В Высшей школе сценических искусств Константина Райкина снова набирается курс с двойным профилем «Театроведение и драматургия», руководить которым будут театральный критик Павел Руднев и драматург Олжас Жанайдаров. «Театрал» дозвонился обоим, чтобы узнать подробности.
Павел Руднев
– Что дает обучение одновременно на театроведов и драматургов, судя по первому набору в Школе Райкина?
– Четыре года назад Школа Райкина пустилась в эксперимент, впервые набрала совместный курс. Судя по результатам, курс удался, с нашими студентками уже сотрудничают множество театров и режиссеров, их имена стали известными. Тогда мы не знали результата, сейчас ясно, что это получается. Действительно можно совмещать эти профессии, диалог дисциплин тут возможен. Сегодняшняя театральная практика нуждается в театроведе-кураторе и модераторе, выдумщике и медиуме между художником и зрителем. И одновременно в сегодняшней реальности театры стали нуждаться в драматургах и для авторской, сочинительской деятельности, и для прагматической: создавать инсценировки, интермедии, документальные спектакли, проводить разыскные исследовательские работы.
Отвечать за лейтмотив, за движение из точки А в точку Б – это дело драматурга сегодня в большей степени, чем режиссера, именно он отвечает за структуру. Мозги театроведа как ученого, как исследователя тоже устроены структурно. Драматург сегодня не может не быть знатоком театра, его прошлого и настоящего. И, мне кажется, важно, чтобы в нерациональном художественном творчестве присутствовала эта рациональная струя.
Сущность драматургии сегодня изменилась: драматург, скорее, часть театра, нежели посторонний участник, существующий за пределами театрального производства. Он тот, кто находится внутри театра и работает непосредственно с режиссерами, – так интереснее, так чаще всего ставятся спектакли, когда драматургический текст возникает во время репетиций. И это тоже во многом сближает две профессии – дает им возможность развиваться вместе. И вообще сегодня сама жизнь принуждает обретать как можно больше разных навыков и компетенций. Что-нибудь когда-нибудь пригодится. Если не станет театровед великим драматургом, то хотя бы сумеет в какой-то момент хоть инсценировку написать.
– Как в процессе учебы было выстроено взаимодействие двух мастерских – театроведения и драматургии?
– Вначале это параллельные процессы, а потом, с третьего курса, возникает объединение. Когда студент начинает писать полноценные тексты, то обсуждать их, мне кажется, стоит одновременно – и с точки зрения технологии драматургической, и с точки зрения театроведческой. Но первые два года курсу надо все-таки с педагогом уединяться, закрываться и сперва создавать текстовые полуформы, а когда навык приходит и появляется ощущение публичности профессии, тогда уже возможно слияние мастерских, возможны совместные действия.
Кроме всего прочего, есть лабораторная деятельность за пределами института, то есть, попросту говоря, практика, которая и обязана быть в учебном плане, и мы еще добавляем от себя, да и сами студентки ищут.
Студенток наших приглашали постоянно на разные лаборатории, в разные города – и они очень много поездили: занимались либо театроведческой деятельностью, либо сочиняли вместе с режиссерами. В Ачинске они выпустили общий, совместный спектакль: драматурги приезжали в город, общались с местными жителями – и создали постановку, авторство которой – это курс, по сути. По признаниям самих студентов, именно такая деятельность и сближает.
– Какими навыками должен обладать сегодня театровед, кроме умения писать, работать с текстом?
– Это, конечно, более охватное знание театральной реальности, более глубокое постижение театра. Пытливость, умение сочинять, если не пьесы, то хотя бы проекты, пробовать работать с драматургом, соединять одни пласты культуры с другими пластами, быть частью проектной деятельности, проявлять инициативу в творческих делах, связывать людей между собой. Театровед сегодня – это инструмент консолидации творческих работников.
– Жанр устной рецензии – невероятно сложный и востребованный театрами – как вы его осваиваете со студентами?
– Ходим в разные театры, общаемся с командой спектакля, учимся говорить свои мысли прямо, что называется, в лицо, и хвалить, и ругать, но на труппе – пытаться все-таки разговаривать непосредственно с художником, чтобы возникал диалог. Потому что любые разговоры в итоге превращаются в диалог, что всегда интересно. За текстом часто не видишь человека, о котором пишешь: это заочное общение. А когда идет обсуждение с режиссером и артистами, когда тебя понимают тут же, в ту же секунду, когда ты говоришь, и прислушиваются, это, безусловно, рождает доверие – и с той, и с другой стороны.
– Понятно, что профессия критика сегодня трансформируется: большинство охватных СМИ в театральных обозревателях не нуждается, как и в текстах о театре. Какие профессиональные опции сейчас возможны?
– Я думаю, что это все равно внутритеатральная работа. Театровед – это человек, который порождает смыслы. И помогает художнику ориентироваться в бескрайних просторах истории театра и современности. Все равно это безудержное чтение, смотрение, и значение имеет охват. Если режиссер бесконечно репетирует, то театровед и драматург более свободны в своих телодвижениях, в своем круге чтения. Мне кажется, важно подсказывать и важно открывать новые смыслы, новые тексты, формировать режиссерский портфель, если он не наполнен.
– На ВФТМ вы говорили, что театр должен иметь своего драматурга, т.е. драматург должен быть «спаян» с театральным производством. Это в идеале?
– Это реальность. То есть множество спектаклей сегодня «созревают» тогда, когда драматург приходит на первую репетицию и начинается совместный постановочный процесс. Когда он не приносит готовый текст, который театр только интерпретирует, а оказывается одним из тех, кто сочиняет спектакль, человеком, от творческой энергии которого зависит не просто текст, а сама «температура», атмосфера репетиционная. Это, мне кажется, уже факт. Режиссеру нужен творческий тандем с драматургом для решения художественных задач.
– Насколько он нужен театру как штатная единица, как шеф-драматург?
– Мне кажется, настало время, когда это необходимо. И это необходимая трансформация роли завлита из советского театра. Потому что репертуарная практика показывает, что почти любой текст спектакля требует корректировки, различной инсценировочной деятельности, переписывания, рерайтинга, редакторской работы и т.д. Это как раз та функция, которую может выполнять и театровед, и завлит, и драматург. Как раз тут мы оказываемся в ситуации, когда нужен полиформатный специалист, который может развернуться в разных направлениях. Кроме всего прочего, когда у человека есть опыт одновременно и анализа, и творческой работы, он становится универсалом. Это, конечно, раздвигает горизонты профессии.
– А нужен ли театру завлит, когда есть пресс-атташе и помощники худрука по спецпроектам?
– Я думаю, да. Потому что все-таки в советское время эта профессия была связана в значительной степени с вопросами авторских прав и разговорами с чиновниками, с инструментами цензуры, а сегодня она связана с поиском, то есть не со спросом, а с предложением. Завлит – очень дельный специалист, который может расширять горизонты репертуарного театра, театра-дома, может генерировать проекты, обращать внимание на забытые краски в истории культуры, забытые формы, забытые драматургические линии. Я думаю, что функционал сегодняшнего завлита, если он специалист, гораздо шире, чем предполагается. Это специалист высокого профиля. В идеале. И весь вопрос в том, как поднять престиж этой профессии, как повысить доверие к этой фигуре. Мы не должны переставать об этом говорить: современный завлит может сделать театр более сложной структурой, с более серьезным, большим потенциалом. Только если у него есть полномочия на это, доверие от руководства. Хотя я прекрасно понимаю, что обычно, увы, бывает иначе.
Кроме всего прочего, кто-то ведь должен осуществлять функцию связи со зрителем, но без привязки к денежным отношениям: человек купил билет, его «обслужили», и он ушел. Это все-таки разговор о том, что зрителя можно образовывать. Можно расширять его представления о театре, можно организовывать для него специальные акции, обеспечивать культурное познание, подводить к более сложному восприятию искусства, давать ему новые поводы задуматься, вести кружки. Это всё тоже может осуществлять завлит.
– В чем преимущества театроведческого факультета, по сравнению с продюсерским – он же заточен как раз под интеграцию в театральные процессы?
– И в том, и в другом случае мы всё равно говорим про проектность, про то, как производить театральные проекты. Но театроведческая специальность – это большая погруженность в творчество, прежде всего, это более глубокое изучение культуры, ее тонкостей и различных аспектов. Я думаю, что культурологическое знание продюсеров все-таки ограничено, а здесь – не ограничено.
– Как мастер вы, очевидно, трансформировались, выпустив уже четыре курса. Как за эти годы вы пересмотрели свои подходы, свои методы работы? Последний выпуск в ГИТИСе вас, кажется, порадовал больше, чем первый…
– Это только так кажется! Я думаю, все равно приходит понимание, что чем больше работаешь, чем больше уделяешь внимания студентам, тем лучше результат. Приходится наступать себе на горло, своим интересам – и чаще встречаться, искать полизадачность, наверно. Ну и потом с годами просто увеличивается объем лекций. Потому что любой педагог все время сочиняет новые лекции – лекционных курсов накапливается очень много: больший круг тем, больший охват – и хочется обо всем рассказать новым ребятам. Знания все не передашь – но можно передать метод, способы мышления. Люди умирают или уходят из профессии, но приём ведь остается.
Олжас Жанайдаров
– Что дает совместное обучение драматургов и театроведов? Какие здесь есть плюсы?
– Театр – дело коллективное, здесь всё построено на взаимодействии с профессионалами разных специальностей. Поэтому когда такое сотрудничество происходит уже на этапе учебы, это благотворно для саморазвития, ты сразу начинаешь понимать, как устроен театральный процесс. Кроме того, двойная оптика помогает в творчестве. Драматурги, например, часто нуждаются в обратной связи, в оценке эксперта. Ты написал пьесу и хочешь узнать: а хорошо это сделано или не очень? Что здесь можно поправить, а что – нет? Возможно, ты даже что-то чувствуешь, но не можешь сформулировать. Театроведческая оценка позволяет это выяснить, помогает улучшить текст. Причем это может быть не только мнение твоих коллег-сокурсников, но и твой собственный анализ. Ты, обогащенный знаниями, можешь профессионально оценить свой текст – не только как драматург (взгляд изнутри), но и как театровед (взгляд снаружи).
Учебный процесс на курсе построен так, что все студенты учатся как театроведению, так и драматургии. В мире сегодня время универсалов. Люди осваивают всё больше навыков, обновляют профессии, постоянно чему-то учатся. Это даже не блажь, а требование эпохи. Чем больше ты умеешь, тем более ты конкурентоспособен. Обладая знаниями драматурга и театроведа, ты можешь работать как в одной сфере, так и в другой. Кроме того, это дает тебе более широкий взгляд на мир, на театр, на то, что ты делаешь. Ты можешь встать как в позицию человека, который творит, так и в позицию человека, который оценивает результат творчества. Это очень хорошая прокачка личности.
– Студенческая практика – обязательная часть учебного процесса. Как она вам видится в идеале?
– Мы спланируем процесс обучения так, что они будут заниматься практикой с 1-2 курса, пробовать себя в конкретной работе. Скорее всего, это будут лаборатории на базе разных театров. В рамках таких лабораторий наши студенты могут писать драматургические тексты и разбирать спектакли, готовить рецензии. Это как правило раздельные лаборатории – либо драматургические, либо театроведческие. Но для эффективной логистики может быть и так, что группа приезжает в театр, и студенты работают не только в качестве драматургов, например, пишут инсценировку, но и одновременно практикуются как театральные критики: отсматривают репертуар, делают интервью с актерами или просто общаются с местными театральными профессионалами. Это позволит студентам проявить себя сразу в двух ипостасях.
Естественно, будет и обычная студенческая практика. В случае драматургии это читки своих пьес. Я надеюсь, что у нас получится делать такие мероприятия, как в самой Школе Райкина, так и на других площадках. Также студенты смогут попробовать себя в качестве кураторов, театральных менеджеров. Если, скажем, возникла идея театрального проекта, мы с Павлом можем подумать, где и как её реализовать. Это может быть мини-фестиваль, или постановка, или лаборатория. В таком случае наши студенты выступят как организаторы мероприятия. Я надеюсь также привлекать ребят к работе в тех проектах, к которым имею отношение лично – например, к организации драматургических фестивалей.
Естественно, за время учебы они будут читать очень много современных пьес и смогут проявлять себя как ридеры – люди, которые занимаются анализом, отбором текстов. Я сам в силу своей работы на драматургических фестивалях Любимовка и ДрамаKZ читаю много пьес. Эта практика очень обогащает, и ей мы тоже посвятим время.
Конечно, будут встречи с приглашенными спикерами. Это возможность познакомиться с людьми из мира театра, пообщаться с ними, обменяться идеями и, возможно, запустить совместные проекты. Мы будем работать над тем, чтобы у наших студентов появлялись и выстраивались коммуникации в театральном мире. Обучение в вузе – это же еще возможность обзавестись профессиональными связями. Можно ли это назвать практикой, не знаю, но, мне кажется, это очень полезно.
– Какие профессиональные треки сейчас возможны для театроведа и драматурга? Какие вам видятся самыми перспективными, самыми реальными?
– Во-первых, они могут реализоваться как драматурги в чистом виде, потому что драматург – это сегодня понятие очень широкое. Это не только и не столько человек, который, сидит дома, пишет пьесы и рассылает их по разным театрам. Сейчас драматург часто занимается проектными спектаклями, то есть работает в тандеме с режиссером, когда изначально нет никакого текста. В таком качестве драматург даже более востребован. Сегодня режиссеры все время находятся в поисках не только оригинальных пьес, но и авторов – людей, которые умеют написать текст на заказ, помочь со структурой спектакля, с его формой и смыслами или просто-напросто адаптировать, инсценировать нужный литературный материал.
Кстати, некоторые современные драматурги умеют создавать спектакли сами, без участия режиссеров, с командой или в одиночку. Пресловутый горизонтальный театр позволяет проявлять себя сегодня в качестве постановщиков не только актерам или художникам. Конечно, это зависит от творческой органики конкретного человека. Одни более склонны к такой работе, другие менее. Так или иначе, это тоже одна из опций.
Во-вторых, выпускник нашего курса может стать куратором, управленцем, театральным менеджером. Я, например, никогда не думал, что буду заниматься организацией фестивалей. Но занялся, потому что театральный мир в последние двадцать лет изменился – он мотивирует тебя генерировать, создавать некое событие или, по крайней мере, участвовать в его организации. И сегодня есть множество примеров того, как театроведы, театральные критики занимаются кураторской работой. Мастер курса Павел Руднев, собственно, – один из таких ярких примеров.
Еще, конечно, можно работать в самом театре в качестве завлита или любого другого сотрудника с необходимыми навыками. Например, сейчас в театральной сфере весьма востребованы специалисты с навыками SMM, маркетинга, продвижения. Как ни странно, на таких позициях часто встречаются как раз люди с театроведческим образованием, с бэкграундом в области театральной критики. Это связано с тем, что там многое завязано на тексте, на умении работать с ним – а это то, чем театровед очень хорошо владеет. Знание же предмета ярко выделяет его на фоне обычного журналиста. На нашем курсе, безусловно, работа со словом будет оттачиваться всё время обучения. Причем как в оптике театроведения (публицистика), так и в оптике драматургии (художественное творчество). С учетом того, что российская журналистика сейчас переживает не лучшие времена – она полна ограничений, цензуры и пропаганды – именно художественное слово становится действенным. Вообще, драматургия сегодня – это такая честная, не идеологизированная журналистика. Так что я бы советовал идти на наш курс и тем, кто, например, мечтает стать журналистом. В пьесах ты можешь откровенно рассказывать обо всём, о чем хочешь, но не зависеть от воли редактора и любых других властей.
– Есть мнение, что научить писать, в принципе, невозможно. Человеку либо дано, либо не дано умение чувствовать слово, работать со словом. А вы как считаете?
– Если речь о драматургии, я всегда говорю так: написать хотя бы одну интересную пьесу может любой. Как правило, это будет история из его собственной жизни. Всё дело в навыке письма, в технике, этому научить можно. В чем секрет драматургии как жанра? Мы все стремимся к тому, чтобы упорядочить свою жизнь, как-то структурировать ее, определить причинно-следственную связь событий, которые с нами происходят. Иногда нам это удается, иногда нет, но так или иначе, мы тянемся к этому сознательно и бессознательно. А драматургия как раз занимается тем, что всё структурирует. У каждого человека есть этот запрос внутри – и его можно удовлетворить. Хотя бы один раз – когда он будет писать о себе – ему будет интересно.
– Если говорить о том, как драматург интегрирован в театральное производство, в постановочный процесс. Когда текст спектакля вырастает в процессе общения режиссера и драматурга – это распространенная практика?
– Да, конечно, я об этом уже немного упоминал. Я бы даже сказал, что половина всех спектаклей, которые сейчас создаются, это такого рода коллаборации. Ты пишешь не только авторские пьесы, ты пишешь еще и на заказ – проектные пьесы. То есть изначально это не твоя идея, не твое личное высказывание, а некая тема, которую тебе задает театр, режиссер или актеры. Вы просто собираетесь большой театральной компанией и придумываете спектакль. Роль драматурга сводится к тому, чтобы всё, что придумывается, собрать, записать, дописать, отредактировать. В спектакле, кстати, вообще может быть ни одного слова, придуманного драматургом, он лишь все слова смонтировал – это в первую очередь касается документальных спектаклей.
А порой даже и слова не требуются. Есть такое направление в театре, как танц-драматургия, и есть танц-драматург – человек, который структурирует хореографию. Он смотрит танцевальные движения, пластику, придуманную хореографом, и указывает на то, как это можно свести, выстроить в некую цельную картину, сделать замысел хореографа стройнее, понятней, точнее, насыщенней.
Этому мы тоже будем учить на нашем курсе – уметь структурировать, увидеть и отфильтровать события, уметь вычленить самое главное в шуме жизни. Это то, что, опять же, помогает быть востребованным в театре.
– Многие драматурги пишут для сериалов на онлайн-платформах, на телевидении. В этом направлении не будете натаскивать студентов – как писать киносценарии?
– Четыре года – немалый срок для того, чтобы получить самые разные знания. Естественно, сначала студенты получат некую базу, научатся писать обычные пьесы, а затем уже возможны самые разные ответвления – от инсценировок до постдраматургии. Сценарную форму тоже изучим. Возможно, будут встречи с профессионалами из киноиндустрии. В принципе, это обычное дело сегодня, когда драматург, работая в театральной сфере, пишет еще для кино и телевидения. Тем более, что это очень похожие практики.
Вообще, на курсе каждый сможет попробовать себя в самых разных качествах, чтобы в конце концов выбрать то, что ему по душе, чем он действительно хочет заниматься. Например, человеку нравится писать только авторские пьесы. Зачем же его заставлять придумывать с режиссером спектакль или заниматься кураторством? В этом тоже смысл учебы на нашем курсе – выявить истинную склонность среди всего разнообразия. Попробовал? Понравилось? Отлично. Не понравилось? Ничего страшного, есть и другие возможности. В конечном счете, лучше всего получается только то, что ты любишь делать.

– Что дает обучение одновременно на театроведов и драматургов, судя по первому набору в Школе Райкина?
– Четыре года назад Школа Райкина пустилась в эксперимент, впервые набрала совместный курс. Судя по результатам, курс удался, с нашими студентками уже сотрудничают множество театров и режиссеров, их имена стали известными. Тогда мы не знали результата, сейчас ясно, что это получается. Действительно можно совмещать эти профессии, диалог дисциплин тут возможен. Сегодняшняя театральная практика нуждается в театроведе-кураторе и модераторе, выдумщике и медиуме между художником и зрителем. И одновременно в сегодняшней реальности театры стали нуждаться в драматургах и для авторской, сочинительской деятельности, и для прагматической: создавать инсценировки, интермедии, документальные спектакли, проводить разыскные исследовательские работы.
Отвечать за лейтмотив, за движение из точки А в точку Б – это дело драматурга сегодня в большей степени, чем режиссера, именно он отвечает за структуру. Мозги театроведа как ученого, как исследователя тоже устроены структурно. Драматург сегодня не может не быть знатоком театра, его прошлого и настоящего. И, мне кажется, важно, чтобы в нерациональном художественном творчестве присутствовала эта рациональная струя.
Сущность драматургии сегодня изменилась: драматург, скорее, часть театра, нежели посторонний участник, существующий за пределами театрального производства. Он тот, кто находится внутри театра и работает непосредственно с режиссерами, – так интереснее, так чаще всего ставятся спектакли, когда драматургический текст возникает во время репетиций. И это тоже во многом сближает две профессии – дает им возможность развиваться вместе. И вообще сегодня сама жизнь принуждает обретать как можно больше разных навыков и компетенций. Что-нибудь когда-нибудь пригодится. Если не станет театровед великим драматургом, то хотя бы сумеет в какой-то момент хоть инсценировку написать.
– Как в процессе учебы было выстроено взаимодействие двух мастерских – театроведения и драматургии?
– Вначале это параллельные процессы, а потом, с третьего курса, возникает объединение. Когда студент начинает писать полноценные тексты, то обсуждать их, мне кажется, стоит одновременно – и с точки зрения технологии драматургической, и с точки зрения театроведческой. Но первые два года курсу надо все-таки с педагогом уединяться, закрываться и сперва создавать текстовые полуформы, а когда навык приходит и появляется ощущение публичности профессии, тогда уже возможно слияние мастерских, возможны совместные действия.
Кроме всего прочего, есть лабораторная деятельность за пределами института, то есть, попросту говоря, практика, которая и обязана быть в учебном плане, и мы еще добавляем от себя, да и сами студентки ищут.
Студенток наших приглашали постоянно на разные лаборатории, в разные города – и они очень много поездили: занимались либо театроведческой деятельностью, либо сочиняли вместе с режиссерами. В Ачинске они выпустили общий, совместный спектакль: драматурги приезжали в город, общались с местными жителями – и создали постановку, авторство которой – это курс, по сути. По признаниям самих студентов, именно такая деятельность и сближает.
– Какими навыками должен обладать сегодня театровед, кроме умения писать, работать с текстом?
– Это, конечно, более охватное знание театральной реальности, более глубокое постижение театра. Пытливость, умение сочинять, если не пьесы, то хотя бы проекты, пробовать работать с драматургом, соединять одни пласты культуры с другими пластами, быть частью проектной деятельности, проявлять инициативу в творческих делах, связывать людей между собой. Театровед сегодня – это инструмент консолидации творческих работников.
Каждый театр отвечает сам за себя, а театровед думает об общем, о движении театральной мысли хотя бы в масштабах страны, одного региона, одного города. Я думаю, что это в приоритете.
– Жанр устной рецензии – невероятно сложный и востребованный театрами – как вы его осваиваете со студентами?
– Ходим в разные театры, общаемся с командой спектакля, учимся говорить свои мысли прямо, что называется, в лицо, и хвалить, и ругать, но на труппе – пытаться все-таки разговаривать непосредственно с художником, чтобы возникал диалог. Потому что любые разговоры в итоге превращаются в диалог, что всегда интересно. За текстом часто не видишь человека, о котором пишешь: это заочное общение. А когда идет обсуждение с режиссером и артистами, когда тебя понимают тут же, в ту же секунду, когда ты говоришь, и прислушиваются, это, безусловно, рождает доверие – и с той, и с другой стороны.
– Понятно, что профессия критика сегодня трансформируется: большинство охватных СМИ в театральных обозревателях не нуждается, как и в текстах о театре. Какие профессиональные опции сейчас возможны?
– Я думаю, что это все равно внутритеатральная работа. Театровед – это человек, который порождает смыслы. И помогает художнику ориентироваться в бескрайних просторах истории театра и современности. Все равно это безудержное чтение, смотрение, и значение имеет охват. Если режиссер бесконечно репетирует, то театровед и драматург более свободны в своих телодвижениях, в своем круге чтения. Мне кажется, важно подсказывать и важно открывать новые смыслы, новые тексты, формировать режиссерский портфель, если он не наполнен.
– На ВФТМ вы говорили, что театр должен иметь своего драматурга, т.е. драматург должен быть «спаян» с театральным производством. Это в идеале?
– Это реальность. То есть множество спектаклей сегодня «созревают» тогда, когда драматург приходит на первую репетицию и начинается совместный постановочный процесс. Когда он не приносит готовый текст, который театр только интерпретирует, а оказывается одним из тех, кто сочиняет спектакль, человеком, от творческой энергии которого зависит не просто текст, а сама «температура», атмосфера репетиционная. Это, мне кажется, уже факт. Режиссеру нужен творческий тандем с драматургом для решения художественных задач.
– Насколько он нужен театру как штатная единица, как шеф-драматург?
– Мне кажется, настало время, когда это необходимо. И это необходимая трансформация роли завлита из советского театра. Потому что репертуарная практика показывает, что почти любой текст спектакля требует корректировки, различной инсценировочной деятельности, переписывания, рерайтинга, редакторской работы и т.д. Это как раз та функция, которую может выполнять и театровед, и завлит, и драматург. Как раз тут мы оказываемся в ситуации, когда нужен полиформатный специалист, который может развернуться в разных направлениях. Кроме всего прочего, когда у человека есть опыт одновременно и анализа, и творческой работы, он становится универсалом. Это, конечно, раздвигает горизонты профессии.
– А нужен ли театру завлит, когда есть пресс-атташе и помощники худрука по спецпроектам?
– Я думаю, да. Потому что все-таки в советское время эта профессия была связана в значительной степени с вопросами авторских прав и разговорами с чиновниками, с инструментами цензуры, а сегодня она связана с поиском, то есть не со спросом, а с предложением. Завлит – очень дельный специалист, который может расширять горизонты репертуарного театра, театра-дома, может генерировать проекты, обращать внимание на забытые краски в истории культуры, забытые формы, забытые драматургические линии. Я думаю, что функционал сегодняшнего завлита, если он специалист, гораздо шире, чем предполагается. Это специалист высокого профиля. В идеале. И весь вопрос в том, как поднять престиж этой профессии, как повысить доверие к этой фигуре. Мы не должны переставать об этом говорить: современный завлит может сделать театр более сложной структурой, с более серьезным, большим потенциалом. Только если у него есть полномочия на это, доверие от руководства. Хотя я прекрасно понимаю, что обычно, увы, бывает иначе.
Кроме всего прочего, кто-то ведь должен осуществлять функцию связи со зрителем, но без привязки к денежным отношениям: человек купил билет, его «обслужили», и он ушел. Это все-таки разговор о том, что зрителя можно образовывать. Можно расширять его представления о театре, можно организовывать для него специальные акции, обеспечивать культурное познание, подводить к более сложному восприятию искусства, давать ему новые поводы задуматься, вести кружки. Это всё тоже может осуществлять завлит.
– В чем преимущества театроведческого факультета, по сравнению с продюсерским – он же заточен как раз под интеграцию в театральные процессы?
– И в том, и в другом случае мы всё равно говорим про проектность, про то, как производить театральные проекты. Но театроведческая специальность – это большая погруженность в творчество, прежде всего, это более глубокое изучение культуры, ее тонкостей и различных аспектов. Я думаю, что культурологическое знание продюсеров все-таки ограничено, а здесь – не ограничено.
– Как мастер вы, очевидно, трансформировались, выпустив уже четыре курса. Как за эти годы вы пересмотрели свои подходы, свои методы работы? Последний выпуск в ГИТИСе вас, кажется, порадовал больше, чем первый…
– Это только так кажется! Я думаю, все равно приходит понимание, что чем больше работаешь, чем больше уделяешь внимания студентам, тем лучше результат. Приходится наступать себе на горло, своим интересам – и чаще встречаться, искать полизадачность, наверно. Ну и потом с годами просто увеличивается объем лекций. Потому что любой педагог все время сочиняет новые лекции – лекционных курсов накапливается очень много: больший круг тем, больший охват – и хочется обо всем рассказать новым ребятам. Знания все не передашь – но можно передать метод, способы мышления. Люди умирают или уходят из профессии, но приём ведь остается.

– Что дает совместное обучение драматургов и театроведов? Какие здесь есть плюсы?
– Театр – дело коллективное, здесь всё построено на взаимодействии с профессионалами разных специальностей. Поэтому когда такое сотрудничество происходит уже на этапе учебы, это благотворно для саморазвития, ты сразу начинаешь понимать, как устроен театральный процесс. Кроме того, двойная оптика помогает в творчестве. Драматурги, например, часто нуждаются в обратной связи, в оценке эксперта. Ты написал пьесу и хочешь узнать: а хорошо это сделано или не очень? Что здесь можно поправить, а что – нет? Возможно, ты даже что-то чувствуешь, но не можешь сформулировать. Театроведческая оценка позволяет это выяснить, помогает улучшить текст. Причем это может быть не только мнение твоих коллег-сокурсников, но и твой собственный анализ. Ты, обогащенный знаниями, можешь профессионально оценить свой текст – не только как драматург (взгляд изнутри), но и как театровед (взгляд снаружи).
Учебный процесс на курсе построен так, что все студенты учатся как театроведению, так и драматургии. В мире сегодня время универсалов. Люди осваивают всё больше навыков, обновляют профессии, постоянно чему-то учатся. Это даже не блажь, а требование эпохи. Чем больше ты умеешь, тем более ты конкурентоспособен. Обладая знаниями драматурга и театроведа, ты можешь работать как в одной сфере, так и в другой. Кроме того, это дает тебе более широкий взгляд на мир, на театр, на то, что ты делаешь. Ты можешь встать как в позицию человека, который творит, так и в позицию человека, который оценивает результат творчества. Это очень хорошая прокачка личности.
– Студенческая практика – обязательная часть учебного процесса. Как она вам видится в идеале?
– Мы спланируем процесс обучения так, что они будут заниматься практикой с 1-2 курса, пробовать себя в конкретной работе. Скорее всего, это будут лаборатории на базе разных театров. В рамках таких лабораторий наши студенты могут писать драматургические тексты и разбирать спектакли, готовить рецензии. Это как правило раздельные лаборатории – либо драматургические, либо театроведческие. Но для эффективной логистики может быть и так, что группа приезжает в театр, и студенты работают не только в качестве драматургов, например, пишут инсценировку, но и одновременно практикуются как театральные критики: отсматривают репертуар, делают интервью с актерами или просто общаются с местными театральными профессионалами. Это позволит студентам проявить себя сразу в двух ипостасях.
Естественно, будет и обычная студенческая практика. В случае драматургии это читки своих пьес. Я надеюсь, что у нас получится делать такие мероприятия, как в самой Школе Райкина, так и на других площадках. Также студенты смогут попробовать себя в качестве кураторов, театральных менеджеров. Если, скажем, возникла идея театрального проекта, мы с Павлом можем подумать, где и как её реализовать. Это может быть мини-фестиваль, или постановка, или лаборатория. В таком случае наши студенты выступят как организаторы мероприятия. Я надеюсь также привлекать ребят к работе в тех проектах, к которым имею отношение лично – например, к организации драматургических фестивалей.
Естественно, за время учебы они будут читать очень много современных пьес и смогут проявлять себя как ридеры – люди, которые занимаются анализом, отбором текстов. Я сам в силу своей работы на драматургических фестивалях Любимовка и ДрамаKZ читаю много пьес. Эта практика очень обогащает, и ей мы тоже посвятим время.
Конечно, будут встречи с приглашенными спикерами. Это возможность познакомиться с людьми из мира театра, пообщаться с ними, обменяться идеями и, возможно, запустить совместные проекты. Мы будем работать над тем, чтобы у наших студентов появлялись и выстраивались коммуникации в театральном мире. Обучение в вузе – это же еще возможность обзавестись профессиональными связями. Можно ли это назвать практикой, не знаю, но, мне кажется, это очень полезно.
– Какие профессиональные треки сейчас возможны для театроведа и драматурга? Какие вам видятся самыми перспективными, самыми реальными?
– Во-первых, они могут реализоваться как драматурги в чистом виде, потому что драматург – это сегодня понятие очень широкое. Это не только и не столько человек, который, сидит дома, пишет пьесы и рассылает их по разным театрам. Сейчас драматург часто занимается проектными спектаклями, то есть работает в тандеме с режиссером, когда изначально нет никакого текста. В таком качестве драматург даже более востребован. Сегодня режиссеры все время находятся в поисках не только оригинальных пьес, но и авторов – людей, которые умеют написать текст на заказ, помочь со структурой спектакля, с его формой и смыслами или просто-напросто адаптировать, инсценировать нужный литературный материал.
Кстати, некоторые современные драматурги умеют создавать спектакли сами, без участия режиссеров, с командой или в одиночку. Пресловутый горизонтальный театр позволяет проявлять себя сегодня в качестве постановщиков не только актерам или художникам. Конечно, это зависит от творческой органики конкретного человека. Одни более склонны к такой работе, другие менее. Так или иначе, это тоже одна из опций.
Во-вторых, выпускник нашего курса может стать куратором, управленцем, театральным менеджером. Я, например, никогда не думал, что буду заниматься организацией фестивалей. Но занялся, потому что театральный мир в последние двадцать лет изменился – он мотивирует тебя генерировать, создавать некое событие или, по крайней мере, участвовать в его организации. И сегодня есть множество примеров того, как театроведы, театральные критики занимаются кураторской работой. Мастер курса Павел Руднев, собственно, – один из таких ярких примеров.
Еще, конечно, можно работать в самом театре в качестве завлита или любого другого сотрудника с необходимыми навыками. Например, сейчас в театральной сфере весьма востребованы специалисты с навыками SMM, маркетинга, продвижения. Как ни странно, на таких позициях часто встречаются как раз люди с театроведческим образованием, с бэкграундом в области театральной критики. Это связано с тем, что там многое завязано на тексте, на умении работать с ним – а это то, чем театровед очень хорошо владеет. Знание же предмета ярко выделяет его на фоне обычного журналиста. На нашем курсе, безусловно, работа со словом будет оттачиваться всё время обучения. Причем как в оптике театроведения (публицистика), так и в оптике драматургии (художественное творчество). С учетом того, что российская журналистика сейчас переживает не лучшие времена – она полна ограничений, цензуры и пропаганды – именно художественное слово становится действенным. Вообще, драматургия сегодня – это такая честная, не идеологизированная журналистика. Так что я бы советовал идти на наш курс и тем, кто, например, мечтает стать журналистом. В пьесах ты можешь откровенно рассказывать обо всём, о чем хочешь, но не зависеть от воли редактора и любых других властей.
– Есть мнение, что научить писать, в принципе, невозможно. Человеку либо дано, либо не дано умение чувствовать слово, работать со словом. А вы как считаете?
– Если речь о драматургии, я всегда говорю так: написать хотя бы одну интересную пьесу может любой. Как правило, это будет история из его собственной жизни. Всё дело в навыке письма, в технике, этому научить можно. В чем секрет драматургии как жанра? Мы все стремимся к тому, чтобы упорядочить свою жизнь, как-то структурировать ее, определить причинно-следственную связь событий, которые с нами происходят. Иногда нам это удается, иногда нет, но так или иначе, мы тянемся к этому сознательно и бессознательно. А драматургия как раз занимается тем, что всё структурирует. У каждого человека есть этот запрос внутри – и его можно удовлетворить. Хотя бы один раз – когда он будет писать о себе – ему будет интересно.
– Если говорить о том, как драматург интегрирован в театральное производство, в постановочный процесс. Когда текст спектакля вырастает в процессе общения режиссера и драматурга – это распространенная практика?
– Да, конечно, я об этом уже немного упоминал. Я бы даже сказал, что половина всех спектаклей, которые сейчас создаются, это такого рода коллаборации. Ты пишешь не только авторские пьесы, ты пишешь еще и на заказ – проектные пьесы. То есть изначально это не твоя идея, не твое личное высказывание, а некая тема, которую тебе задает театр, режиссер или актеры. Вы просто собираетесь большой театральной компанией и придумываете спектакль. Роль драматурга сводится к тому, чтобы всё, что придумывается, собрать, записать, дописать, отредактировать. В спектакле, кстати, вообще может быть ни одного слова, придуманного драматургом, он лишь все слова смонтировал – это в первую очередь касается документальных спектаклей.
А порой даже и слова не требуются. Есть такое направление в театре, как танц-драматургия, и есть танц-драматург – человек, который структурирует хореографию. Он смотрит танцевальные движения, пластику, придуманную хореографом, и указывает на то, как это можно свести, выстроить в некую цельную картину, сделать замысел хореографа стройнее, понятней, точнее, насыщенней.
Этому мы тоже будем учить на нашем курсе – уметь структурировать, увидеть и отфильтровать события, уметь вычленить самое главное в шуме жизни. Это то, что, опять же, помогает быть востребованным в театре.
– Многие драматурги пишут для сериалов на онлайн-платформах, на телевидении. В этом направлении не будете натаскивать студентов – как писать киносценарии?
– Четыре года – немалый срок для того, чтобы получить самые разные знания. Естественно, сначала студенты получат некую базу, научатся писать обычные пьесы, а затем уже возможны самые разные ответвления – от инсценировок до постдраматургии. Сценарную форму тоже изучим. Возможно, будут встречи с профессионалами из киноиндустрии. В принципе, это обычное дело сегодня, когда драматург, работая в театральной сфере, пишет еще для кино и телевидения. Тем более, что это очень похожие практики.
Вообще, на курсе каждый сможет попробовать себя в самых разных качествах, чтобы в конце концов выбрать то, что ему по душе, чем он действительно хочет заниматься. Например, человеку нравится писать только авторские пьесы. Зачем же его заставлять придумывать с режиссером спектакль или заниматься кураторством? В этом тоже смысл учебы на нашем курсе – выявить истинную склонность среди всего разнообразия. Попробовал? Понравилось? Отлично. Не понравилось? Ничего страшного, есть и другие возможности. В конечном счете, лучше всего получается только то, что ты любишь делать.