное здание, расположено в парке, есть удобные подъезды и т.д. Правда, потом началось десятилетие невероятно мучительного ремонта, всё делалось по остаточному принципу, всё тормозилось, и надо было вновь ходить по кабинетам…
– Но, кстати, лично у вас, насколько можно судить, отлично получается выстраивать диалог с городскими властями. Вы ведь руководите «МюзикХоллом» с 2014 года…
– Да, восьмой год работаю и действительно многое удалось отстоять, выполнить. Мы создали и оркестр, и хор, и труппу, и репертуар и получаем поддержку города на новые постановки. Еще наш театр проводит фестиваль «Опера – всем». Это тоже была наша идея.
– Но все же вернемся к ребрендингу. Почему вы остановились на названии «Мюзик-Холл»?
– Мы оставили название «Театр «Мюзик-Холл», потому что оно было известно публике. Есть же театр «Ленком» в Москве, но нет уже никакого Ленинского комсомола, и никого это не смущает. Люди ходят в «Ленком». Мы хотели, чтобы и «Мюзик-Холл» стал таким брендом, но, к сожалению, этого не получилось: брендом мы стали, но многие люди, особенно начальники, продолжают воспринимать это название как легкомысленное. Это нам очень мешает. Поэтому мы не первый год подряд считаем, что театр пора переименовать. У нас было несколько вариантов. И лучший, на мой взгляд, Музыкальный театр имени Шаляпина. Мы тестировали это название и на западных наших друзьях и партнерах. Как ни странно, именно Шаляпин пережил свое время, что крайне редко бывает в жизни оперных певцов. Сегодня его имя по-прежнему ассоциируется и с Россией, и с оперой.
– Интересно, что интерьеры театра сохранились. Вы могли бы создать мемориальную историю.
– Как раз сохранился только фасад и архитектурно-планировочные решения; интерьеры не сохранились. Однако в сквере перед нашим театром стоит огромный закладной камень, на котором написано: «Здесь будет установлен памятник Федору Ивановичу Шаляпину». Идея установить памятник рядом с «Народным домом» принадлежит двум обществам любителей творчества Шаляпина – конфронтационным группам, поскольку у них разные представления о том, каким должен быть памятник. Но если мы станем Театром имени Шаляпина, то уж поверьте, мы эту историю каким-то образом реанимируем: усадим всех за стол, договоримся, объявим настоящий конкурс, обсудим его с общественностью, как полагается. Я, например, против памятников композиторам в телесных формах. Мой любимый памятник – памятник Сибелиусу в Хельсинки. Неужели люди, которые работают в архитектуре, в дизайне, те, которые занимаются скульптурой, не смогут придумать что-то интересное?
– А что мешает тогда переименоваться?
– Комитет по культуре никак не может согласовать новое название. Один начальник нам сказал: «Что вас всё в прошлое тянет? Надо что-то современное, надо в будущее смотреть. Давайте модное название». Я говорю: «Какое?». «Ну, придумайте какое-нибудь модное». У нас была вторая идея, тоже моя; поскольку исторически наш театр – Народный дом имени Николая II, можно было бы называться Николаевский театр. Но, мне кажется, это менее современно, менее отражает нашу сущность.
А в биографии Шаляпина отразилась расколотая история России. Он и крестьянин по происхождению, и аристократ, и первый Народный артист республики, и эмигрант. И еще раз повторю, что Шаляпин любил выступать в «Народном доме». Все-таки в императорских театрах он имел меньше свободы выбора. Запад знает эту фамилию очень хорошо, никто не говорит из культурных людей: «Кто это?» Легенда продолжает жить. Мне кажется, что Шаляпин был человек смелый, дерзкий, любил исполнять что-то новое, народный репертуар. Мы не знаем, что бы он предпочел исполнять сегодня. И человек очень коммерческий. Читала воспоминания, что он часто выступал на званых вечерах в частных домах. У Шаляпина было такое правило – гонорар вперед. Как-то раз он приехал в один богатый дом, гости ждут; к нему вышла нарядная хозяйка, а он говорит: «Я готов выступать. А мой гонорар?» Она замешкалась: «Мой муж завтра с Вами рассчитается». Он ответил: «Вы же знаете мое правило». Она молча сняла бриллиантовые серьги, положила ему в руку: «Мы ждем вас». Такая коммерческая хватка.
Конечно, нам было бы трудно существовать только с оперным репертуаром, потому что в городе есть Мариинский театр, есть Михайловский, есть «Санкт-Петербург опера», театр «Зазеркалье», консерватория, которая пока что без зала (реконструкция), но он все-таки будет. И в Концертном зале Мариинского театра есть несколько оперных названий. Конкуренция высокая, но мы все-таки нашли свою нишу – ставим, в том числе, и современные музыкальные спектакли. Мы начали наш разговор с того, на что идут люди в театр. Люди, которые выбирают драматический театр, серьезный спектакль, они, наверное, предпочтут классическую музыку. И у нас они могут с удовольствием послушать программы, предлагаемые Фабио Мастранджело, в том числе с его комментариями и рассуждениями. Но есть другие зрители, которые хотят на какое-то время отвлечься, отложить мобильные телефоны, все источники информации, такие люди предпочтут мюзиклы. К нам в театр очень хорошо ходит молодежь; по Пушкинской карте мы продали более 11 тысяч билетов.
– Значит, молодежь рванула благодаря этому на мюзикл.
– Да, им очень нравится этот жанр. Все-таки они сейчас остались без зарубежного кино. А куда пойти человеку, который еще не театрал, но хочет где-то интересно провести время, пригласить девушку… Мне кажется, в этом плане мюзикл, музыкальный театр идеально подходит.
– Юлия Николаевна, начнем, пожалуй, с наболевшей темы. Знаю, что Театр «Мюзик-Холл» не первый год подряд ждет своей реконструкции. В этом году дело сдвинется с мертвой точки?
– Действительно, много лет мы с маэстро Фабио Мастранджело, художественным руководителем театра, добиваемся, чтобы наш театр поставили на глобальную реконструкцию. И поверьте, это непростой путь – привлечь внимание городских властей, показать, что здание давно в этом нуждается… В последний раз капитальный ремонт здесь был в середине 1980-х. Фойе, гостевые зоны, кабинеты сейчас более-менее в приличном состоянии, поскольку мы сделали косметический ремонт, но зрительный зал требует серьезного обновления. В плачевном состоянии купол, технический этаж, вся подвальная часть и сценический комплекс. У нас, к сожалению, по-прежнему применяется ручной труд, лебёдки... Нет никакой нижней механизации и, к сожалению, никогда не было. Когда возрожденный ленинградский «Мюзик-Холл» сдавали тогдашнему директору Илье Рахлину, ему сказали: либо вы принимаете театр в таком виде, либо здесь будет другой директор. И Рахлин принял, надеясь, что со временем многое удастся исправить, но всё затянулось. Сегодня ни одна декорация не может выехать на сцену, потому что нет поворотного круга. В результате мы, конечно, оказались неконкурентоспособными в техническом плане…
– …Хотя творчески – очень сильные.
– Да, мы заметны в городе, мы входим в число ньюсмейкеров, поскольку плотно работаем с нашей аудиторией. Но в техническом отношении, конечно, не можем реализовать многие замыслы. Почему, например, мы не можем просто взять и покрасить стены?
– Вероятно, потому, что «МюзикХолл» расположен в здании – памятнике архитектуры?
– Да, памятник архитектуры – это всегда особая ответственность. Деньги нужны крупные.... При этом, несколько лет назад нам удалось получить финансирование на проект реконструкции. Была оформлена проектная документация, пройдена государственная экспертиза. Мы попали в АИП – адресную инвестиционную программу Санкт-Петербурга. Была сформирована дорожная карта, согласно которой мы должны были уже в мае этого года покинуть здание. Причем мы долго боролись за то, чтобы получить хоть какое-то временное пристанище для репетиций. Выступления предполагались на арендных площадках, договоры с которыми я уже заключила. Но в силу известных событий эти планы пришлось заморозить. Надолго ли – не знаю. Это решение наших учредителей. Но, на мой взгляд, к реконструкции всё было готово, а сейчас все благородные планы поставлены на паузу. Пока мы остаемся в историческом здании. У нас отличная команда, прекрасные творческие силы, и при этом мы никак не можем выпрыгнуть из этой ситуации неопределенности. Однако мы живем в предлагаемых обстоятельствах; мы должны работать и делать то, что мы умеем… Что касается маэстро Фабио Мастранджело, вы знаете, что он уже более десяти лет гражданин России. Многие звонят, спрашивают: «Как Фабио? Как его самочувствие?» Фабио работает в России и никуда уезжать не собирается. Он уверен, что мир не обойдется без русской музыки, потому что люди не проведут ни одно Рождество без Чайковского, и, конечно, ни одна балетная труппа не пройдет мимо Петра Ильича, никакие интеллектуалы не выживут без Шостаковича и Достоевского. В этом году у нас были запланированы гастроли во Францию и в Италию. Конечно, мы вынуждены были их отменить, но никакого разрыва отношений не последовало. Напротив, мы получили деликатные письма: дескать, мы понимаем, что подобный проект пока невозможен… Зарубежные гастроли все отложились, даже пока Корея и Китай заморожены. Однако мы с успехом выступили в Сочи в середине мая, в Парке науки и искусств «Сириус», дали два концерта, состоящих из произведений русских и итальянских европейских композиторов. В октябре едем на гастроли в Москву, с нашим нашумевшим мюзиклом «Винил» на фестиваль «Видеть музыку».
– Не слишком ли уязвим оказался музыкальный жанр на фоне происходящего? Сейчас, похоже, возрастает интерес к драме, но музыкально-комедийные истории, наверное, теряют зрителей…
– Трудно сказать… Это ведь процесс долгоиграющий, и прямую взаимосвязь установить порой непросто. Но снижения интереса к Театру «Мюзик-Холл» не наблюдается. Думаю, причина здесь в том, что у нас все же многожанровый театр, поскольку Фабио Мастранджело – классический музыкант, у нас есть оперные спектакли в репертуаре. Есть и большая концертная программа. А когда мы с Фабио пришли сюда работать, у нас ни одного названия не было в репертуаре и не было ни одного артиста в штате. И окна не горели по вечерам. И 37 миллионов долга. Как отдавать, если ты не можешь ничего заработать? Была очень сложная ситуация, тогда театр явно тонул…
– Я как раз хотел об этом спросить... Как вам удалось создать фактически новый театр?
– Да, тогда пришлось несладко. Но, к счастью, рядом был Фабио, абсолютный фанат своего дела, который всегда готов играть, дирижировать, придумывать новые программы. Очень не хотелось потерять уникальность этого здания, этого театра и отдать его кому-то случайному или же бизнесу. Такие проекты, насколько я знаю, рассматривались, но бизнесменов театр как театр совсем не интересовал: они предлагали открыть здесь варьете или каток… В итоге город лишился бы уникального культурного объекта. Поэтому наши власти решили восстановить театр и остановились на фигуре Фабио, поскольку в его отношении не скажешь: «Почему он?»
– Идея пришла именно вам?
– Честно говоря, мне, да. Я с Фабио много лет была знакома, дружна, мы делали совместные проекты. И, конечно, я была уверена, что с его появлением мы непременно выиграем. Он человек неунывающий, никогда не жалуется и всегда устремлен вперед.
– Само по себе словосочетание «мюзик-холл» едва ли не дореволюционных времен. Есть и другая ассоциация – что-то романтичное, ленинградское, довоенное. Сегодня вы наполняете театр самой разноплановой программой. То есть создаете театр-бренд. На какую-то ретростилистику ориентируетесь?
– Да, совершенно верно, очень много ассоциаций вызывает такое слово. Причем вы затронули больную тему для нас, поскольку именно так с Фабио мы и думали – менять название не рискнули, плюс нам хотелось подчеркнуть связь времен…
КСТАТИ
Директор Санкт-Петербургского театра «Мюзик-Холл» Юлия СТРИЖАК не первый год подряд добивается ремонта памятника архитектуры, в котором работает прославленный коллектив. После многочисленных экспертиз и согласований ремонт должен был начаться уже в нынешнем году, однако планы пришлось перенести. Тем временем «Мюзик-Холл» продолжает жить и работать в привычных условиях и надеется, что в ближайшей перспективе его все-таки ждет не только ремонт, но и ребрендинг, который позволит восстановить историческую справедливость и напомнит зрителям о том, что эти подмостки связаны с биографией Федора Шаляпина.
– Вы могли вернуться к истокам – «Народный дом», как было до революции.
– В наш век такое название немного отдает самодеятельностью. До революции «Народный дом» вызывал совершенно иную, довольно стойкую ассоциацию, поскольку был создан в противовес буржуазному императорскому Мариинскому театру – то есть для людей более простых в хорошем смысле слова. Для интеллигенции, для врачей, учителей, даже для рабочих. А основной задачей было просвещение. Считалось, что людям надо дать культурный досуг как альтернативу. Какой? Попробовали театр. И, как ни странно, это сработало. Сюда, в парк при «Народном доме», по выходным приходило от десяти до двадцати тысяч человек. Вдоль канала были построены американские горки, работали рестораны, кафе, так что в какой-то момент оперный зал «Народного дома» составил ощутимую конкуренцию Мариинскому театру: здесь было больше свободы. «Хочешь поставить оперу? Давай!» А в Мариинке был долгий процесс утверждения, императорская сцена, цензура, уставы, вышколенный репертуар, великие князья… Почему Шаляпин так полюбил нашу сцену? Потому что здесь он был звездой, фактически режиссером и художественным руководителем. В кабинете директора, где мы сейчас находимся, Шаляпину разрешали гримироваться.
– Это действительно то самое пространство?
– Да. Из кабинета выход на просторную террасу, почти стометровую. И Шаляпину сюда обеды приносили из ресторана. Он часто капризничал, уезжал с репетиций, такой характер был звездный. Но в то же время он говорил антрепренерам: «Вот я бы спел партию Короля Филиппа!». И для него здесь поставили оперу «Дон Карлос» Верди, а потом по его желанию поставили «Вражью силу». Потому что свободы здесь было значительно больше.
– Как только ни пытались поменять предназначение этого здания, но все равно уже больше века оно существует в своем первозданном виде. Менялись только вывески. И вам приходится теперь, как песчаную горку, собирать эту историю, протягивать нить от Шаляпина к маэстро Фабио…
– Совершенно верно. Здесь был еще и кинотеатр «Великан». Кто только в Ленинграде не посещал «Великан», включая Бродского… Потом, когда Илья Рахлин создал второй, уже гремевший, ленинградский «МюзикХолл», он ходил к городским властям и просил, чтобы ему дали здание. Ему предложили «Колизей» на Невском и… кинотеатр «Великан». И Рахлин выбрал «Великан», потому что это настоящее театральное здание, расположено в парке, есть удобные подъезды и т.д. Правда, потом началось десятилетие невероятно мучительного ремонта, всё делалось по остаточному принципу, всё тормозилось, и надо было вновь ходить по кабинетам…
– Но, кстати, лично у вас, насколько можно судить, отлично получается выстраивать диалог с городскими властями. Вы ведь руководите «МюзикХоллом» с 2014 года…
– Да, восьмой год работаю и действительно многое удалось отстоять, выполнить. Мы создали и оркестр, и хор, и труппу, и репертуар и получаем поддержку города на новые постановки. Еще наш театр проводит фестиваль «Опера – всем». Это тоже была наша идея.
– Но все же вернемся к ребрендингу. Почему вы остановились на названии «Мюзик-Холл»?
– Мы оставили название «Театр «Мюзик-Холл», потому что оно было известно публике. Есть же театр «Ленком» в Москве, но нет уже никакого Ленинского комсомола, и никого это не смущает. Люди ходят в «Ленком». Мы хотели, чтобы и «Мюзик-Холл» стал таким брендом, но, к сожалению, этого не получилось: брендом мы стали, но многие люди, особенно начальники, продолжают воспринимать это название как легкомысленное. Это нам очень мешает. Поэтому мы не первый год подряд считаем, что театр пора переименовать. У нас было несколько вариантов. И лучший, на мой взгляд, Музыкальный театр имени Шаляпина. Мы тестировали это название и на западных наших друзьях и партнерах. Как ни странно, именно Шаляпин пережил свое время, что крайне редко бывает в жизни оперных певцов. Сегодня его имя по-прежнему ассоциируется и с Россией, и с оперой.
– Интересно, что интерьеры театра сохранились. Вы могли бы создать мемориальную историю.
– Как раз сохранился только фасад и архитектурно-планировочные решения; интерьеры не сохранились. Однако в сквере перед нашим театром стоит огромный закладной камень, на котором написано: «Здесь будет установлен памятник Федору Ивановичу Шаляпину». Идея установить памятник рядом с «Народным домом» принадлежит двум обществам любителей творчества Шаляпина – конфронтационным группам, поскольку у них разные представления о том, каким должен быть памятник. Но если мы станем Театром имени Шаляпина, то уж поверьте, мы эту историю каким-то образом реанимируем: усадим всех за стол, договоримся, объявим настоящий конкурс, обсудим его с общественностью, как полагается. Я, например, против памятников композиторам в телесных формах. Мой любимый памятник – памятник Сибелиусу в Хельсинки. Неужели люди, которые работают в архитектуре, в дизайне, те, которые занимаются скульптурой, не смогут придумать что-то интересное?
– А что мешает тогда переименоваться?
– Комитет по культуре никак не может согласовать новое название. Один начальник нам сказал: «Что вас всё в прошлое тянет? Надо что-то современное, надо в будущее смотреть. Давайте модное название». Я говорю: «Какое?». «Ну, придумайте какое-нибудь модное». У нас была вторая идея, тоже моя; поскольку исторически наш театр – Народный дом имени Николая II, можно было бы называться Николаевский театр. Но, мне кажется, это менее современно, менее отражает нашу сущность.
А в биографии Шаляпина отразилась расколотая история России. Он и крестьянин по происхождению, и аристократ, и первый Народный артист республики, и эмигрант. И еще раз повторю, что Шаляпин любил выступать в «Народном доме». Все-таки в императорских театрах он имел меньше свободы выбора. Запад знает эту фамилию очень хорошо, никто не говорит из культурных людей: «Кто это?» Легенда продолжает жить. Мне кажется, что Шаляпин был человек смелый, дерзкий, любил исполнять что-то новое, народный репертуар. Мы не знаем, что бы он предпочел исполнять сегодня. И человек очень коммерческий. Читала воспоминания, что он часто выступал на званых вечерах в частных домах. У Шаляпина было такое правило – гонорар вперед. Как-то раз он приехал в один богатый дом, гости ждут; к нему вышла нарядная хозяйка, а он говорит: «Я готов выступать. А мой гонорар?» Она замешкалась: «Мой муж завтра с Вами рассчитается». Он ответил: «Вы же знаете мое правило». Она молча сняла бриллиантовые серьги, положила ему в руку: «Мы ждем вас». Такая коммерческая хватка.
Конечно, нам было бы трудно существовать только с оперным репертуаром, потому что в городе есть Мариинский театр, есть Михайловский, есть «Санкт-Петербург опера», театр «Зазеркалье», консерватория, которая пока что без зала (реконструкция), но он все-таки будет. И в Концертном зале Мариинского театра есть несколько оперных названий. Конкуренция высокая, но мы все-таки нашли свою нишу – ставим, в том числе, и современные музыкальные спектакли. Мы начали наш разговор с того, на что идут люди в театр. Люди, которые выбирают драматический театр, серьезный спектакль, они, наверное, предпочтут классическую музыку. И у нас они могут с удовольствием послушать программы, предлагаемые Фабио Мастранджело, в том числе с его комментариями и рассуждениями. Но есть другие зрители, которые хотят на какое-то время отвлечься, отложить мобильные телефоны, все источники информации, такие люди предпочтут мюзиклы. К нам в театр очень хорошо ходит молодежь; по Пушкинской карте мы продали более 11 тысяч билетов.
– Значит, молодежь рванула благодаря этому на мюзикл.
– Да, им очень нравится этот жанр. Все-таки они сейчас остались без зарубежного кино. А куда пойти человеку, который еще не театрал, но хочет где-то интересно провести время, пригласить девушку… Мне кажется, в этом плане мюзикл, музыкальный театр идеально подходит.
